На день погребения моего - Томас Пинчон

на улице, если свисток одного из них фальшивил. Лишь однажды она была достаточно неосмотрительна, чтобы предложить: «Парни, почему бы вам не оставить меня в покое и не ублажить друг друга для разнообразия?», после чего последовал шок и гнев, не утихавший еще несколько дней.

 Слоут был лаком до зеленого цвета. Он приходил с этими вещами, почти всегда — где-то украденными, и хотел, чтобы она их надела: рукавицы, детские чепчики, мужские велосипедные штаны в обтяжку, шляпы со срезанными полями и плоские, неважно, что, лишь бы они были какого-нибудь оттенка зеленого.

—  Дойс, твой партнер просто сумасшедший.

— Да, видеть не могу зеленый, предпочитаю лавандово-лиловый, — протягивая испещренный пятнами жира полосатый передник примерно такого цвета. — Как тебе?

Они привезли ее в Четыре Угла и положили так, чтобы одно колено указывало на Юту, другое — на Колорадо, один локоть на Аризону, другой — на Нью-Мексико, а точка проникновения была как раз над мифическим перекрестием. Потом вращали ее в разные стороны. Ее миниатюрные черты были вдавлены в грязь, грязь цвета крови.

 Некоторое время у них была трехсторонняя семья сомнительной степени уюта. Напарники, как оказалось, пока что не желали разрывать узы партнерства, а Лейк не собиралась позволить кому-то из них уехать по плато на расстояние дальше выстрела винтовки. Дойс храпел, даже когда не спал. Слоут не особо заморачивался купанием, он испытывал суеверный ужас перед этим действием, веря, что, если он помоет руки, его настигнет беда. Лейк лишь однажды удалось уговорить его это сделать, и в тот же вечер, когда они сидели за ужином, что-то с чудовищным грохотом упало на крышу и суп Слоута разбрызгался.

  — Вот! Видишь? Всё еще считаешь меня сумасшедшим?

  — Боже, — сказала Лейк, — это сурок.

— С ней всё в порядке, — признался Дойс партнеру, — эта боль при анале — ничего страшного.

 — Это твоя эпитимья, бродяга huevón, — сказал Слоут со своим смешным мексиканским акцентом.

—  Католические штучки. Ничего не понял, но всё равно спасибо.

— Неважно, что ты понял, даже что ты думаешь. Если ты вообще думаешь, pinche cabrón, чертов сводник. Ты убиваешь, ты платишь.

— Или убирайся вон, — сказал Дойс с холодной улыбкой, словно ему доставляла удовольствие вся эта ситуация. Конечно, Слоут замечал тревожные знаки, как телеграфист, сообщающий о полуночном поезде, который приближается к вокзалу, полному террористов со злыми умыслами.

Однажды в Теллуриде Дойса вызвали в кабинет того самого представителя компании, который нанял его, чтобы он позаботился о Веббе, сейчас казалось, что это было много лет назад.

—  Динамитные бесчинства продолжаются, мистер Киндред.

   Дойсу не нужно было притворяться озадаченным:

 — Старик Вебб не был единственным анархистом в Сан-Хуане, не так ли?

— Тот же способ, динамит подключают к двухдолларовым часам марки «Ингерсолл», он даже бомбы взрывает при свете луны, как Траверс.

   Дойс пожал плечами:

— Это может быть его подмастерье.

—  Мое начальство считает, что нужно задать вам один деликатный вопрос. Пожалуйста, не поймите превратно. — Дойс видел, к чему идет дело, но оставался спокоен и ждал. —Вы уверены, что убили его, мистер Киндред?

— Его похоронили на шахтерском кладбище в Теллуриде, пойдите откопайте его и удостоверьтесь.

  — Его уже нельзя должны образом опознать.

— Вы хотите сказать, что я застрелил какого-то бездельника? Первого попавшегося нищеброда из салуна, который мне попался на пути? Теперь владельцы хотят получить обратно свои деньги, да?

 — Разве я так говорил? О боже. Мы так и знали, что вы рассердитесь.

— Черт возьми, я зол, кем, черт возьми, вы себя возомнили...

 Отдавая дань уважения этому корпоративному актерству, он, кажется, не очень волновался о том, кого таким образом спровоцировал.

— Есть еще один аспект — ваши личные отношения с дочерью это типа...

 Дойс пронзительно вскрикнул, подпрыгнул на несколько футов от пола, его руки находились на расстоянии всего нескольких дюймов от горла представителя компании, когда его вдруг удивило появление самовзводного револьвера 32-го калибра из каких-то складок магазинного костюма его жертвы, не говоря уже о другом оружии в руках конфедерата, которого на мгновение обезумевший Дойс даже не заметил. Представитель компании проворно отскочил в сторону, и Дойс наткнулся на пишущую машинку.

— Обычно мы не мстительные, — прошелестел представитель компании. — Конечно, мы понимаем, что может существовать бомбист-подражатель. К вам применяется презумпция невиновности, пока мы не закончим расследование. Но если будет доказано, что вы взяли плату за работу, которую не выполнили, ладно. Кто знает, какую форму тогда может принять наша обида.

 Ну, это мог быть кактус, таинственным образом однажды взорвавшийся возле его головы в Кортесе, или, возможно, пиковый туз, вскоре после этого пришедший по почте, но в какой-то момент Дойс начал мягко намекать Лейк, что его преследуют.

У нее всё еще бывали странные приступы невинности. Она представила, что он задолжал деньги, или что-то краткосрочное вроде этого, мелкие неприятности, которые вскоре разрешатся.

—  Кто они, Дойс? Это что-то тянется еще из Бьюта?

Он не мог себе позволить ослабить хватку, особенно, когда его глаза так простодушно смотрели на него.

 — Не совсем, — он притворился, что объясняет, — оказалось, что тамошние парни достаточно серьезно относятся к обидам — слишком много возможностей обидеть, достаточно за день и так далее. Если обиду можно вынести за пределы города, зачем прощать в Бьюте?

  — И...

— Слушай, я почти уверен — кто бы это ни сделал, за этим стоят владельцы шахты, это их заказ.

— Но..., — она нахмурилась. Она пыталась понять, хотела по крайней мере сделать вид, что поняла, но чувство было такое, словно прыгнула, и кто-то обрезал трос, ведущий в центру Земли. — Ты сделал что-то, что не должен был делать, Дойс?

 — Может быть. Ничего сверх их приказов.

  — Ты преданный солдат. Тогда зачем им посылать кого-то за тобой?

Он пристально посмотрел на нее, широко раскрыв глаза, словно