Уинстон Черчилль. Его эпоха, его преступления - Тарик Али

соответствующие клятвы. На поселенцев нападали, их скот угоняли или уничтожали, а с коллаборационистами из числа африканцев поступали сурово.

За пределами правительства Черчилля проводимую политику продолжали поддерживать лейбористы-переднескамеечники, однако левый фланг лейбористов в лице Барбары Касл, Феннера Брокуэя и других, объединившихся в Движение за свободу колоний, начал в энергичных выражениях высказывать свой протест. На официальном приеме перед коронацией Елизаветы II в 1953 г. леди Эдвина Маунтбеттен обрушилась с издевками и словесными оскорблениями на расистского министра по делам колоний Оливера Литтлтона по поводу зверств в Кении. Ее любовник, премьер-министр Индии Джавахарлал Неру, который также присутствовал на церемонии, повернулся к Литтлтону спиной и покинул помещение. После того как Литтлтон пожаловался на это Черчиллю, тот распорядился, чтобы Форин-офис запретил Эдвине Маунтбеттен сопровождать своего мужа во время официального визита в Турцию. Маунтбеттен проигнорировала этот запрет.

По мере роста числа злодеяний росло и сопротивление, пока не была достигнута решающая точка: члены движения перестали бояться смерти. Партизанами Мау-Мау руководили люди, обладавшие политической культурой. Один из них, Варухиу Итоте, более известный под своим боевым позывным «генерал Китай», вспоминал в мемуарах, что влияние на него оказала среди прочего и Гаитянская революция, о которой ему рассказал один солдат-афроамериканец. История путешествует без виз, а по-настоящему важная история доходит до самых далеких уголков земли молниеносно.

Британская пропаганда, напротив, изображала Мау-Мау как грубых и бездушных дикарей, и этот взгляд некритично подхватили и принялись распространять многие журналы и газеты в США. Life опубликовал кровавые фотографии «зверств Мау-Мау», игнорируя причины восстания. Дэвид Андерсон в своей книге «Истории повешенных: грязная война Великобритании в Кении и конец Империи» (Histories of the Hanged: Britain's Dirty War in Kenya and the End of Empire) дает самое подробное описание восстания, состава вооруженных бойцов движения, а также стратегии и тактики, применявшихся его противниками-англичанами. Что более существенно, он подробно рассказывает, как после поражения Мау-Мау (11 тысяч человек было убито ради того, чтобы продлить британское правление еще на несколько лет) Великобритания принялась распределять должности и позиции среди своих давних африканских сторонников. Многим из них рекомендовалось приобретать выставленные на продажу земли белых поселенцев. Такова была награда за преданность, и целью здесь было добиться, чтобы коллаборационизм никуда не делся и после того, как формально будет провозглашена независимость. И это сработало.

Пределы независимости были четко очерчены в экономическом и политическом смысле. Деколонизация в Кении и других колониях означала неоколонизацию. Там, где африканские лидеры отказывались подчиниться, бывшие колониальные державы либо убивали их (Патрис Лумумба в Конго), либо отстраняли от власти (Нкрума в Гане, Оботе в Уганде). Джомо Кениата, один из лидеров Мау-Мау, к сожалению, согласился играть в эту игру и вскоре был восторженно принят британским истеблишментом во время своего визита в Великобританию. «Террориста» пригласили на ужин во дворец, а затем угощали чаем и бутербродами с огурцами в садах семей вернувшихся поселенцев, которые ныне надежно укрылись в своей естественной среде обитания.

Даже находясь в тюрьме, Кениата рассорился с большинством руководителей Мау-Мау. Англичане поместили его в отдельную камеру, потому что политические разногласия были настолько остры, что они опасались насилия. Вполне вероятно, что на него положили глаз как на потенциального новобранца лоялистской фракции кенийской элиты. Как объяснил другой узник из Мау-Мау, Кениата, по существу, никогда не разделял до конца программу движения. Он отказался вступить в политическую партию, созданную активистами в тюремном лагере Локитаунга, – партию, программа которой основывалась на лозунге «Свобода, равенство и справедливость». Для Кениаты это звучало слишком радикально. Один из основателей, Каггия, пояснил: «В тюрьме Кениата не был одним из нас. Он был женат на женщине, отцом которой был племенной вождь, и поэтому, когда мы попали в тюрьму, он часто вставал на сторону консерваторов и правительства. Я стал лидером группы вместо него, хотя мы все были разочарованы»{198}.

