Тьма внешняя - Владимир Лещенко

Фландрские нобили не скрывали, что гибель извечного угнетателя их вовсе не огорчает. Правда, когда в их богатый край хлынули голодные, вооруженные до зубов толпы, поддержанные местной чернью, радость их весьма поубавилась.

Италия, еще недавно трепетавшая в ожидании перехода через Альпы полчищ под синими знаменами, теперь не без самодовольства взирала на север. Благо, именно в Риме нашелся человек – ученый доминиканец фра Анджело, раскрывший секрет летающих «чудовищ», принесших победу Деве.

Армия герцога Миланского – молодого Барнабе Висконти, без особого труда разбила вторгшегося в Прованс полководца мятежников Симона Бовези, попутно подавив в зародыше начавшийся мятеж местных последователей Владычицы. Гвельфы и гиббелины продолжали резать друг друга, а князья – враждовать из-за клочков земли. Многие из числа духовенства заявляли, что великий грех убийства римского папы и перенесения святого престола из Рима не мог не остаться неотмщенным. [41]

Во Флоренции, в стенах сеньории, произносились речи о том, что Бог достойно покарал Великую Блудницу-Францию и сокрушил Авиньон – этот новый Вавилон. В Риме пятеро кардиналов затеяли выборы нового главы церкви, но так как каждый мечтал занять это место, все кончилось ничем.

Одним словом, все забыли о страшной угрозе, по-прежнему нависавшей над миром, владык духовных и светских беспокоили лишь исключительно их амбиции и личная выгода…

Взгляд кардинала невольно остановился на стопе бумаг, украшенных разнокалиберными яркими печатями на золотых шнурках. То была переписка между собой европейских монархов. Они чего-то требовали друг от друга; явно без особого желания обсуждали возможность нового крестового похода, оспаривали друг у друга права на земли гибнущей Франции, отмахивались от предупреждений наиболее прозорливых из своего числа. Большинства из них уже не было в живых, так же как не существовало ныне и королевств, чьи гербы украшали цветной воск печатей.

Между тем, грозные знамения следовали одно за другим. В небе над многими странами каждую ночь можно было видеть настоящие дожди из падающих звезд, по мнению стариков предвещающие новую войну. Не раз и не два небеса озарялись багровыми сполохами невиданного в Европе северного сияния. Кроме того, из разных мест сообщали о появлявшихся на небе горящих городах, огромных всадниках, сражениях, огненных драконах и орлах с мечами в когтях.

Жители Любека видели в облаках плачущую Богоматерь. Не раз в ночном небе появлялись две или даже три Луны, а над Шотландией в одну из зимних ночей загорелось одновременно целых пять.

Но не только горние выси предвещали бедствия. Земная твердь тоже не была спокойна. В Италии во многих местах тряслась земля, покрываясь трещинами огромной глубины, из которых шли удушливые серные пары. Некоторые смельчаки спускались в эти трещины: иные из них могли сравниться шириной с городской улицей, и говорили, что из бездонных провалов до них доносились странные звуки, очень похожие на крики и стоны грешных душ, терзаемых в Преисподней.

Во всех этих сообщениях трудно было отделить правду от вымысла или заблуждений, но тень, упавшая на мир, ясно давала знать о себе.

…Той зимой начало поднимать голову язычество. И не только там где власть духовная и светская была уничтожена. Все чаще приходили из разных стран известия о тайных сборищах, где вспоминают казалось напрочь забытых языческих богов. Честно говоря, многие клирики не обратили на это должного внимания, ибо гораздо больше беспокоило их то, что воспряли духом поклонники Дьявола. Ведьмы и ведьмаки с удвоенным рвением принялись служить Нечистому, ночами оскверняя храмы и творя свои богохульные обряды. Некоторые из них даже не особенно таились, заявляя, что время их полного торжества уже недалеко. И даже известия об обращении части басков к своей прежней вере и о том, что на севере упрямые дикие финны дружно, точно заслышав голос с неба, отрекаются от Христа, возвращаясь к вере предков, воздвигают алтари отвратных финских богов Юмалы и Перголы, не произвели должного впечатления.

Весьма оживились и всякого рода еретики, все эти пикарты, вальденсы, лолларды и прочие, хоронившиеся до сей поры от глаз инквизиции. И это происходило даже в странах, ранее не подверженных духовной заразе.

Многие, прежде бывшие добрыми католиками, теперь разуверились в могуществе церкви, потерпевшей столь страшное поражение.

Именно тогда наиболее прозорливые и начали догадываться: все случившееся – не просто бунт, пусть сколь угодно удачный и разрушительный. Нет – колебались сами основы мироздания…

* * *

Когда мне случается обращаться к моим сподвижникам или к толпе ждущих моего слова, я уже не ощущаю того, что прежде. Сила моих владык больше не ведет меня. Я говорю те же слова, что и раньше, но теперь говорю их я сама, теперь мне самой принадлежит сила, которой я одаривала коленопреклоненную толпу, и мне, а не Им, предназначена безумная любовь и преданность, светящаяся в глазах людей, и их приветственные крики. Теперь мне одной вручали они безграничную власть над своими телами и душами, жизнью и смертью. Что это?! Неужели высшие силы оставили меня?? А быть может, напротив, возлюбили еще больше, и теперь я не просто их орудие, и мне дарована часть их мощи??

* * *

Глава 2

Кардинал вновь посмотрел в окно на покачивающиеся на мелкой волне корабли, вернувшиеся из неведомого далека. Затем перевел взгляд на лежащий поверх бумаг нераспечатанный свиток – послание принца Хокона.

Тогда, в мае, когда этот невероятный поход за море только готовился, он почти не придал ему значения.

Он только-только прибыл в Осло, еще не вполне отойдя от потрясения после разразившейся в германских землях катастрофы. В памяти его были еще слишком свежи дни Лейпцигской битвы, когда он, поднятый среди ночи с постели, босой и в одной сорочке, вместе со стенающим и плачущим клиром спасался бегством от прорвавшейся конницы Дьяволицы.

Вдобавок его положение здесь было довольно двусмысленным. Местный епископ встретил его не очень-то приветливо и сразу заявил, что, хотя и уважает его сан, но вмешательства в свои дела не допустит. На место главы норвежской церкви он рукоположен самим папой и будет исполнять свои обязанности в это тяжкое время, руководствуясь лишь церковными законами и совестью христианина, до тех пор, пока вновь избранный великий понтифик не соблаговолит освободить его от должности.

Решительный нрав епископа Томаса был хорошо известен кардиналу. Еще находясь в Германии, он слышал, как тот упрятал в монастырскую тюрьму доминиканского аббата, пригрозившего костром за ересь одному приходскому священнику, сказавшему, что недостойное духовенство отдало мир во власть Сатаны.