Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

интонации, в восклицательном знаке, переводящем слова в поступок. Тогда как Д. по всей своей природе созерцателя и летописателя к решительным поступкам склонен не был. Он поддержал, конечно, в марте 1966 года коллективное ходатайство о том, чтобы уже осужденных А. Синявского и Ю. Даниэля выдали писателям на поруки, но на этом его личная квота гражданских жестов, пожалуй, закончилась. И когда в феврале 1970-го, вслед на уволенными А. Кондратовичем, И. Сацем, И. Виноградовым и В. Лакшиным, редакцию «Нового мира» покинул А. Твардовский, Д., разумеется, тоже подал заявление об уходе. Но его (вместе с А. Марьямовым) «в порядке партийной дисциплины» попросили задержаться, и он возражать не стал: остался на несколько еще месяцев работать с новым главным редактором и даже напечатал в сентябрьском номере очередную, уже последнюю, порцию «Деревенского дневника».

В. Лакшин в дневниковой записи от 2 ноября 1970 года расценил это как «поступок равнозначный предательству»[1005]. Да «и сам Александр Трифонович и его окружение, — свидетельствует А. Турков, — отнеслись ко всем оставшимся в редакции с необычайной резкостью»[1006].

А дни Д., между тем, уже кончались. Страдая раком мозга, «Ефим, — как вспоминает А. Симуков, — больше года лежал дома — совершенно безжизненным. Что он испытывал, был ли он в сознании?»[1007]

Лучше не гадать, а перечитать его «Деревенский дневник» — к сожалению, давно не переиздававшийся.

Соч.: Дождь пополам с солнцем: Деревенский дневник. М.: Сов. писатель, 1990.

Друзин Валерий Павлович (1903–1980)

Д. начинал как один из первых комсомольских поэтов Иркутска, но, перебравшись в Ленинград (1923), к собственным стихам охладел, занялся критикой, а по окончании ЛГУ (1925) и аспирантуры (1929) еще и преподавательской деятельностью в Саратове (1930–1932), Астрахани (1932–1933), Ленинграде (с 1933). Во время войны служил в армейских газетах и политотделах, где вступил в ВКП(б) (1944), стал майором, получил медали «За боевые заслуги» и «За оборону Ленинграда».

Персона, словом, без особых примет, однако после демобилизации Д. попал, видимо, на глаза тем, кто принимает решения. И пошла карьера — разметав в августе 1946-го редакцию журнала «Звезда», его назначили туда ведать критикой, менее чем через год сделали главным редактором, одновременно бросили на руководство кафедрой советской литературы в Герценовском пединституте, а на XIX партсъезде в 1952 году произвели даже в члены Центральной ревизионной комиссии КПСС, на что стоит обратить внимание, так как выше в партийной иерархии ни один из литературных критиков никогда не поднимался.

За такие щедроты надо было, разумеется, не только платить усердием, но и отличиться рвением. И Д. рад был отличиться — ландшафт «Звезды» стал, за редчайшими исключениями, напоминать пустыню, а у самого Д. пошли статьи с выразительными названиями типа «Разоблачать последышей буржуазного космополитизма и эстетства» (Звезда. 1948. № 2), «Прихвостни антипатриотической группы…» (Советское искусство. 12 февраля 1949 года), пошли доклады и выступления на писательских собраниях, а среди них и на том знаменитом, где 15 июня 1954 года добивали М. Зощенко за его дерзкое поведение на встрече с английскими студентами.

В писательских кругах Д. стали называть «профессиональным литубийцей» (И. Кичанова-Лифшиц)[1008]. И так ли важно, что, — как говорит Я. Гордин, — «вообще, в отличие от профессиональных погромщиков того периода, он не был лично злым человеком. Скорее добродушным. Но, разумеется, что приказывали — делал»?[1009] И так ли важно, — время было, как всегда, непростое, — что под Д., вернее под его должность, постоянно подкапывались, предлагая ключевой пост главного редактора «Звезды» передать то Б. Полевому, то Н. Грибачеву, то А. Первенцеву, то А. Софронову, то В. Кочетову, то еще кому-либо из литературных генералов[1010].

Ни разу не срослось, как ничего не вышло и из попытки А. Суркова летом 1954 года посадить Д. вместо уволенного А. Твардовского в кресло главного редактора «Нового мира»[1011]. Зато репутация верного служаки сложилась, и не удивительно, что Вс. Кочетов через год после своего назначения главным редактором «Литературной газеты» выписал Д. себе в заместители, а на время частых отлучек оставлял его исполняющим обязанности главреда.

Такой, — Л. Лазарев, работавший тогда в редакции, называет Д. «твердокаменным»[1012], — борозды не испортит. Он и не портил, присматривая за тем, чтобы до газетных страниц, заполненных казенной риторикой, не доходило ни одно живое слово.

С. С. Смирнов, придя в марте 1959 года в «Литгазету» на смену Вс. Кочетову, держать Д. в редакции, разумеется, не стал. Но из номенклатуры так легко не вылетают, и Д. побыл какое-то время заместителем председателя правления только что созданного СП РСФСР, а покой обрел в респектабельной роли заведующего кафедрой советской литературы в Литературном институте и профессора МГПИ имени Ленина.

Чем занят был? Писал о книгах В. Саянова, Б. Ручьева, других полузабытых ныне поэтов и, конечно же, о творчестве Вс. Кочетова, изредка и всегда как-то невпопад выступал как полемист в газетах, так что А. Твардовский даже ударил по нему (и его соавтору Б. Дьякову) статьей с говорящим названием «Проповедь серости и посредственности». И, чувствуя, что литература ушла куда-то не туда, Д. ныл, конечно. И конечно, надеялся, что его время еще вернется: «по-видимому, — пишет он А. Дымшицу в октябре 1961 года, — после съезда партии в печатных органах СП будет наведен порядок. Ни „Литгазете“, ни „Юности“ не удастся больше так беззастенчиво топтать принципы социалистического реализма, дезориентировать читателей»[1013]. А то вдруг задирался, лез на рожон — процитируем письмо К. Чуковского дочери от 1 ноября 1964 года, то есть через две недели после падения Хрущева: «В Союзе Писателей выступил Друзин и заявил, что пора призвать к ответу этих хрущевцев: Твардовского и Солженицына»[1014].

Но благословенные сороковые-пятидесятые, когда он был в таком фаворе, все-таки не вернулись. Да и возраст давал о себе знать, и в начале семидесятых Д. отправили на пенсию.

Что осталось? Остался десяток обращенных к нему оскорбительных эпиграмм. И выразительная сценка в мемуарах С. Мнацаканяна:

В холле ЦДЛ перед рестораном, дожидаясь комплексного обеда, часто сиживал маленький старичок с лысиной на верхней части черепа, напоминающей тонзуру католического священника, хотя к религии он не имел никакого отношения. Это был критик Валерий Друзин. Молва нашептывала, что на нем много крови собратьев по литературе…[1015]

Соч.: Вблизи и на расстоянии. М.: Сов. писатель, 1974.

Лит.: Огрызко В. Советский литературный генералитет. М.: Лит. Россия, 2018.

Дувакин Виктор Дмитриевич (1909–1982)

Основоположником новой для России и чрезвычайно важной гуманитарной дисциплины Д. стал, собственно говоря, по несчастью. Прекрасно работал с 1931 года в Гослитмузее, а с 1939-го преподавал — сначала в Московском институте философии, литературы и истории, а после слияния МИФЛИ с МГУ — на филологическом