Человек. Книга. История. Московская печать XVII века - Поздеева Ирина

В результате в Верхокамье был составлен уникальный поливидовой архив традиционной культуры местного крестьянского населения, состоящий из шести фондов, отражающих разные аспекты духовной, материальной жизни и творчества общин в их связи с народной верой и книжной культурой[637].

Изученные как целое, именно эти фонды отражают историю местной традиционной культуры в ее диахронном развитии и синхронном богатстве. Традиционную словесность Верхокамья репрезентативно передают книжное собрание НБ МГУ (более 600 памятников XV–XX вв.)[638]и фонд аудиозаписей 1972-1990-х гг.[639] Сегодня в этом фонде зафиксировано несколько сотен номеров всех, без исключения, жанров устной традиционной русской народной словесности, в том числе уникальное региональное собрание записей духовных стихов[640]. (К ним можно добавить небольшой фонд переписки первых десятилетий работы.)

Зрительный образ местной культуры сохранил почти двухтысячный фотофонд (1972–2014) и видеозаписи, выполненные в регионе в 1993–2014 гг.[641] Только аудиовизуальные записи передают во всей полноте человеческую красоту и искренность веры носителей традиционной культуры Верхокамья[642]. Эти материалы объединяют, конкретизируют, позволяют персонифицировать большинство полученных памятников. Благодаря фонду документации (ежегодные дневники каждого полевого отряда, описи находок, рабочие картотеки) можно рассмотреть все фонды как отражение верхокамской традиционной культуры в ее полноте и многогранности. Памятники материальной культуры верхокамского крестьянина-старообрядца, сохранившего до XX в. традиционные методы ведения личного хозяйства, призванного обеспечить всем необходимым «соборных» членов общины, составили в Пермском областном краеведческом музее уникальный по своей полноте верхокамский фонд[643]. Описания индивидуальных крестьянских хозяйств конца 90-х гг. XX в. и их многолетняя история, выявленная при изучении похозяйственных книг, были выполнены под руководством В. П.Пушкова и также зафиксированы в полевых дневниках[644].

Насколько востребованы материалы, полученные верхокамскими комплексными археографическими экспедициями, показывает библиография, которая на 2008 г. состояла из 132 публикаций, им посвященных[645].

Среди них фундаментальные публикации описаний найденных памятников – рукописных книг XV–XX вв., позволяющие впервые документально проследить духовные традиции и книжную культуру конкретного региона на фоне истории его народонаселения и в тесной связи с богатейшей устной словесностью носителей традиции.

В 2007 г. издательство ставропигиального московского Данилова монастыря издало книгу, которая лучше всего подтверждает это положение: «Кому повем печаль мою»[646] [647]. В книге перед нами представлен не только духовный мир крестьян-старообрядцев (104 текста духовных стихов, опубликованных по многочисленным текстам XIX–XX вв., и 65 мелодий, расшифрованных по магнитофонным записям экспедиций 70-90-х гг. XX в.), но и зрительный облик материальной культуры региона и ее носителей, так как в книге опубликованы многие десятки фотографий, выполненных в этом же регионе.

Во время изучения верхокамского материала, пожалуй, впервые удалось столь четко поставить вопрос о взаимозависимости письменной и устной культур, составляющих традиционную народную словесность, в которой устные формы и общие формы устной и письменной словесности играют более значительную роль, чем представлялось ранее[648]. Выявление в маленьком регионе в верховьях Камы более 2200 кириллических книг, большая часть которых датируется XVI – первой половиной XVII в., и не менее впечатляющее богатство всех жанров и форм устной словесности при реальной бедности местного крестьянства в 1970-х гг. – все это могло бы показаться необъяснимым. Однако местная книга и устная история при их совместном изучении позволяют объяснить этот феномен и доказать, что собранные материалы можно рассматривать как системную модель народной культуры, традиционной для местных старообрядческих крестьянских общин, базирующейся на печатной книге дониконовского времени, воззрениях старовыговского беспоповства, строгой системе запретов, повсеместно сохранявшихся еще в 1970-1980-х гг. существующими в Верхокамье конфессиональными общинами[649].

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Прекращение в конце XX в. большинства археографических работ было связано, как правило, с прекращением их государственного финансирования. Однако способствовали этому и вполне объективные процессы.

Сменились, на наш взгляд, и наиболее актуальные задачи археографии, объектом которой является кириллическая книга. Во-первых, на рубеже веков фактически не осталось мест, где древним книгам угрожала бы прямая физическая гибель, как это было почти повсеместно в 1960-1980-е гг. Во-вторых, там, где книги еще оставались в частных руках, археографы, как правило, не могли противостоять наплыву грабителей или богатых скупщиков на вездеходах, буквально подчистую вычищавших деревенские сундуки и чуланы. В-третьих, во многих старообрядческих регионах, где еще недавно сохранялась древняя культура, даже при наличии конфессиональной общины народные традиции исчезают под напором современных коммуникаций и индивидуализации бытия (исключением являются, очевидно, самые отдаленные места, такие как Сибирь или Алтай).

К сожалению, процесс реального возрождения в XXI в. старообрядческих общин, восстановления церквей фактически не связан, да и не может быть прямо связан с возрождением традиций народной жизни и культуры. Он сопровождается внутренними расколами согласий, насаждением на местах усредненных традиций центрального региона (например, в крюковом пении и даже в конфессиональном костюме). Процессы возрождения тем не менее представляют несомненную важность и интерес, так как ранее мы прослеживали только затухание, но интерес этот уже не археографический.

Сказанное вовсе не отменяет необходимости комплексных исследований традиционной культуры в неизученных регионах, исторически заселенных старообрядцами, где сегодня сохранены в достаточной степени даже отдельные направления традиции. Однако самым трудным в их проведении оказываются уже именно археографические исследования, так как в большинстве районов древние книги утрачены, а их истинные знатоки и ценители ушли из жизни. И тем не менее регионы, где комплексные исследования перспективны, несомненно, должны быть тщательно изучены. Например, археографы МГУ ежегодно проводили полевую студенческую практику в районах Кировской области, заселенных старообрядцами очень мало изученного согласия беспоповцев-филипповцев. Основные результаты этих работ опубликованы[650].

Книга и книжность, являясь структурообразующей частью, но только частью культуры многих эпох, связанной с ними тысячами нитей, оставаясь фактом именно данной культуры, продолжают жить как фактор последующих исторических эпох. Современное книговедение и история книги имеют комплексный характер и, кроме социального, стремятся учитывать исторический, современный и даже прогностический аспекты. Поэтому важной частью работы историка становится рассмотрение каждой книги не только как сложного и многозначного комплекса духовного и материального, но и как части библиотеки, книжного собрания, в свою очередь являющихся частью исторически сложившейся книжной культуры региона в ее диахронном развитии и синхронном единстве[651].