Гиперион - Дэн Симмонс

Сол растерянно взглянул на Рахиль. В больших глазах ребенка, устремленных на отца, светилась невысказанная мысль. Сол понял, что она говорит ему: «Да». Крепко прижав к себе дочь, он шагнул в темноту, и его голос разорвал царившую здесь тишину:

«Слушай, Ты! Больше не будет жертвоприношений, ни детей, ни родителей! И люди будут жертвовать собой лишь для людей – ни для кого иного. Время повиновения и искупления кончилось!»

Сол замолчал, ощущая биение своего сердца и теплоту тела Рахили. Откуда-то сверху с огромной высоты до него долетало холодное дыхание ветра, со свистом врывавшегося в невидимые трещины. Сол приложил руку ко рту и прокричал:

«Все! Теперь или оставь нас в покое, или приди к нам как отец, а не за жертвой! Выбирай, как некогда выбирал Авраам!»

В каменном полу раздался грохот, и Рахиль вздрогнула. Колонны зашатались. Красный сумрак сгустился, а затем мгновенно наступила тьма. Издалека донесся звук тяжелых шагов. Налетел мощный порыв ветра, и Сол прижал Рахиль к себе.

А потом замерцал свет, и они с Рахилью проснулись на борту КГ «Отважный», направлявшегося к Парвати, где им нужно было пересесть на звездолет-дерево «Иггдрасиль», который доставит их на планету Гиперион. Сол улыбнулся своей двухмесячной дочери. Она улыбнулась ему в ответ.

Это была ее последняя улыбка. Или же первая.

* * *

Когда ученый закончил свой рассказ, в каюте воцарилась тишина. Сол откашлялся и выпил воды из хрустального бокала. Рахиль спала в самодельной кроватке. Ветровоз, слегка раскачиваясь, продолжал свой путь, а монотонное громыхание ходового колеса и жужжание гиростабилизаторов навевали на пассажиров сон.

– Господи, – тихо произнесла Ламия Брон. Она хотела сказать еще что-то, но передумала и просто покачала головой.

Мартин Силен, закрыв глаза, продекламировал:

Когда ж вся ненависть уйдет,Душа невинность обретет,Постигнув, что сокрыты в ней однойЕе восторги, страхи и покой,А воля добрая ее – есть воля Божья,За что б ее тогда ни порицали,Какие б ветры ни хлестали,Она счастливой будет все же.

– Уильям Батлер Йейтс? – спросил Сол Вайнтрауб.

Силен утвердительно кивнул:

– «Молитва о дочери».

– Я, пожалуй, выйду на палубу подышать перед сном, – сказал Консул. – Никто не хочет присоединиться?

Захотели все. Обдуваемые свежим ветерком, паломники стояли на юте, вглядываясь в темное Травяное море. Огромная чаша неба была усеяна звездами и испещрена следами метеоров. Хлопанье парусов и скрип снастей, казалось, раздаются из далекого прошлого.

– Я думаю, нужно поставить на ночь часовых, – сказал полковник Кассад. – Дежурить будем по-одному. Через два часа – смена.

– Согласен, – отозвался Консул. – Я буду дежурить первым.

– Утром… – начал было Кассад.

– Смотрите! – вдруг крикнул отец Хойт.

Все взглянули туда, куда он показывал. Между сияющими созвездиями вспыхнули разноцветные огненные шары – зеленый, фиолетовый, оранжевый, еще один зеленый. Подобно зарницам они осветили раскинувшуюся во все стороны огромную равнину. Звезды и следы метеоров поблекли рядом с этим поразительным зрелищем.

– Взрывы? – спросил священник.

– Сражение в космосе, – ответил Кассад. – Поблизости. Термоядерные бомбы, – добавил он на ходу и скрылся в люке.

– Смотрите, Древо. – Хет Мастин указывал на светящуюся точку, которая перемещалась среди взрывов, словно тлеющий уголек среди огней фейерверка.

Кассад вернулся со своим электронным биноклем и пустил его по кругу.

– Бродяги? – спросила Ламия. – Это вторжение?

– Почти наверняка Бродяги, – сказал Кассад. – Но, возможно, это не вторжение, а всего лишь разведывательный рейд. Видите вспышки? Корабли Гегемонии стреляют ракетами, а Бродяги их сбивают.

Бинокль наконец оказался у Консула. Вспышки были теперь ясно различимы – расширяющиеся фонтаны огня. Он разглядел и пятнышко «дерева», и длинные синие выхлопы, по меньшей мере, двух разведчиков, удиравших от преследователей.

– Я не думаю… – начал было Кассад, как вдруг весь их корабль до кончиков мачт, и Травяное море затопило ярким оранжевым светом.

– Боже милостивый, – прошептал отец Хойт. – Они попали в корабль-дерево!

Консул перевел бинокль влево. Увеличивающийся ореол пламени можно было разглядеть и невооруженным глазом, но в бинокль какое-то мгновение были отчетливо видны километровый ствол и ветви охваченного огнем «Иггдрасиля». По мере того как выключались защитные поля и кислород выходил наружу, длинные языки пламени, изгибаясь, устремлялись в космос. Оранжевое облако начало пульсировать, потом растаяло и исчезло. На секунду ствол полыхнул огнем, а затем разлетелся на отдельные куски, словно последняя головешка догорающего костра. Ничто не могло уцелеть в этом аду. «Иггдрасиль», со своей командой, клонами и эргами, разумными существами-аккумуляторами, более не существовал.

Консул повернулся к Хету Мастину и с опозданием протянул ему бинокль.

– Мне очень жаль, – прошептал он.

Тамплиер не взял бинокля. Он опустил голову, надвинул на глаза капюшон и молча пошел вниз.

После гибели корабля-дерева взрывов больше не было. Прошло десять минут, но ни одна вспышка не нарушила черноту ночного неба.

Первой пришла в себя Ламия Брон:

– Вы полагаете, они их подбили?

– Бродяг? – спросил Кассад. – Вряд ли. Разведывательные корабли строятся с расчетом на скорость и на оборону. Сейчас они уже на расстоянии нескольких световых минут.

– Они что, охотились за кораблем-деревом? – спросил Силен. Голос поэта звучал непривычно трезво.

– Думаю, что нет, – ответил Кассад. – Скорее всего, это чистая случайность.

– Чистая случайность, – словно эхо повторил Сол Вайнтрауб и покачал головой. – Пойду посплю.

Один за другим спустились вниз и остальные. Когда на палубе остался один Кассад, Консул спросил:

– Где я должен нести караул?

– Обходите весь корабль, – ответил полковник. – Из основного коридора вам будут видны двери всех кают и вход в столовую и в камбуз. Потом поднимайтесь на палубу и проверяйте трап и надстройки. Внимательно следите, чтобы горели фонари. У вас есть оружие?

Консул отрицательно покачал головой.

Кассад протянул ему свой «жезл смерти».

– Он настроен на узкий луч – около полуметра на дистанции десять метров. Не пользуйтесь им, пока не убедитесь, что на корабль кто-то проник. Эта пластина с шершавой поверхностью – предохранитель. Сдвигается она вперед. Сейчас жезл на предохранителе.

Убедившись, что его палец не касается пластины, Консул кивнул.

– Я сменю вас через два часа, – сказал Кассад и проверил свой комлог. – Моя вахта закончится раньше, чем взойдет солнце. – Он посмотрел на небо, как бы ожидая, что «Иггдрасиль» вновь появится там и продолжит свой полет. Но там сияли только звезды. Закрывший северо-восточный горизонт черный вал предвещал шторм.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});