Амаира Первого дома - Ина Деш

что ментальное общение продолжали тренировать. Правда, почти безуспешно. Лин мешала тревога, уверенно поселившаяся внутри. Она ни на чем не могла сосредоточиться.

Утром четвертого дня принцесса не выдержала и, провожая амаиров, расплакалась, уткнувшись в грудь феникса. Она глотала слезы, стараясь не всхлипывать, чтобы присутствующие при этом амаинты не видели ее слабости. Трейвент ласково поглаживал девушку по плечам и спине, пытаясь утешить.

— Все будет хорошо, маленькая, — тихонько, на ушко, произнес он, обжигая своим горячим дыханием.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Феникс улыбался мягко и снисходительно, но что-то в его голосе мешало поверить сказанному. Видимо, не только Лин мучилась плохими предчувствиями. Больше всего девушке хотелось удержать его. Не отпускать. Но… Трейвент, как амаир, должен быть там. Она, как принцесса, обязана была делать вид, что все в порядке перед посторонними. Пришлось отпустить. Самой сделать шаг назад, освобождая пространство двора, чтобы Трей мог обратиться. «Будь осторожен», — напоследок мысленно произнесла она, когда песочный дракон стал далекой светлой точкой в небе. «Ты тоже, маленькая». Голос его был тихим и далеким. Словно вот-вот и пропадет совсем. Как она сможет слышать их на более дальнем расстоянии, принцесса даже не представляла.

В этот день у девушки было несколько лекций подряд. В таком непростом графике она еще не работала и голос под конец четвертой лекции слегка охрип. Это произошло одновременно. Гэйхх полоснуло болью такой силы, что Шарлинта застонала вслух и невольно опустилась на колени возле своего стола. Одновременно в голове раздался далекий голос младшенького: «Лин, ты нужна нам».

Принцесса до боли прикусила губу и заставила себя подняться на ноги. Рука под тканью платья буквально горела, разве что всполохов пламени видно не было.

— Разрежь рукав, — чуть слышно попросила девушка, подскочившую к ней тракарамку.

Почему-то жизненно важно было взглянуть на брачную татуировку. Кинжал легко вспорол тонкую шерсть платья. Среднее кольцо гэйхха почернело, словно что-то выжгло все краски. Разве что по самому краю оставалась тонкая желто-красная полоса.

— Мы идем домой. Сейчас, — произнесла Лин для Саариты, а потом нашла глазами телохранителя деда. — Детей оставляю на вас.

Из спальни на первый этаж дома принцесса бежала. Она боялась опоздать. Только прихватила с собой шкатулку с артефактами. Где-то в ней был накопитель, под завязку наполненный магией.

Трейвента внесли в дом ровно в тот момент, когда девушка достигла основания лестницы. Лин замерла на месте, не в состоянии сделать ни шага. Все что она чувствовала, глядя на обескровленное лицо феникса — это глубинный леденящий страх вероятной потери. Парализующий, реальный, осязаемый настолько, что казалось его буквально можно потрогать. Тихий, словно надтреснутый голос Равенеля как будто толкнул девушку в спину, заставляя сделать первый шаг.

— Ты нужна нам.

Трея уложили прямо посреди кухни на полу. Лин опустилась на колени рядом, переходя на магическое зрение. Странно холодные ладони Равенеля легли ей на плечи, удерживая и не давая упасть. Лин на время откинула страх, почти механически отмечая каждый излом магических каналов феникса. Их рисунок настолько был искажен, что регенерация драконов, ничем не подпитываемая, просто отключилась.

— Что это было?

Шарлинта и сама не узнала свой голос в прозвучавшем сиплом шепоте. Ответил ей почему-то Арно Рох, замерший в отдалении, словно боявшийся им помешать своим приближением.

— Магическая ловушка.

Лин потянулась к собственной магии, и, к своему ужасу, осознала, что ее мало. Намного меньше, чем было тогда, когда она лечила Дэра. А повреждений у Трейвента больше. Каналы не просто пережаты, как у мальчика, а буквально изломаны.

Щит. Ее магию запер щит. Об этом говорили и оракул, и мэтр Аратен. Нужно его снять. Сейчас. Потому что Трейвент долго не протянет.

Глава 23

Шарлинта отчетливо представила волны боли, мучившие ее тело при первой попытке избавиться от щита. Нетерпимой, острой, колкой, буквально раскалывающей сознание. Девушка сжала в кулаки задрожавшие пальцы, не чувствуя, как ноготки впиваются в кожу. Не было времени на раздумья и метания. Жизнь едва тлела в лежавшем перед ней амаире.

Принцесса закрыла глаза и потянулась к еле ощутимой трещине в щите, пытаясь добраться до собственной магии под ним. Преграда, словно чужеродное тело, сопротивлялась в ответ. Лин терпела боль, до крови прикусив губу, но щит не ослабевал. Словно не желал пускать ее внутрь, к источнику магии. Боль закручивалась спиралью, которая резко разворачивалась, нанося обжигающие удары в случайную цель, парализуя конечности, выбивая воздух из легких. Перед глазами потемнело, и девушка покачнулась. Злые слезы жгли веки. Что же она натворила тогда ночью в дворцовой беседке?

Сильные руки обхватили Лин за плечи, прижимая к крепкой мужской груди. Нел. Он что-то шептал на ухо, просяще и успокаивающе одновременно. Принцесса не различала слов. Только интонацию. Горечь, страх, нежность. Странный коктейль.

Она еще очень мало знала о старшем амаире. И совсем не была уверена в том что, эти ее знания были хоть как-то близки к истине. Только то, что Равенель никогда не позволял себе демонстрировать чувства на публику, Лин посчитала бы неоспоримым фактом. Нел никогда не позволял себе просто обнять принцессу мимоходом, или прошептать на ухо что-то на грани приличия, словно невзначай прихватив при этом мочку губами, как Икрей. Или же, прижавшись к ее спине мимолетно чмокнуть в макушку, кончиками пальцев поглаживая чувствительное местечко на шее, как Трейвент. Даже тот взгляд, от которого внутри девушки сжималось что-то приятно и болезненно одновременно в ожидании его прикосновений, Равенель позволял себе, только когда они были в спальне.

А сейчас в его интонации было столько оголенных эмоций, что Шарлинта обернулась. Боль, растерянность, страх потери, словно пеплом присыпали глубокую темную синеву его глаз. А еще в его глазах была решимость. Ледяная, пугающая, нерушимая. Лин поняла, что Нел скорее пожертвует братом, чем даст ей причинить себе вред, помогая фениксу. С той же решимостью принцесса возводила стену между ними тогда, во дворце. Только ее толкали на это ревность, обида и недоверие, а Равенеля чувство вины. Вины за то, что когда-то не сберег. Разрушительные эмоции. Только щит от них лишь крепнет. А если от обратного?

Ревность. Лин и сама не могла сказать, когда поверила словам Нела о произошедшем тогда настолько, что рассталась с этим нездоровым чувством.