Пьяная Россия. Том первый - Элеонора Кременская

Вера оставалась на холодной площадке. Бывало соседи, не одобрявшие действий и воспитательных мер, да и самой жизни двух фанатичек брали Веру к себе домой, в теплые квартиры. Расспрашивали с участием, кормили и поили. Вера ничего не скрывала. В душе она люто ненавидела мать и бабку, считала их сумасшедшими и мечтала уехать хоть куда, может даже к отцу.

Бывало, сообразуясь с великими религиозными праздниками, когда обе праведницы сияли от счастья и торжества веры, к ним в квартиру стучался отец детей и бывший муж Ангелины.

Он нерешительный и робкий человечек долго переминался с ноги на ногу на сером стареньком резиновом коврике, лежавшем перед входной дверью. Долго облизывал нервно языком верхнюю губу, над которой топорщились щеткой белые редкие усики. Долго гладил свою почти лысую круглую голову с остатками белых волос, задевая рукой оттопыренные уши. Долго прислушивался и наконец, кивнув и глубоко, вдохнув воздуху, как перед погружением в воду, стучался.

Его, конечно же, впускали. Кроме ежемесячных алиментов он еще давал денег Ангелине, как правило, много давал. Он все время работал, колотился в фирме, занимающейся евроремонтом квартир и офисов, и хотя не являлся предпринимателем, все же был хорошим мастером, потому ему много платили. Деньги шли на детей.

Впрочем, отец не смел баловать их игрушками, как это вполне естественно происходит в других семьях, не привозил им книжек. Игрушки, по мнению бабки, изобрел враг рода человеческого, особенно при этом доставалось куклам и вспоминалось ни к селу, ни к городу, про сатанинскую религию Вуду. Ну, а книги все, кроме духовных написали или готовы были написать, по мнению бабки да и самой Ангелины, писатели, которых обе праведницы величали по-монастырски не мирскими, а мерскими… Сказки и легенды дети не знали, а знали только истории из Библии. В школу не ходили и научились читать и писать под руководством Ангелины.

Отец, таким образом, привозил им новую одежду и обувь, таковыми и были подарки.

Обновы подвергались тут же обряду очищения, бабка выливала на них три литра святой воды и прочитывала заклинательные молитвы. Вера, сияя глазами, смеялась при этом совершенно открыто над действиями бабки. Она обнимала отца за шею, Оля цеплялась за одну его руку, Тима за другую. Все трое готовы были с ним уехать хоть сейчас. Но отец был робок и только улыбался подрагивающей улыбкой, а на Ангелину поглядывал заискивающе и осторожно.

Бабка его терпела из-за денег и лишь фыркала на него, ворочая на кухне кастрюли, выражая недовольство вторжением чуждого ей человека в дела ее семьи.

Обе праведницы жили достаточно закрыто. Про школу соседям говорили, что дети на домашнем обучении. И соседи, по большому счету, не очень-то и горели вмешиваться, а только тихонько негодовали между собой…

Отец уезжал и мучение продолжалось.

Часто детей будили еще до рассвета, и в полной морозной темноте все семейство шагало в монастырь, где жил и служил Богу когда-то святой Дмитрий Ростовский. Дети не помнили, что он был автором многих книг по житиям святых, а помнили только легенду о битве между Дмитрием Ростовским и неким демоном. Битва происходила на острове посреди волн озера Неро. Эта легенда часто беспокоила умы детей, и они обсуждали ее жадно, в красках представляя, как же все это могло происходить.

Тем более, во время ночной службы, на которую их и таскали обе праведницы, позолоченный гроб со стеклянной крышкой открывали, и монашество с прихожанами тянулось жадной цепочкой приложиться к бренным останкам удивительного святого. Черное облачение, в которое полностью был облачен этот поразительный человек, испещренное вышитыми крестиками, благоухало запахом благовоний и ладана.

Вслед за ночной службой в монастыре следовал завтрак и, жалея усталых детей, монахи часто приглашали все семейство в трапезную. Тима, никогда не наедавшийся дома, все время этому обстоятельству мешали какие-нибудь постные дни, да и бабка готовила крайне невкусно, а мать не умела готовить вовсе, тут наедался от души.

В монастырской трапезной глаза у Тимы разбегались. Пищу из самых обыкновенных продуктов приготовляли самую разнообразную и вкусную. На стол подавался картофельный салат с зеленью и солеными грибами. Обязательно следовало горячее, в основном гречневая каша с маслом. На больших тарелках, так просто, бери, не хочу, лежали картофельные драники, до которых монахи были вообще большие охотники. И обязательно подавались аппетитные пышные картофельные оладьи.

