Провокатор. Роман Малиновский: судьба и время - Исаак Розенталь

Мало кто в Москве не знал серый двухэтажный дом в Большом Гнездниковском переулке. Принадлежал он учреждению таинственному — Московскому охранному отделению. Непроницаемо забеленные стекла и решетки на окнах первого этажа ограждали происходящее внутри от излишне любопытных взоров. После того, как во время декабрьского восстания 1905 года в помещение охранки эсеры бросили ночью из промчавшейся мимо пролетки две бомбы, спешно сооруженная защитная «рогатка» отделила дом от тротуара, ограничив и без того узкий проезд.

Современник, побывавший в этом здании вскоре после свержения монархии, рассказывал, как «с невольным трепетом» перешагнул порог ворот и со двора, через один из девяти подъездов поднялся па второй этаж, где находился кабинет начальника охранного отделения — большая комната с медвежьей шкурой на полу и письменным столом с «бессчисленными телефонами». Телефоны связывали охранку прежде всего с полицейскими участками. Оттуда вызывали на допрос арестованных (но имелась и своя тюремная камера). Связь поддерживалась также с «черным кабинетом» на московском почтамте — там перлюстрировались подозрительные письма, после чего копии поступали в охранку для «разработки».

И еще один элемент оформления кабинета бросался в глаза: стены его были увешаны схемами, диаграммами, графиками, начиная с генеалогического древа российского свободомыслия и кончая чертежами, составленными на основе дневников наружного наблюдения. Помимо того, что они служили «наглядными пособиями» для обучения сыскной науке, вид их должен был поразить допрашиваемых, подталкивая к мысли: стоит ли упорствовать, если властям столь многое уже известно?[69]

Роман Малиновский очутился здесь весной 1910 г. — через четыре года после события, которое, казалось, открывало перед ним совсем другие пути.

30 апреля 1906 г. 2 тысячи петербургских рабочих-металлистов собрались в Народном доме графини Паниной, чтобы учредить свой профессиональный союз. Прошло две недели с момента подачи устава союза на регистрацию: согласно закону, это автоматически давало ему право действовать легально. Но 9 июля царь распустил I Государственную думу, столица была объявлена па положении чрезвычайной и усиленной охраны, все рабочие организации закрыты. Союз металлистов, однако, не только не распался, но и продолжал расти: накануне закрытия он насчитывал 9,5 тысяч членов, а в январе 1907 г. — 10,5. К маю удалось его заново легализовать.

До 1905 г. в России еще не было легальных профсоюзов, а в 1907 г. их действовало не менее 1150; 700 из них объединяли около 330 тыс. рабочих, и свыше 50 тыс. приходилось на столицу[70]. Самым крупным был союз металлистов, он ставил своей задачей «активное вмешательство во все проявления общественной жизни в целях развития классового сознания рабочих и укрепления классовой организации» — но с оговоркой: «поскольку это не грозит явной опасностью открытому существованию и единству союза»[71]. Здесь, как писали современники, была сосредоточена «соль» питерских рабочих[72].

Становление союза металлистов и укрепление его организационной структуры проходило при самом деятельном участии Романа Малиновского — с июля 1906 г. секретаря Петербургского районного отделения, с ноября — общегородского, а с мая 1907 г., после вторичной легализации, — секретаря центрального правления. Он охотно согласился занять эту нелегкую, но оплачиваемую должность. Впрочем, справедливости ради следует сказать, что Малиновский входил в группу инициаторов создания союза, еще работая токарем на чугунолитейном, машиностроительном и арматурном заводе «Лангезипен», когда не было ни председателя правления, ни секретаря, ни платы за выполнение этих обязанностей.

Содержать «освобожденных» секретарей могли далеко не все профсоюзы того времени — материально немощные, преследуемые, организационно неокрепшие. Да и в союзе металлистов, самом многочисленном в столице и в стране, при 7,5 тыс. руб. в союзной кассе к концу 1907 г. в среднем приходилось 66 коп. на одного члена союза[73]. Малиновский получал за секретарство 40 руб. в месяц, из которых 10 руб. тратил на разъезды по делам организации. 17 мая 1908 г. он заявил на заседании правления, что «крайне стесненное материальное положение» заставляет его просить о прибавке жалования. Часть членов правления высказалась в том духе, что следует установить предел оплаты должностных лиц, но просьба Малиновского была уважена (с тем, что это решение должно быть утверждено общим собранием), и он стал получать 50 руб.[74] Эта сумма и в дальнейшем, после Малиновского, оставалась наивысшей.

Отметим для сравнения, что заработок 11 % членов союза металлистов составлял тогда 60 руб. и выше, 39 % — от 40 до 60 и 50 % — менее 40[75], и это при том, что союз охватывал, как говорили тогда, «лучше поставленные слои» среди металлистов столицы, а питерские металлисты вообще превосходили по уровню заработной платы рабочих других районов и отраслей промышленности[76]. И еще одно свидетельство, чтобы покончить с вопросом, действительно ли Малиновский примкнул к рабочему движению «в корыстных целях». По словам большевика И.П.Гольденберга (Мешковского), Малиновский тогда «вел прямо полусобачье существование в какой-то каморке», но «отличался полным бескорыстием — через его руки проходили большие суммы, и никогда ничего не пропадало»[77]. Корысти материальной здесь бесспорно не было.

Выступая перед рабочими, он внушал им, что петербургский союз металлистов превратится в дальнейшем во всероссийский, что он принципиально отличается от формально тогда еще существовавшего общества, созданного Г.Гапоном, и так называемого смесовского союза, оторванных от общепролетарского движения (оба они сошли со сцены в 1907 г.). «Мы имеем полное основание рассчитывать на блестящее будущее нашего союза», — говорил Малиновский[78].

Будучи уже депутатом IV Государственной думы, Малиновский в одном из выступлений рассказал об этой организации, членом которой он был «в продолжение трех с половиной лет со дня [начала] ее существования». Если, говорил он, «российское профессиональное движение развивалось… в небольших размерах», то петербургский союз металлистов — «дело совершенно другое…тут мы имеем дело уже с организацией западно-европейского типа». И дальше бывший секретарь союза со знанием дела сообщил равнодушно внимавшему большинству депутатов о суммах выдававшихся союзом пособий, о расходах на культурные цели, о том, что в библиотеке союза было 5200 томов книг, об издании печатного органа союза металлистов (64 тыс. экземпляров!), о научных докладах и анкетных обследованиях, об оказываемой членам союза юридической и медицинской помощи. Он спрашивал: какие мотивы руководят семейным рабочим, имеющим «ничтожный заработок» — 90 коп. в день, когда он платит 40 коп. профсоюзных взносов в месяц? — и отвечал: «Я думаю, что если бы я в сберегательную кассу вносил ежемесячно не 40 коп., а 50 коп., то не сделал бы того добра для своих детей, которое я сделаю, если буду укреплять рабочую организацию»[79].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});