Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе - Светозар Чернов

– А что там еще есть в газете, кроме портрета? – спросил увязавшийся за ним в столовую Владимиров.

Но Фаберовский так зверски посмотрел на него, что Артемий Иванович испугался. В молчании они сели и стали пить пиво.

– А ваш знакомец Смит – только ваша вина, – заметил Владимиров. – Я его до вас и знать не знал!

– Это моя вина и я ее искуплю, – сказал поляк. – Я женюсь на его дочери и пусть он тогда посмеет мне что-нибудь сделать! Так что езжайте, пан Артемий, в хотель и не вздумайте больше ездить в Вулворт за пирожками. Раз существует портрет в газете и у меня украдены документы, то через наши поездки к Дарье Смит может выследить, где живет Васильев.

Они расстались, Фаберовский взял кэб и поехал на Харли-стрит к Смитам. Вручив пожилому слуге свою карточку, он попросил передать ее мисс Смит и через минуту дочь доктора спустилась в холл.

– Мы сможем поговорить с вами без лишних ушей, мисс Смит? – довольно официально спросил поляк, поцеловав Пенелопе ручку. – У меня до вас важный разговор.

– Да, мистер Фейберовский, – удивленно и несколько смущенно ответила девушка. – Отца вызвали к пациенту, доктор Гримбл сегодня не пришел, а Эстер уехала в гости к миссис Ньюман, так что в гостиной никто нас не услышит.

Она провела поляка наверх и усадила на софу, а сама пристроилась рядом, с напряженным ожиданием глядя Фаберовскому в лицо.

– Очень хорошо, что вашего отца нет дома, – сказал он, – для того что мой разговор как раз касается доктора.

– А… – девушка как-то сразу потеряла к Фаберовскому интерес. – Мне почему-то показалось, что вы хотели говорить обо мне.

– Увы, милая Пенелопа, я действительно пока пришел не за тем, чтобы просить вашей руки, – усмехнулся поляк. – Дела складываются так, что с тех пор, как мы с моим другом Гуриным съездили с вами и вашей мачехой в июле на пикник, моя жизнь значительно осложнилась. Сперва ваш отец дважды угрожал мне, потом различные темные личности стали следить за моим домом. Помните, доктор узнал о вашей поездке с нами в ресторан на Стрэнде? После того мы с мистером Гуриным поймали у моего дома одного из шпионов и он сказал, что их приставил следить за мной частный детектив по имени Проджер, нанятый каким-то доктором. Едва ли это доктор Гримбл. Потом последовала неудачная попытка ограбления, а позавчера меня и вовсе попытались убить прямо в моем доме.

Пенелопа ахнула.

– Вы не ранены?

– Нет, что вы! Все окончилось вполне благополучно, если не считать урона, нанесенного стрельбой моим обоям и двери в гостиной. И, наконец, вчера в мое отсутствие громилы снова побывали у меня дома. Видимо, их было двое, причем один из них – специалист по вскрытию несгораемых шкафов. Они взломали у меня в кабинете сейф и перерыли все документы. Мне кажется, что ваш отец одержим безумной ревностью, направленной не по адресу. Если он и может к кому-то ревновать свою жену, то к моему приятелю Гурину, но уж никак не ко мне. Я не храню в сейфе любовные письма вашей мачехи и не имею на нее никаких видов.

– Вы хотите узнать у меня, не отец ли организовал покушение на вас и нанял громил для вскрытия сейфа?

– У вас блестящий ум, Пенелопа. Именно за тем я сегодня и пришел.

– Возможно, что за всем произошедшим действительно стоит мой отец, мистер Фейберовский. Я слышала фамилию Проджер и, возможно, даже видела этого человека в субботу.

– Опишите мне его, – заинтересовался поляк.

– Обычный, ничем не примечательный человек. Да, у него белый шрам над правой бровью. Но уверяю вас, отец не испытывает к вам ревности. Причина, по которой он все это затеял, совершенно иная.

– Позвольте узнать, в чем же заключается такая его ко мне неприязнь, что он готов убить меня!

– Надеюсь, вы не обидитесь… Отец решил вдруг, что вы причастны к Уайтчеплским убийствам.

– Ах, вот оно что! – если у Фаберовского и оставались раньше какие-то сомнения в том, что за ним следил Смит, теперь они окончательно исчезли. – Но вся моя причастность к этим страшным убийствам заключена в книге, которую я уже почти написал.

– И как она будет называться?

– «Уайтчеплские убийства или Тайны Ист-Энда». Надеюсь вскоре отдать ее в набор в издательство Паркисса. Чтобы собрать для нее факты, мне приходится самому ездить на места событий, разговаривать с очевидцами и полицейскими офицерами. Посудите сами – существует ли хоть какая-нибудь почва для параноидальных идей вашего отца.

