Чудо-моргушник в Некитае - Александр Гейман

- Постойте-ка, - прервал аббат, - я что-то не понимаю. В чем же он должен сознаться? Вы же сказали, что преступник должен раскаяться, и с тем наказание кончается?

- Это абсолютно одно и то же, - терпеливо объяснял наместник. Раскаяние приговоренного и есть его признание и одновременно - ответ на вопрос следствия.

* * *

- Чего-то я ни фига не пойму, - заметил император Ли Фаню. - Этот Бисмарк у тебя какой-то мистицист выходит.

- О нет, ваше величество, - разъяснил Ли Фань, - никакой мистики и никакого асбурда. Фелляция заканчивается - ну, вы знаете, что испускают в таком случае. Это и есть то, зачем Амундсен на Северный полюс ходил. И само собой, это то раскаяние, которого добивается герр Бисмарк.

- Что-то я не слышал, чтобы Амундсену для этого надо было идти на полюс, - снова удивился император.

- Не торопитесь, государь, всему свой черед, - отвечал писатель. - Об этом у меня дальше - в письме графа.

- Так святой граф все-таки пошлет мне весточку! - возликовал император.

- Ага, - обнадежил Ли Фань.

* * *

Аббат посоображал и, уяснив себе нечто, продолжил расспросы.

- Ну, хорошо, а как определяется тяжесть вины? За какой проступок какое наказание следует?

Бисмарк снисходительно улыбнулся.

- Подобный метод характерен только для стран с неразвитой системой юстиции. Наша практика давно уже обогнала эту безнадежно устаревшую систему. Напоминаю, дорогой аббат, - наш преступник сам определяет себе меру наказания. Какая разница, что именно он сотворил, если уже известна мера полагающегося за это принудительного воздействия? Мы, естественно, можем предположить, что, коль скоро преступник назначил себе три или четыре фелляции подряд, то его вина весьма серьезна. Но выяснять, в чем она состоит, - это совершенно излишний бюрократизм. Достаточно того, что правонарушитель явился с повинной, был наказан и полностью раскаялся.

- Ну, допустим, - сказал аббат. - Но вот вопрос - случается ли, что после такой кары преступник вновь совершает преступление?

Наместник развел руками и признал справедливость догадки аббата:

- Действительно, аббат, я вынужден это констатировать: практически каждый из наказанных впоследствии становится рецидивистом.

- Ага! - вскричал аббат. - Ну, теперь видите! Вот вы караете их, караете - а преступность знай растет! Неужели вам все ещё непонятна порочность системы наказаний?

- Преступность, действительно, растет, однако мы её полностью контролируем, - заявил обиженный наместник. - Где же ещё вы найдете столь тотальный учет? И при этом - абсолютная беспристрастность правосудия. Я, например, сам несколько раз приговаривал себя к наказанию, хотя как правитель области легко мог бы ускользнуть от кары.

- Я отдаю должное вашему правосознанию, герр Бисмарк, - признал аббат. - Но все же - что вы намерены делать, чтобы снизить этот криминальный беспредел?

- Да, проблема нас тоже тревожит, - согласился наместник. - В частности, женская часть населения изъявляет сильное негодование. Так что мы собираемся ужесточить систему наказаний. В моей канцелярии уже подготовлен проект закона о распространении телесных наказаний и на женщин. Согласно этому законопроекту - правда, я ещё не подписал его, - так вот, женщин-преступниц предполагается беспощадно карать куннилингом.

- Куннилингом! - возопил аббат.

- Да, до окончательного раскаяния. Разумеется, сохраняется та же система явок с повинной, но мы вводим и новшество. Поскольку женщины, как известно, менее решительны и более стеснительны, нежели мужчины, то теперь можно будет явиться с повинной анонимно.

- Анонимно? Это как?

- Очень просто - надо будет только написать донос на самую себя, указать имя, адрес и тяжесть вины - и в назначенное время явится экзекутор и произведет меры принудительного исправления.

- А если кто-то сделает ложный донос на свою соседку? - спросил аббат. - В бытность мою ребенком, я, помнится, очень страдал от нападок одной старой девы, жившей по соседству. Даже я, при моей кротости, не смог бы удержаться при таких обстоятельствах, чтобы не послать на эту мегеру донос.

Бисмарк отмахнулся:

- Эка важность, ну, полижут ей разок по ошибке - небось, не помрет из-за этого. В конце концов, аббат, всякая судебная система не свободна от подобных ошибок.

- Да-а-а... - протянул аббат Крюшон. - Да-а-а... Вот теперь, в самом деле, не мешает пообедать.

Обед этот, хотя и был накрыт роскошно и даже с некоторой помпой в честь высокого гостя, прошел молча - каждый размышлял над тем, что узнал от другого. "Этот аббат - опасная штучка", - встревоженно думал наместник Бисмарк и строил планы по нейтрализации нежелательного ревизора. А Крюшон думал-думал и наконец твердо решил положить конец этой новоизобретенной судебно-карательной системе. "Господь учил нас прощать. А это что же такое - явился с повинной, а тебя за это фелляцией карают! Нет-с, больше такому не бывать!"

Меж тем в столовую вошел юноша-слуга и стал разливать напитки. Аббат глянул на него внимательней и ахнул: - Верди!

Юноша глянул на аббата и как девушка опустил глаза. На его щеках заиграл румянец смущения.

- Нет, нет! - поспешно заявил Бисмарк. - Это не Верди. Это Гринблат.

- Как это может быть? - возразил аббат. - Гринблат - в Некитае, служит послу Пфлюгену.

- Идите, Гринблат, - торопливо махнул рукой наместник. - Я вам сейчас все объясню...

- Нет, Гринблат, постойте-ка, - остановил аббат. - А ну-ка, расстегните сорочку - нет ли у вас там розового шрамика возле пупочка? Ага, вижу, вот он... Так, так... А ведь ваш партнер де Перастини о вас так скучает, так скучает! Грешно, юноша, что вы изменили своему патрону!.. А я-то ещё недоумевал, зачем наш итальянец ищет своего слугу, когда всем известно, что он в доме у барона Пфлюгена!

- Да нет же, - свистящим шепотом отвечал фон Бисмарк, все-таки выпроводив слугу кивком головы. - Это как раз Гринблат. Верди... его нет в Некитае более. А у нашего посла служит Шуберт. Эти трое - тройняшки. Один из них родился в итальянской части Швейцарии, а остальные - в немецком кантоне.

- В таком случае, не родился ли ещё и четвертый, во французской части Швейцарии? - осведомился аббат, глядя в глаза Бисмарку ясным взором.

- Попробуйте-ка это вино, - предложил Бисмарк. - Букет - не хуже рейнского двадцатилетней выдержки.

- Я предпочитаю наливку из нашего монастырского погреба, - отвечал аббат, однако угостился. Он не стал более расспрашивать о Гринблате-Верди, решив, однако, позже дать весточку де Перастини.

После обеда аббат позволил себе вздремнуть часика три для восстановления сил и, восстановив их, обрел окончательную решимость исполнить задуманное. Ближе к вечеру он имел с наместником Бисмарком новую беседу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});