Седьмой прыжок с кульбитом - Владимир Сербский

«поражен». И когда красота женщины сражала наповал, тогда ее и награждали определением «зараза». Конечно, завкафедрой физо имел в виду не внешние данные, хотя они имелись, а физкультурную красоту ласточки. Именно так его и поняли.

Прерывая поток хвалебных эпитетов, с места высказалась Альбина Петровна, что заведует кафедрой вокального мастерства.

— Люлька очень хорошо показала себя на международном конкурсе в Элисте. Только она не пела, а плясала с саблями, — сообщила педагог, потрясая картонкой с золотым профилем Ленина и яркими красными буквами. — Я собиралась об этом докладывать позже, но вот посмотрите сами: почетная грамота за третье место.

— Если вы не зачтете Люльке историю КПСС, — воскликнул бородатый богатырь, — то объясните мне, как мы будем давать ей повышенную стипендию?

— А мы будем давать? — недоуменно склонил голову проректор. — Повышенную стипендию за что?

— За успехи в боевой и политической подготовке, — хмыкнул я.

Но меня никто не услышал, голос завкафедрой физо оказался сильнее:

— За выдающиеся результаты в спорте!

— Возражаю, — буркнул Косач, целясь вдаль многозначительным взглядом.

Антон взял себя в руки и подвел итог дискуссии:

— Полный кринж.

— Что ж, в очередной раз следует констатировать, что парторг всегда прав, — пробормотал я. — Раньше мне казалось, что позерство — это в «Камасутре». Но Косач оказался выше.

— Одна неделя, — быстро сказал Антон вслух.

— Чего? — не понял Яков Моисеевич.

— Дайте мне неделю, и Ксения Люлька будет готова к зачету по истории КПСС. Еще одну неделю — и будет готова к экзамену.

Без промедления он обратился ко мне:

— Значит так, Дед. Ты мне был много должен, теперь не будешь. Сделаешь — и мы в расчете.

А я что? Я без проблем.

Собрание в наших переговорах не участвовало. Высокие стороны переглядывались молча. И затянувшееся молчание означало согласие.

— Спасибо, Альбина Петровна, — прервал паузу проректор Гузий. — Третье место на международном конкурсе — достойный результат. Что касается Бережного, то у меня вопрос. Каким образом оркестр «Надежда» оказался в Элисте, если мы их туда не посылали? Я точно помню, что мы посылали одну Люльку.

Глава 44

Глава сорок четвертая, в которой моя гитара устала дрожать, а утро дышит у ней на груди

В Калмыкию я не попал, хотя и хотелось. Никогда там не бывал, и в этот раз не срослось. Хнычь не хнычь, а так бывает, когда важных людей дела не отпускают. Во времена Ельцина о подобных случаях писали туманно: «Он работает с документами, рукопожатие крепкое».

У меня всё оказалось проще, навалилось как-то разное и сразу. То то, то сё, то это. Подневольных поденщиков, вроде меня, праздничные дни не касаются, больных надо пользовать постоянно. Хозяйство опять же. Закрутился. Как говорится, диван не лежаный, интернет не сиженый. И что делать, если мелодию создают все клавиши инструмента — и черные, и белые? Такова жизнь, и не надо здесь рыдания Ярославны устраивать.

Но не все так плохо. В Калмыкии Антон нащелкал пять пленок, на обратном пути написал толковые путевые заметки, да еще устно изложил отчет по командировке, четко, вполне информативно. Так что представление сложилось. В долгую дорогу оркестр отправился вполне комфортно, на мягких сиденьях автобуса «Икарус». Бело-красного междугородного красавца раздобыл таксист Денис в четвертом автохозяйстве. В качестве мзды пошли какие-то запчасти от «Волги», которые здесь страшный дефицит, а также обещание оплатить бензин. Прямо говоря, копеечное дело.

Деловых попутчиков оказалось мало, всего трое снабженцев с ГПЗ-10. В Элисте они намеревались провернуть какие-то махинации в интересах своего завода, что в наше время считается делом обычным. Тут не надо быть Кассандрой, чтобы догадаться: пушки в обмен на масло. На заводе полно металла, причем всякого, а в Элисте полно мяса и колбасы. От перемены мест слагаемых сумма не изменится, зато жизнь засияет новыми красками. Плановое хозяйство в действии, натянутое на всю страну…

Водитель Икаруса, как опытный экскурсовод, в Калмыкию въехал на рассвете. И сразу признал недействительным совет поэта Фета «на заре ты ее не буди, на заре она сладко так спит». Конечно, особенно не поспишь, когда из динамиков несется бодрый крик «Посмотрите направо, посмотрите налево».

Поэтому туристы и цветущую степь увидели, и восходящее солнце, и табун сайгаков на горизонте. Белые тюльпаны уже отцвели, желтые попадались редко, зато красные, желто-красные и какие-то пестрые еще держались. А цветение мака только начиналось.

— Это хорошо, что желтых цветов почти не видно, — сказала Анюта. — Желтые тюльпаны — вестники разлуки.

— С чего ты решила? — возразила Уля Тулаева. — Золото всегда считалось символом богатства и великолепия.

— Так то золото! — хмыкнула Анюта. — А желтый — это цвет измены, ревности и лжи.

— А красный? — заинтересовалась Жанна.

— Пурпурный — цвет величия, красный — цвет остроумия, а розовый — цвет любви и нежности.

— Кстати, девочки, — предупредила Уля. — Уже говорила, но еще раз повторю: рвать тюльпаны бесполезно, через час завянут даже в банке с водой.

Позавтракали здесь же, на свежем воздухе, чем бог послал в тормозках и кастрюльках. Послушали занятную байку калмычки о черном тюльпане, который цветет раз в девять лет. Цветок настолько редкий, что увидевший его сразу получает исполнение любого желания. Переглянулись, поржали, и помчались в Элисту за победой, в которой никто не сомневался. Благодаря Уле Тулаевой эта уверенность, словно инфекция, поразила каждого участника оркестра, причем без всякого черного тюльпана. Может потому, что черный — это цвет печали?

Сам конкурс описывать нечего — шум гам, пыль и разноголосая толкотня за кулисами летнего кинотеатра. Над сценой — кумачовый транспарант с большим приветом участникам конкурса и категоричным предложением: «Пусть живет в веках дело Ленина». Пусть. Жив и я, привет тебе, привет… Только вот дело Ленина не продержится и века, невзирая на повсеместные призывы. Всё потомки просрали, вместе с полимерами…

Калмыки часто употребляют слово «менд», что дословно переводится как «здоровье». В зависимости от ситуации и статуса визави, «менд» с различными приставками выражает приветствие от уважительного «здравия желаю» до простецкого «здрасте». Местные жители считают, что пожелание здоровья, сделанное от души, охраняет от болезней всех, включая оратора.

Поэтому калмык может просто зайти к соседу только для того, чтобы поздороваться. А вот отправляющимся в путь людям друзья говорят «менд амулнг иртн». Это означает пожелание попутного ветра и