– Но вы не будете мстить ему за его заблуждения? – обеспокоилась Пенелопа, приметив загоревшуюся на мгновение в глазах поляка жестокую решимость.

– Мстить доктору Смиту? – Фаберовский натянуто улыбнулся. – Обещаю, что нет. Но при условии, что вы поможете мне избавить доктора от его бредовой идеи.

– Конечно, я с удовольствием помогу вам! – порывисто воскликнула мисс Смит.

– Тогда попробуйте выведать у своего отца настоящий адрес мистера Проджера. Я смотрел справочную книгу и никакого мистера Проджера там не нашел. Я хочу конфиденциально встретиться с этим частным сыщиком, чтобы избавить себя от повторения покушений на свою жизнь. Это первое. И другое: доктор Смит, возможно, пожелает изложить свои подозрения полиции. Я не боюсь законного дознания, для того что я чист. Но полицейские, удрученные своими неудачами в поимке Уайтчеплского убийцы, могут начать действовать совершенно непредсказуемым и незаконным образом, лишь бы предоставить до публичности человека, которого объявят убийцей. Хотите ли вы, чтобы я стал этим человеком? Тогда если вы доведаетесь, что доктор Смит все же изложил свои ни на чем не основанные подозрения какому-либо полицейскому чину, будьте добры, немедленно сообщите мне.

– Мне очень жаль, но вам надо ехать, – сказала Пенелопа, взглянув на настенные часы. – Скоро приедет отец. А я постараюсь выполнить вашу просьбу, мистер Фейберовски, и как только что-нибудь узнаю, немедленно сообщу об этом телеграммой.

Поляк встал, попрощался кивком головы и направился к выходу. В самых дверях он вдруг обернулся:

– Вы действительно жалеете, Пенелопа, что я пришел в этот дом говорить о вашем отце, а не о вас?

Краска смущения, залившая лицо девушки, была ему ответом.

Вдохновленный результатом визита и очевидной симпатией Пенелопы, Фаберовский покинул дом доктора и отправился в кэбе в особое ведомство епископа Кентерберийского, ведавшее выдачей за небольшой гонорар брачных лицензий, подтверждавших от имени епископа, что: жених под присягой заявил, что он не женат уже на какой-либо другой женщине; что они с невестой не являются единокровными родственниками; а также что он проживал до получения лицензии на протяжении пятнадцати дней в том приходе, где состоится венчание. Здесь он намеревался приобрести брачную лицензию на свое венчание с мисс Пенелопой Смит, уговорив секретаря, занимавшегося их выдачей, проставить на ней число неделей раньше якобы для ускорения завершения всех формальностей, связанных с венчанием. Вопрос о католическом вероисповедании удалось решить за относительно небольшую дополнительную плату, уговорив клерка выписать лицензию сейчас, а выдать через пару недель, когда поляк заедет к нему с сертификатом, удостоверяющим переход в англиканство. Теперь эта брачная лицензия с датой, предшествующей дате полицейского протокола о покушении на Фаберовского, легла в основу новой коллекции документов, которая поставит на место и утихомирит неугомонного доктора.

* * *

Михал Оструг не успел воспользоваться деньгами, полученными от Фаберовского за убийство Марты Тейбрам в Джордж-Ярде. Брюшной тиф свалил его через несколько дней и он был в бессознательном состоянии отвезен в лазарет прихода Св. Спасителя. Чтобы компенсировать себе финансовые потери за те два месяца, что он провел в больнице, вызванные неожиданной болезнью, он украл у лечившего его доктора Уилльямса микроскоп. Микроскоп удалось выгодно сбыть скупщику краденного в «Слепом нищем» и заплатить за комнаты, которые хозяйка сохранила за ним, а также за содержание мопса, который неплохо жил все это время на хозяйских харчах.

После расчета со всеми долгами у него практически не осталось денег и перед ним опять встала проблема, где их раздобыть. Ему не на что было даже кормить прожорливого мопса, не говоря уж о себе. Конечно, можно было бы явиться к Фаберовскому. Оструг был уверен, что Уайтчеплские убийства, о которых только и говорили в больнице, были инспирированы поляком и его русским приятелем.

– Эх, Байрон, если бы я не попал в лазарет! – с сожалением сказал Оструг. – Какие бы деньги мы со Скуибби теперь загребали, потроша шлюх! Я бы был импресарио, а Скуибб ходил бы на дело. А так Фаберовский нашел кого-то…

Оструг разложил на столе газету – единственное, на что он не мог не тратиться, – и углубился в чтение частных объявлений, которые, как правило, и давали пищу его уму в разработке очередных афер.