Дитя Всех cвятых. Цикламор - Жан-Франсуа Намьяс

Анн подошел и поклонился ей. В последний раз, когда они виделись, она была девушкой, а он ребенком. Теперь ей исполнилось тридцать, а ему восемнадцать. Оба были одинаково удивлены. Крестная похвалила его приятную наружность, достала из сундука целую кипу листков и вручила ему.

Это были письма от Виргилио д'Орты. Итальянец писал их, не переставая, в течение всей войны, потому и накопилось такое невероятное количество. И каждое письмо оказывалось еще восторженнее предыдущего.

Благодаря открытию Анна сеньор д'Орта обнаружил и другие рукописи, тексты которых он пересылал помимо текста четвертой эклоги «Буколик». И это еще не конец: чудесные находки продолжаются! Признательность Виргилио была безгранична, и он повторял свои предложения о помощи. Если Анн нуждается в чем бы то ни было, особенно в деньгах, ему стоит только попросить. И еще Виргилио д'Орта не забывал в каждом письме справиться о Теодоре. «Как поживает signora Теодора? Удостойте передать ей мои добрые пожелания…»

Для Анна это оказалось настоящим даром судьбы. Он сразу же с головой погрузился в переводы, восстанавливая связь с самыми прекрасными моментами своей жизни. И незамедлительно ответил своему гостеприимцу, еще раз поблагодарив его за все и рассказав о событиях во Франции, о волнующих моментах, которые пережил в войске Девственницы. Только в одном вопросе он оставался неизменно туманным – высказываясь по поводу своей супруги.

В последующие дни Анн из любезности еще несколько раз навестил Бонну Орлеанскую. Герцогиня приняла крестника с прежней любезностью, но все же сохраняла некоторую дистанцию. В их положении имелась ощутимая разница. К тому же она была женой пленника. Не подобает ей слишком сближаться с молодым человеком, пусть и крестником.

Но юным девушкам из свиты герцогини вовсе не обязательно было проявлять ту же сдержанность, и Анн вскоре приметил, что весьма нравится одной из них, Этьенетте де Дре. Ей было восемнадцать, как и ему. Происхождение из семьи столь же богатой, сколь и знатной, делало ее самой завидной невестой во Франции, что не отняло у нее ни простоты, ни веселости. Конечно, она не считалась первой красавицей при дворе и была, в частности, чуточку полновата, но выглядела очень свежей, здоровой, а главное, щеголяла в ни с чем не сравнимых нарядах. Ее головные уборы были настоящим чудом легкости и воздушного изящества.

Когда девушка пела для герцогини – а голосок у нее был весьма красивым, – то смотрела исключительно на сеньора де Невиля, а стоило Анну очутиться слишком близко, немедленно краснела.

Это обстоятельство глубоко смутило Анна, напомнив о праздновании мая в Куссоне, когда благородные всадницы бросали на него такие же взгляды, значения которых он тогда не понимал… Май! Как все это теперь необычайно далеко!.. А Перрина? Перрина, грот, река, поцелуй. На него навалились угрызения совести: он совершенно забыл о Перрине!..

Вскоре при дворе состоялся бал, воспоминание о котором Анну предстояло хранить долго.

Здесь он встретил Девственницу. Она была в женском платье! И то, что было самым естественным делом на свете – девушка в девичьем уборе, – показалось Анну жутко нелепым, почти неподобающим. Пышный голубой наряд с золотым шитьем имел широкие, подбитые горностаем рукава; зауженная талия и декольте, закрытое золотым латным нагрудником. Кроме того, на Жанне было тяжелое, украшенное каменьями ожерелье.

Этот наряд бедной Жанне казался орудием пытки. Чувствовалось, что она кипит от нетерпения, умирает от стыда. Она напоминала тех собак, которых хозяева ради шутки наряжают в платьица и те подчиняются, повинуясь долгу, хотя хотели бы все разорвать и кусаться вслепую налево и направо…

Хозяином, конечно же, был король! Никогда он не вел себя гаже, чем в тот вечер. Он стоял рядом с девушкой и улыбался ей, не скрывая иронии. Вокруг вертелись его советники. Подле непомерной туши Ла Тремуйля Анн увидел того самого рыцаря, которого угостил оплеухой в Компьене. Тот шепнул что-то своему соседу, прыснувшему со смеху. Анн сжал кулаки. Можно догадаться, о чем они шушукаются!

В этот миг заиграл оркестр. Этьенетта де Дре оказалась рядом. Анн не мог не пригласить ее и подал руку.

Прежде он никогда не танцевал, но вышел из затруднения неплохо. Ему это даже понравилось. Головной убор Этьенетты, порхающий перед ним, очаровал Анна. После некоторого молчания он высказал девушке искренний комплимент. Та осмелела.

– Расскажите о себе.

Анн опомнился. Он не имел права подавать ей ложную надежду.

– Я женат.

И почувствовал, как дрогнули ее пальцы.

– Уже? Но где же ваша супруга?

Он сказал первое, что пришло в голову.

– Осталась в Валуа.

– И что она там делает?

– Она больна…

Ему вспомнилась печальная судьба хозяйки замка Флёрен.

– Лечится в эрменонвильском лепрозории…

Танец тут же закончился. Этьенетта де Дре пробормотала несколько слов и оставила его. Сначала он удивился подобной реакции, но потом сообразил, что та испугалась заразиться. Он солгал не ради этого, но ложь окончательно отдалила девушку от него.

Отдалился он и от своей крестной. На следующий день она была более чем сдержанна. Должно быть, Этьенетта рассказала об услышанном. С тех пор Анн вообще перестал навещать герцогиню и остался наедине со своими латинскими текстами. Он ходил переводить их в библиотеку, прилегавшую к часовне.

Шли дни… С одиночеством к нему вернулись усталость и тоска. Но главное, им завладела одна мысль. Ужасная мысль…

Как Анн и сказал Этьенетте де Дре, он женат, но не на обычной женщине, а на призраке, фантоме! Конечно, это упоительно, но какая жизнь ожидает его с такой супругой? Несколько летних ночей, а потом – месяцы одиночества, несколько мгновений счастья – и целая вечность тоски. Как это жестоко, когда ты молод и полон жизни! И к тому же у него не будет детей. Она сама сказала ему: «Разве заводят ребенка с тенью?»

Хуже того, а что с ним будет, если она не появится больше, если она навсегда вернулась к волкам? Он никогда не станет вдовцом, никогда не сможет жениться вновь. Это на всю жизнь – большая пустая постель Невильского замка! И в минуту слабости на краткий миг Анн даже пожалел о том, что женат на Теодоре.

Он взял себя в руки. Однако приходилось признать: прадед прав. Женившись на Теодоре, он отрезал себя от остальных людей. У него не будет ни нормальной жизни, ни потомства, так что поделом его лишили наследства… Увы, несмотря на просьбу Изидора Ланфана и предсказание Виргилио д'Орты, он никогда не станет Вивре!

***

Анн никогда не станет Вивре: чуть раньше его прадед получил печальное подтверждение этому. Встреча с герцогом Бретонским прошла плохо, хуже некуда. Что касается Куссона, то, как и предвидел Франсуа, тут ничего нельзя было поделать. Никогда герцогство не вернет эту неприступную твердыню. Что до Вивре, то выкупить замок и титул возможно – но, разумеется, не деньгами Франсуа, которые отныне принадлежат ему, лишь покуда он жив. Следует найти щедрого дарителя, тогда и будет видно.