В обычные дни к столу запекали рыбу в больших пирогах.

Вместо чая монашество любило пить компот из яблок и из сухофруктов. А к чаю иной раз монастырские повара пекли шаньги.

Вылезая из-за стола, Тима каждый раз отдувался и шел к двери, толстый-толстый, еле передвигая ногами.

Частенько он шептал тогда девочкам, что вырастет и уйдет в монахи, пускай даже причина его решения крылась в еде.

У него была мечта стать звонарем, он очень любил церковные перезвоны и выбегал всегда из церкви, несмотря на угрозы матери и рассерженное шипение бабки, как только начинали звонить к службе. Во дворе он восторженно глядел на колокольню и топал ногой в такт мелодичному звону колоколов и колокольчиков. Заметив стремление мальчика, и в душе сочувствуя его плохому воспитанию, настоятель монастыря, поговорил с Ангелиной и благословил Тиму на уроки. Тима получил относительную свободу, он каждый день стал бегать на колокольню, где двое смешливых звонарей учили его, в том числе и музыкальной грамоте. Оба звонаря сами выучились еще в советское время и получили приличное образование, как в школе, так и в музыкальной школе. Незаметно, оба выяснили, что мальчик не знает даже азов общего образования, не знает литературы и известных писателей, сделавших Россию знаменитой на весь мир.

Тиму допустили в монастырскую библиотеку, где вопреки всему, были и светские книги, так сильно пугавшие бабку и мать. Тима взахлеб прочитал всего Чехова и Гоголя, Пушкина и Некрасова, Лермонтова и Достоевского. Монахи достали ему через прихожан учебники, обучили математике и объяснили азы физики, химии. Один припомнил историю России и с увлечением посвятил мальчика в даты и события, произошедшие с нашей страной. Другой, рассказывал про растения и животных и припоминал все, что помнил обо всем мире.

Тима в свою очередь потихоньку от бабки с матерью обучал всему, что узнавал у монахов, своих сестер.

Монахи нашли способ и их обучать, оторвав от безумных родителей. В монастыре процветало гончарное ремесло. Была и своя кузня. Трудились с удовольствием художники-иконописцы.

Вера увлеклась глиной и лепкой из глины, а Оля обнаружила, что хорошо рисует. Обе девочки тут же, без стеснения, бросили свою мать и бабку, растерявшихся от сурового и внезапного вмешательства монахов. Они ничего не могли противопоставить монастырю. И только приходили за своими детьми поздними вечерами, а ранним утром, по требованию настоятеля, которого обе не смели ослушаться, отводили детей обратно.

Обе не умели ни в чем возразить настоятелю, не умели его осудить, они его боялись. А настоятель постепенно, не сразу пришел к выводу, что воспитание детей, которое, волей-неволей взял на себя монастырь, было очень хорошим решением и самым правильным для всех.

Шло время. Тима вытянулся и превратился постепенно в юношу с тонкими чертами лица. Он поступил в духовное училище, хотя это и сложно было сделать без документов об окончании средней школы. Ему прочили важное будущее и хороший церковный приход.

Оля пошла в художественное училище, поступить она смогла и даже затмила по школьной подготовке своих сверстников. Документы заместило влияние настоятеля монастыря выступившего в качестве опекуна и учителя девочки.

Вера, ну, а Вера исполнила свою мечту. Она не пошла в художественное, ей это было не интересно и мало что для нее значило, а поступила в театральное, где преподавались танцы и актерское мастерство, столь желанные для нее.

Мать с бабкой было вякнули о проклятии, по их мнению, все артистки должны были неминуемо стать проститутками, а лицедейство – дело рук врага рода человеческого, но вмешательство настоятеля, авторитет которого не подвергался сомнению, их остановило. И они, затаившись, бессильно наблюдали за успехами младшей и самой трудной дочери. Вера блистала и жила в полную силу. Скоро ее таланты нашли свое применение не только на сцене одного из лучших драматических театров страны, но и в кино тоже.

Такими мы их и оставим, надеясь, что вмешательство сильных людей, каковыми были монахи, все-таки, поставило на ноги этих детей. Что же касается бабки, то она вела прежний образ жизни, ни в чем, не отступаясь, и так и молилась перед иконостасом, горячо веря в чудеса веры, могущие произойти с минуту на минуту с ее старинными иконами.