Черчилль, Алан Леннокс-Бойд (личный фаворит, специально подобранный на должность в министерстве по делам колоний после того, как он выступил против независимости Индии) и губернатор Кении Ивлин Бэринг были закоренелыми расистами. Бэринг легко сгодился бы на роль бюрократа в Третьем рейхе. Он становился злобной скотиной, как только дело касалось кенийских африканцев, и не только выполнял поступавшие из Лондона приказы, но и пытался упредить их. В 1950-е гг. политическое сопротивление англичанам стало расти, и люди, создавшие движение Мау-Мау, были не согласны и дальше терпеть то насилие, которое обрушивалось на их народ. В ответ Бэринг при поддержке Черчилля создал сеть лагерей, которые были намного, намного хуже, чем что-либо из того, чему Черчилль сам был свидетелем во время Англо-бурской войны в Южной Африке. Рассказы заключенных о том, как с ними обращались, читаются как дневники эпохи рабства. «Это было похоже на ад на земле», – говорит один из выживших. Элкинс кратко резюмирует то, что происходило как внутри лагерей, так и за их пределами: «Насилие и пытки, длящиеся годами, составляли суть жизни в кенийских лагерях. Настоящее цунами террора, в том числе публичные издевательства, изнасилования и голод, также прокатилось по деревням, где погибли тысячи»{199}.

Трагедия в лагере Хола, где одиннадцать заключенных были забиты до смерти, – парламенту доложили, что они умерли после того, как пили грязную воду, – наконец заставила англичан очнуться. Она была ничем не хуже прочих зверств, но стала последней каплей. Ее не получилось замести под ковер, поскольку королевский адвокат Д. Н. Притт, человек левых и антиколониальных убеждений, в это время как раз находился в Кении и с помощью своих связей смог добраться до правды. Англиканские церкви пришли в движение, а вместе с ними – и многие депутаты-лейбористы. Депутатам-консерваторам также становилось не по себе. По мнению одного из них, Эноха Пауэлла, события в лагере Хола были прискорбными. Наконец мучительное продолжение колониального правления в Кении подошло к концу. Кениата стал официальным лидером, завел множество детей (как Борис Джонсон) и удостоился почестей от королевы.

Один из самых устойчивых мифов о Британской империи связан с ее кончиной: «До чего ж нам там было хорошо», – по-прежнему говорят друг другу и нам ее апологеты. «Мы отступили с достоинством – не то что эти ужасные французы во Вьетнаме и Алжире». От глаз общественности скрыты катастрофа раздела Индии, которую изображают как конфликт двух вызывающих отторжение религий, жестокое подавление восстания в Малайзии и чудовищная кампания против освободительного движения в Кении. Все это постепенно становится мишенью для критики – по мере того, как африканские и азиатские историки вместе с некоторыми коллегами из США и Великобритании срывают мистические покровы с мифологий, проповедуемых неоимперскими историками, демонстрируя, сколькими человеческими жизнями пришлось заплатить за ускорение процесса деколонизации.

То, что произошло в Кении, было серией систематических преступлений. Черчилль, Леннокс-Бойд и Бэринг избежали наказания.

Дерек Уолкотт. Далекий крик из Африки (1956)

Ветер взъерошивает рыжую шерсть

Африки. Кикуйю, быстрые как мухи,

Слетаются на кровавые потоки вельдта,

Трупы разбросаны по раю.

Только червь, полковник кариона, плачет:

«Не тратьте сострадания на этих мертвецов!»

Цифры обосновывают, а ученые фиксируют

колониальную политику.

Что это такое для белого ребенка, убитого в постели?

Для дикарей, затравленных, как евреи?

Измельченные ударами молота, длинные камыши

Разбиваются в белую пыль ибисов, чьи крики

Доносятся с самой зари цивилизации,

С пересохшей реки или кишащей зверями равнины.

Насилие зверя над зверем читается

Как закон природы, но праведный человек

Ищет свою божественность, принося боль.

Бредя, как эти встревоженные звери, его войны

Танцуют под бой барабана,

Пока он призывает к мужеству, все тот же родной страх

Белого мира, заключенного с мертвыми.

Снова грубая необходимость вытирает руки

О салфетку грязного дела, снова

И снова трата нашего сострадания, как в случае с Испанией,

Горилла борется с суперменом.

Я, отравленный кровью обоих,

Куда мне обратиться, на жилы разделенному?

Я, проклятый

Пьяный