Светлая полоска Тьмы - Елена Миллер

— Это согласие?

— Да. Я ваш человек, Станислав Романович.

— Только я должен тебя предупредить: став по-настоящему моим, ты изменишься навсегда. Между нами возникнет особая ментальная связь. Уволиться не получится, отставки тоже не будет, пока я жив. Обдумай это, у тебя есть время изменить свое решение до нашего возвращения.

— Что за связь?

— Телепатия.

— А без этого никак? Что-то не вдохновляет меня такая перспектива.

— Воспринимай это, как замену мобильной связи.

— Зачем ее заменять?

— У телепатии нет ограничений. Ей не нужны вышки ретрансляторов, заряды аккумулятора и прочее. Ты сможешь всегда позвать меня, а я тебя. Можно передавать образы, ощущения, а не только слова. Если тебе это не по душе, могу прибегать к ней только в случае отсутствия мобильной связи. Обещаю соблюдать твое личное пространство.

— Меня это устраивает.

— Есть еще кое-что, о чем ты должен знать прежде, чем примешь решение. Ты более не будешь человеком.

— Кем я тогда стану, монстром!?

— Нет, ты перестанешь стареть. Станешь сильнее, выносливее, быстрее. Сможешь овладеть магией, если захочешь.

— А летать смогу? — в его голосе была отчаянная надежда.

Мне не хотелось разочаровывать парня, но и давать пустых обещаний я не собирался:

— Левитация довольно сложна и полна ограничений. Благодаря ей можно высоко подпрыгнуть и на некоторое время зависнуть в воздухе. Можно еще скользить над землей. Летать как птица не получится.

— У тебя неплохо вышло, там, за бортом, в теле дракона, — он кивнул на тьму за стеклом иллюминатора.

— Я метаморф — мое ДНК пластично, твое — нет. Однажды мне удалось скрестить человека и волка, но это предел. Я могу дать тебе лишь одну ипостась, и это не дракон. Даже среди нас их единицы.

— На Земле есть вервольфы!?

— Только один. Ты его видел, он привез на аэродром нашу пассажирку.

— Тот суровый белобрысы верзила?

— Да, его зовут Войцех.

— А он что, добровольно согласился стать оборотнем?

— Нет, для него это был вопрос жизни и смерти.

— Понятно. А со мной ты мог бы провернуть такое… колдовство? — он споткнулся на последнем слове.

— Да. Если хочешь летать, я мог бы соединить тебя с орлом или любой другой крупной птицей по твоему выбору. Только учти, метаморфоза поначалу очень болезненна. К обращению будешь привыкать год, по крайней мере так было у Войцеха.

— Согласен, — он не раздумывал. — Сделай из меня орла-оборотня.

↑

Глава 60. Частицы пазла

Квинт.

Я вернулся в салон. До Пекина оставалось чуть больше часа. Мне еще предстояло допросить Ветрову, а затем изменить ее воспоминания за последние пару десятков лет. Она знала о дочери Странника — дарить такой подарок Лонгвею я не собирался, хватит с него и наложницы-видящей.

Ветрова или Винд не могла лгать или утаивать правду под заклятием Подчинения, нужно только задавать правильные вопросы. Я снял с нее кислородную маску и спасательный жилет. Водворив их на место, я занял соседнее кресло:

— Как мне тебя называть Антонина или Антония?

— Антония.

— Хорошо, Антония, расскажи мне все, что тебе известно о планах Мирославы.

— Советнице нужны яйцеклетки дочери Энтаниеля. Она хочет вырастить и воспитать полный Круг второго поколения, чтобы уничтожить вашу расу, — монотонно ответила она.

— Кто еще из шпионок Мирославы приглядывал за Алисой, кроме тебя и Серовой? — меня интересовали все сообщницы опальной советницы.

— Моя мать.

— Кто она такая?

— Алла Полонская. Сейчас она носит фамилию Плетнева.

— Как интересно, — я присмотрелся к ее чертам. Некое сходство прослеживалось, особенно теперь, когда ее лицо не скрывала маска возраста. — Кто еще из твоих родственников замешан?

— Ублюдок моей бабки, Игнат Зарецкий.

— Брат твоей матери!? Как имя твоей бабки?

— Ирина Неженская, — частицы пазла медленно становились на свои места.

— Тебе известно, что с ней стало?

— Она опозорила наш род. Влюбилась в мужчину и родила ему мальчишку. Она должна была за это заплатить, — в ее монотонном голосе прорезались нотки негодования, что говорило о сильных эмоциях, раз они смогли прорваться сквозь заклятие. — Мне пришлось доложить об этом Мирославе.

— Что советница сделала с ней?

— Отдала какому-то китайцу из ваших.

— Его имя?

— Она его не называла. Сказала только, что раз Неженской нравится рожать ублюдков — пусть рожает их во благо общего дела.

— В каком году это было?

— В 2000-м.

Все сходилось, Игорь, сын Тэтсуя, был рожден Неженской.

— Что Мирослава получила взамен?

— Не знаю. Она не говорила об этом.

— Где твоя мать?

— Не знаю. Она позвонила накануне, сказала, ей срочно нужно уехать по заданию Мирославы. Я перезвонила советнице, но она велела мне оставаться на месте и продолжать наблюдение.

— Что еще Мирослава или Полонская говорили тебе.

— Мама говорила о Палаче.

— О Зигмунде Ковальски? Она встречалась с ним?

— Нет, только сказала, что он до чертиков напугал Мирославу.

— О чем Зигмунд говорил с советницей?

— О похищении Алисы. Он согласился выкрасть ее для нас.

— Мне нужны подробности плана, все, что тебе известно.

— У дочери Странника изъяли бы двенадцать яйцеклеток, потом устранили, она слишком своенравна, не поддается нашему влиянию. Ее дочерей выносили бы мы.

— Кто мы? Мне нужны имена всех двенадцати.

— Мирослава. Клементина и три ее дочери: Гертруда, Магда, Синтия. Кузины: Андриана и Мара. Я тоже. Остальных не знаю, они из других Ветвей.

— Где их можно найти?

— Кузины управляют частной клиникой репродуктивной медицины в Москве, она называется "Надежда". Точного адреса я не помню, он где-то записан. Я никогда там не была. Мирослава открыла ее уже после того, как отправила меня на задание в ваш город. Где остальные — я не знаю.

— Это там вы собирались потрошить Алису на яйцеклетки?

— Нет, в клинике должно было пройти искусственное оплодотворение. Ее держали бы в закрытой психлечебнице.

— Как вы собирались удерживать дочь Странника? — мой голос был холоднее льда.

— У Мирославы был какой-то способ обуздать ее примерно на год, этого должно было хватить, — она задрожала. Ее зубы почти стучали, коленки покрылись мурашками, заметными даже сквозь чулки.

— Успокойся, — мой тон потеплел. — Что за способ?

— Это какая-то порча. Больше мне ничего неизвестно.