Трактат об удаче (воспоминания и размышления) - Евгений Сапиро

Предполагаю, что Боб с Марго поссорились. Или решили за что-то наказать всех остальных участников вечеринки. Но часов до пяти утра через каждые три минуты рука кого-то из них возвращала иглу проигрывателя в исходное положение. И уже не столь приятный женский голос вновь и вновь упрекал своего ветреного партнера, и заодно всех нас, в пустых обещаниях.

За последующие пятьдесят с лишним лет я ни разу не слышал этого танго, полностью выветрилась мелодия. Зато первая строчка припева напрочь вошла в мой лексикон.

Первый раз я вспомнил ее в 1957 году. Нагревальщик смены, в которой я работал мастером, заявился в ночную смену пьяным. До работы я его не допустил, но докладную оформлять не стал: поверил его клятвам и довольно тонкому подхалимажу.

Через две недели инцидент произошел снова, теперь уже «с получки». Один к одному повторилось и начало его оправдательного монолога. Однако завершить тираду нагревальщику не удалось.

Как он сам потом мне рассказывал, сначала он потерял дар речи, услышав от «выкающего» всем очкарика-мастера вопрос:

– Лучше скажи: ты мне долго собираешься мозги е… ть?

Окончательно его добили странные слов мастера, произнесенные после того, как, почти протрезвевший, он поставил свою подпись под «объяснительной»:

«Ласкающие слух пустые обещания!»

В этой, почти уже древней истории я впервые наглядно ощутил, насколько обязательно в процессе руководящей работы любого уровня исполнять «know how»: «Доверяй, но проверяй и перепроверяй». Особенно проверяй ласкающие слух пустые обещания.

Уже потом, после выхода приказа, в результате которого нагревальщик лишился 100-процентной месячной премии, я задним числом спросил его бригадира Ивана Воскрекасенко:

– Что он за человек?

Ответ был исчерпывающим:

– По-хорошему не понимает.

Почему я не задал этот вопрос, когда принимал решение в первый раз? Сам не знаю. То ли не уловил тонкую границу между проявлением великодушия и слабинки. Может быть, помешало самолюбие начинающего начальника: «мы сами с усами». Но командирский ущерб этого эпизода был ощутимым: на глазах у всех подчиненных я дал себя провести.

А какой, к черту, авторитет у руководителя, которому можно «втереть очки»?

Причем здесь «ласкающие слух…»?

Если подчиненный, пытаясь тебя обмануть, сгущает краски, – это усиливает ощущение тревоги, автоматически повышает бдительность. Чувство самосохранения шепчет: давай проверим, может быть, не все так хреново?

Если же тебе докладывают, что все штатно, все в шоколаде, а какие-то мелочи не заслуживают вашего высокого внимания, то чего дергаться? Тем более что друзья вчера вернулись из теплоходного круиза до Астрахани и вечером приглашали на дегустацию икорки…

Если честно, то, несмотря на то, что теоретически неукоснительность соблюдения правила «проверяй!» я осознал еще в самом начале своего трудового маршрута, воплощение его в жизнь давалось мне не легко и, случалось, прихрамывало. Существует управленческая аксиома: руководитель должен регулярно быть «на местах»: заводах, фермах, больницах и всяких разных учреждениях. Именно там он подпитывается самой достоверной информацией. Из первых рук!

Типичный и, верю, эффективный пример использования такого, убежден, действенного стиля управления много лет демонстрирует московский мэр Юрий Лужков, совершая субботние объезды «стратегических объектов».

Работая в облисполкоме, администрации области, в Законодательном собрании, я тоже не был «белой вороной», старался «в плановом порядке» больше бывать в районах области, на предприятиях. Как-то, в качестве первого заместителя губернатора, возвращаясь на машине из Карагая, я сам для себя подводил итоги своего визита. Из «плюсов» бесспорным был один – политический: пообщался с народом, отметился. С точки зрения получения эксклюзивной местной информации – улов оказался скудным.

«Хозяева», руководители района, в основном зарядили меня только той информацией, которую они хотели донести до меня как распорядителя областными финансами. В «гостиной» выставили все напоказ, а на «кухне» продемонстрировали лишь начищенные кастрюли.

Итог анализа оказался печальным: и я сам, и мой управленческий аппарат к подготовке подобных поездок подходит не профессионально.

Определенные выводы я из этого случая сделал, но, признаюсь, качественного улучшения этой формы работы не произошло и на последующих должностях. Включая министерскую. Одну причину считаю уважительной: иногда в командировку приходилось выезжать внезапно, в связи с чрезвычайными обстоятельствами. Но и к «плановым» командировкам я так и не заставил себя готовиться основательнее: более детально заранее согласовывать программу, не смешивать протокольные и «контрольные» встречи, перепроверять информацию, представляемую гостеприимными хозяевами… После выхода в отставку у меня наконец-то появилось время для того, чтобы почитать художественную и мемуарную литературу, от чего за годы пребывания во власти я, признаюсь, поотвык. Особый интерес обнаружился к двум темам: литература о людях, с которыми приходилось общаться лично, и… о тонкостях аппаратной работы. Пристрастие ко второму объекту объясняется тем, что в аппаратную среду я окунулся в зрелом возрасте, внезапно, без всякой подготовки и к тому же сразу оказался на очень высоких должностях, не пройдя ни теоретического, ни практического курса «молодого бойца». Ликвидировать этот пробел из-за постоянного цейтнота не получалось. Теперь, хотя бы ретроспективно, мне хотелось оценить свою аппаратную деятельность «по науке».

Объяснение некоторым своим аппаратным упущениям я обнаружил в мемуарах В. Прибыткова, много лет работающего помощником К. Черненко[106]. Масса интересных вещей по этому поводу россыпью содержалась в воспоминаниях сталинских наркомов и маршалов, ГКЧПистов, моих коллег по эпохе Ельцина…

Как-то чтение мною мемуаров авиаконструктора А. Яковлева, который немало рассказывал о методах работы И. Сталина, совпало с трансляцией по ТВ визита В. Путина к летчикам дальней авиации и соответствующего полета. И тут я поймал себя на мысли, что в записках многочисленных очевидцев я ни разу не обнаружил описания посещений И. Сталиным какого-нибудь предприятия, колхоза и т. п. Испытаний новой военной техники – сколько угодно. Описаний вызовов в кабинет – кого угодно.

А обхода цехов и ферм – не нашел. На фоне Н. Хрущева на кукурузных полях, Л. Брежнева и М. Горбачева в цехах заводов, В. Путина на самолетах и подводных лодках это отклонение от «стандарта» даже заинтриговало. После этого каждую книгу, в которой речь шла о И. Сталине, я «исследовал» и с этой позиции. Не скажу, что это была тема номер один, не претендую на свое глубокое в нее погружение и стопроцентную уверенность в выводах, но по тому, что мне удалось обнаружить, получается, что, начиная с середины 1930-х годов, хождением в народ Иосиф Виссарионович не злоупотреблял. Он предпочитал, чтобы народ ходил к нему.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});