Крапивник - Екатерина Концова

конечно, назвать мускулистым… едва ли правдоподобнее, чем "жирным", но всё-таки в юности что-то отдалённо похожее на пресс у тебя просматривалось, а сейчас прослойка жира его перекрывает, и живот получается совершенно ровный, — меж пальцев, наконец, оказалась зажата складка. — А значит, у тебя пузико. Маленькое, но есть. Видишь?

— Так и говори: Эд, ты жиробас. Вот Роланда я так не раскармливала. Ишь, какой! Хряк на убой, — Эд шмыгнул носом и сам взялся за живот, моментально собирая более крупную складку и продолжая излагать саркастичные комментарии. — Как ещё пол не провалился.

— Ты обиделся, что ли? — я с нежной улыбкой оглядела этого "хряка".

Эдмунд был свыше наделён прорвой замечательных талантов, но его величайшим даром было «есть и не толстеть». Правда, вместе с возможностью набирать массу жира, ушла и возможность для набора мышечной — о мускулатуре атлета оставалось лишь мечтать.

— Ты не хряк. Ты симпатичный, — я ни сколько не лукавила.

Широкие плечи, тонкая талия. Мышцы и жилы местами заметно проступают.

Ещё совсем чуть-чуть, буквально пару килограмм мышц тут бы не помешали, но без них, как на мой вкус, не сильно хуже.

— И, кстати, Роланда я раскормила сильнее. Не дуйся.

— Я не дуюсь, — Эд улыбнулся.

Я тронула его лоб. Тёплый, наверное, температура спала не до конца.

— Тебе холодно?

— Нет, — что-то странное было в голосе.

Из приоткрытого окошка потянул ветер. Загасил свечу.

Только теперь мы с Эдом заметили, что белая энергия потускнела — шар медленно расплывался, как капля краски в стакане воды.

— Ладно, спи, — я забирала чашку и пошла за свечой.

Призывая себе в помощь светящийся шарик энергии, я слушала, как шелестит одеяло и скрипит кровать.

Слабый синий свет позволил увидеть, что Эдмунд отвернулся к стене.

Внутри больно кольнуло неизвестное чувство. Толи желание остаться, толи обида на давний разрыв помолвки.

Развернувшись резче, чем то было необходимо, я подошла к лестнице и сделала шаг вниз.

До слуха донесся приглушённый подушкой голос Эда. Пришлось остановиться:

— Что ты говоришь?

— Выключи будильник. Выспись перед дорогой, — пробормотал он.

— Хорошо.

Забота в таком её проявлении не покрывала болезненное чувство, но смягчала. Я зашагала вниз.

…

82. Луна.

…

Сидя за столом в ожидании обеда, я наблюдала, как учитель собирает сумки перед отъездом.

Даже странно. Казалось, я совсем недавно приехала в Трое-Город, а уже назад. Не то чтобы я сильно расстраивалась, наоборот — домой, повидаться с родственниками, приятелями. Даже экзамены не пугают — Эд достаточно меня натренировал. Просто это как-то странно.

Эдмунд определил в здоровенную сумку с самыми ценными вещами документы, деньги, десятка два книг, расчёты, бельё и средства гигиены в дорогу. Наша с мамой сумка с ценностями были втрое меньше.

Зато всё прочее — пару приличных костюмов, несколько повседневных вещей, обувь и тому подобное — по объёму занимали примерно столько же, сколько занимает десяток винных бутылок. Может даже меньше.

У нас, особенно у меня, сумок было… мягко говоря больше.

Эд продолжал упаковывать «важное». Мне всегда казалось, когда я смотрела на его рабочий стол и висящие вокруг листки на ниточках, что бумажек гораздо меньше, но во время сборов из ящиков и шкафов материализовались всё новые и новые стопки. В конечном счёте, вместе они составляли стопку с моё предплечье. И это не считая листов, не подходящих под общий формат, например, громоздких графиков и крохотных записок.

Мама выставила на стол миски с супом.

— Эд, иди обедать.

— Ага.

— Ты погостишь у нас, когда приедем домой? — мама бросила на Эда короткий взгляд, принимаясь за еду.

— Не планировал, — Эдмунд откусил кусок хлеба и тоже потянулся за ложкой. — И потом, соседи не достанут вас вопросами?

— Факты их не касаются, а предположения — их личные проблемы, — пожала плечами мама и строго продолжила. — Но в таком случае ты просто обязан заходить на ужин.

Не дожидаясь, когда собеседник поднимет от еды взгляд и оценит её выражение лица, мама сосредоточилась на супе.

— Ладно, — учителю на ответ потребовалось две секунды.

Он отправил в рот пару ложек супа и обратился ко мне:

— Вы, кстати, обсудите, когда ты снова приедешь сюда. Вместе со мной, через месяц, и летом тоже поучишься или ближе к осени.

— Подумаем.

Из их тарелок суп испарился быстро. Времени рассиживаться не было — встали мы сегодня позже обычного, а скоро должен был приехать извозчик, с которым Эдмунд заранее договорился.

Одна только я никуда не спешила. Медленно черпала ложечкой суп, пока старшие носились со своими делами. Затем готовила чай, жевала остатки печенья, чтоб не везти с собой. Я сегодня только тем и занимаюсь, что избавляю дом от продуктов, которые ни оставить, ни забрать.

Стрелки часов всё двигались и двигались.

Полчаса.

Час.

Полтора.

Под крышей качнулся колокол, издавая гулкий звук.

— Я открою.

Уже давно одетая в дорожное платье, я вышла к гостю.

— Здравствуйте, — передо мной стоял извозчик. Не тот же ли это человек, который привёз меня сюда?

— Здравствуйте. Сейчас все придут, — я юркнула в дом.

Мама уже проверяла, все ли артефакты выключены, закрыты ли окна. Учитель собирал сумки.

Я вынесла свой посох. Он пригодится для наложения защитных чар на дом.

От скуки оторвала от молодого побега виноградной лозы на щербатой стене башни кусочек, воткнула его в землю и завернула другой конец вокруг старого, крепкого стебля, что она росла в правильном направлении.

Мои спутники закончили свои дела и вышли. Извозчик взялся грузить вещи.

Эд запер дверь, затем вынул из её центра ржавый гвоздь, назначение которого я никогда прежде не понимала, и вставил назад, продырявив и закрепив листок бумаги, зачарованный на защиту от дождя. Записка гласила: "Я уехал. Надолго!".

— А теперь колдуй защиту.

Я направила в посох энергию. Сложное плетение из лиловых рун требовалось усложнить дополнительно, чтобы его труднее было разрушить чужаку. Хотя Эд и спрятал самые ценные вещи в тайной системе подвалов под руинами замка — обычно там хранилось вино, не самые нужные и самые дорогие книги и артефакты — предосторожности лишними не бывают.

— Пароль помнишь? — уточнил преподаватель, когда я закончила рисунок.

— Ага.

Эд прижал руку к двери. Я положила свою сверху и пропустила через ладони шар лиловых нитей.

— Нет ничего вкуснее жареной картошки! — хором произнесли мы.

По башне пробежала лиловая волна, обозначая, что здание теперь под защитой и плетение разрушится только передо мной или Эдом, среагировав на голос, пароль и прикосновение одного из нас.

— Замечательно, — Эдмунд щёлкнул меня по носу. — Пошли, солнце.

Мама уже ждала нас в повозке.

Вскоре