Под мраморным небом - Джон Шорс

наотмашь ударил меня по лицу.

– Молчать, женщина! – убийственно проскрежетал он. – Еще слово, и я вырву твой поганый язык. – Я попыталась кивнуть, но он лишь сильнее сдавил мое горло. – Твой брат, блудница, воюет с персами далеко отсюда. И я твоих угроз не боюсь. Думаю, с коброй ты взяла его на испуг, я ему так и сказал. Но он верит тебе. Уж что-что, а лгать ты горазда. – Его следующая пощечина была более увесистой, и я не сдержала вскрика. – Сегодня ночью тебя никто не спасет, – пообещал он. – Охрана пьет за мой счет, а больше никто не знает, что ты здесь.

Кхондамир глянул на отца, и я в то же мгновение попыталась выцарапать своему мужу глаза. Мои ногти впились в его щеки, сдирая кожу с его лица. Он взвизгнул, будто раненый пес. Кулаком со всей силы ударил меня в лицо, так что у меня закружилась голова. Я застонала и выплюнула кровь.

Кхондамир ударил меня еще раз:

– Будешь сопротивляться, прирежу твоего старика.

Он сорвал с меня одежду. Господи, дай мне силы, молила я. Дай мне пережить эту ночь.

– Помнишь, блудница, что ты сказала мне в последний раз? – спросил он, тиская мои груди. Я кивнула. Он стал щипать мои соски, пока я не застонала от боли. Я заплакала. – Ты сказала, что у тебя есть любовник – я непременно его убью, – и посмеялась над моим мужским достоинством. Тебе и сейчас смешно? – спросил он, раздеваясь. Я мотнула головой, но это ничего не меняло. Ничто не могло усмирить его гнев. – Зря ты вернулась, хотя как уж я этому рад! Сегодня я отомщу тебе сполна. – Он дышал на меня перегаром. – А теперь встань как сука во время течки. Сука ты и есть сука.

Я хотела воспротивиться, но тогда он убил бы отца. И я повиновалась: встала на четвереньки. Что ж, не первый раз, такое бывало и раньше, глотая слезы, убеждала я себя. Но, да поможет мне Аллах, я заблуждалась, так как Кхондамир использовал отверстие, предназначенное для других целей.

Боль, мгновенная, жуткая, удушающая, пронзила все мое существо. Я вся сотрясалась с каждым толчком. Стиснув зубы, я старалась сдерживать стоны, а он вонзался все яростнее и быстрее. Он хотел помучить меня. И я терпела невыносимую муку. Кхондамир был пьян, и потому, думаю, его семя не могло извергнуться быстро. Наконец он начал содрогаться, рухнул на меня. Я упала на постель. Он лежал на мне, а я, изнемогая под его тяжестью, хватала ртом воздух и пыталась подавить всхлипы, чтобы не разбудить отца. Я бы не вынесла, если б он увидел это зрелище.

Кхондамир захрипел и наконец поднялся с меня.

– Только заикнись об этом брату, – прошипел он, – и я приду еще раз. – Мне было так стыдно, что я не смела на него взглянуть. Закрыв глаза, я попыталась отползти в угол. Но внутри меня полыхал огонь, жгучая боль пригвоздила меня к месту. – Знай, что твой любовник – мертвец, – заявил он. – Когда я буду резать его на куски, я расскажу ему о том, что сейчас сделал с тобой. – Стон сорвался с моих губ. Кхондамир наклонился ко мне: – Кто он, Джаханара? Назови его, и я вызволю тебя отсюда.

– Его нет в живых, – прошептала я.

– Лжешь. Впрочем, это неважно. У меня тоже есть шпионы, я сам скоро узнаю. И про то, где прячется твоя дочь, тоже. Я позабавлюсь с ней, потом продам в бордель. За нее, я уверен, дадут кругленькую сумму. Гораздо больше, чем за тебя.

Несмотря на боль и унижение, я повернулась к Кхондамиру.

– Ты никогда их не найдешь, – произнесла я слабым голосом. – И когда ты умрешь... а умрешь ты скоро, я возблагодарю Аллаха, ибо семя твое навсегда исчезнет с этой земли.

Он ударил ногой меня еще раз, потом оделся и ушел. Призвав на помощь всю силу воли, я переоделась в чистую одежду и поправила постель, потом, разбитая болью и горем, прислонилась к стене и заплакала. Все мои внутренности по-прежнему горели, но я знала, что на самом деле душа моя пострадала сильнее, чем тело. Телесная боль вскоре уйдет, но эту ночь я не забуду никогда.

Я стояла до тех пор, пока не выплакала все слезы. Занималась янтарная заря. Я медленно подошла к отцу, легла рядом, придвинулась к нему вплотную. Дышал он неглубоко, но все еще спал.

В то утро я не стала молиться. Впервые в жизни я чувствовала, что Аллах меня покинул. В моем мире его больше не было. Там, где некогда находился он, теперь властвовала тьма. В этом месте небытия я больше не ощущала ни тепла отца, ни собственной боли.

В этом месте даже моя любовь не существовала.

ГЛАВА 23

Возмездие

В течение следующего года мой мир из черного постепенно превращался в серый.

Стараясь не думать о том, что со мной случилось, я все усилия направила на то, чтобы выходить отца. Болезнь отступала неохотно, медленно, как остывают раскаленные угли. Полностью отец так и не окреп, но пришло время, когда он смог самостоятельно, без поддержки, стоять у окна. К счастью, к нему вернулась ясность ума, он стал интересоваться тем, что происходит в империи. Если он и подозревал о том, что случилось со мной, свои подозрения он держал при себе. Порой он спрашивал, что за печаль меня одолевает, но я неизменно отвечала, что тоскую по Исе и Арджуманд.

Только самой себе я шептала о совершенном надо мной надругательстве. Пожалуй, один лишь Низам догадывался о том, какому мерзкому унижению я подверглась. Мой старый друг часто меня навещал, и, хотя говорил он мало, я чувствовала, по паузам, возникавшим между его словами, что он понимает мою боль. С течением дней я все больше убеждалась, что Низам обнаружил причину моего горя. Возможно, кто-то из охранников проболтался. Или Кхондамир кому-нибудь похвастался. Низам старался не показывать, что ему что-то известно, но свои чувства выражал открыто, и мне было ясно, что его тревожит.

Я подумывала о том, чтобы поручить Низаму убить Кхондамира, но, прежде чем я набралась смелости, мой муж отправился в Персию. Ходили слухи, что Кхондамир на севере должен встретиться с Аурангзебом, но с какой целью, наши осведомители не знали. Если б я боялась, что он приведет в исполнение свои угрозы относительно моих любимых, я велела бы Низаму ехать вслед за