Провокатор. Роман Малиновский: судьба и время - Исаак Розенталь

Численность рабочих организаций сократилась, но «организованность» тех, кто оставался в их рядах, предполагала «сознательность», а сознательность понималась социал-демократами как революционность. В условиях упадка рабочего движения она выражалась прежде всего в стремлении сохранить революционные традиции, не дать изгладиться из памяти рабочих событиям «первого натиска бури». Как вспоминали члены кружка петербургских рабочих-большевиков (входивших и в союз металлистов — среди них были А.В.Шотман, И.Г.Правдин, М.И.Калипин, С.В.Малышев и другие, хорошо знавшие Малиновского), они «очень часто сходились и беседовали о былом…» и в то же время «строили планы на будущее»[101]. А.К.Гастев — в годы реакции член правления союза — записал типичный для того периода разговор профсоюзных активистов: «Скоро ли кончатся эти ночи, и мы снова заговорим по-октябрьски? (то-есть так, как в дни всероссийской октябрьской стачки 1905 г. — И.Р.)…Неужели годами, неужели десятками лет тянуться будет эта жизнь? После мучительной работы спать, как брошенная колода. Завтра вставать, чтобы опять гнуть спину господину капиталу… После дневпой каторги разве способны мы «развивать свое пролетарское сознание»?»

Их не удовлетворяла поэтому и роль, какую они играли в профсоюзе, где, несмотря на демократические процедуры обсуждения, часто принимались решения, предлагаемые советниками из интеллигенции, — как выразился не слишком дружелюбно один рабочий, — «особым сословием вершителей наших судеб», подобно тому, как раньше «специалисты-революционеры ковали наше революционное сознание». И чувствуя «предел своего развития» при существующем строе, они видели единственный выход в новой революции[102].

Такое умонастроение должно было быть близко Малиновскому. Оно не вытекало из идейных основ какого-то одного социалистического течения. Во всех составах правления союза металлистов (до первой победы большевиков в апреле 1913 г.) имелись, наряду с большевиками, меньшевиками и эсерами, в большом количестве нефракционные социал-демократы и беспартийные[103]. Примем во внимание, что далеко не всегда такой состав отражал политические симпатии в низах. Предпочтение тому или иному кандидату отдавалось не столько в результате сопоставления политических взглядов, сколько по тому, как проявил себя кандидат в профсоюзной работе; поглощенность этой работой почти наверняка обеспечивала поддержку[104], а Малиновский, как мы видели, был действительно ею почти целиком поглощен.

С другой стороны, многие профсоюзные активисты из нефракционных намеренно сторонились острых политических вопросов и не хотели вникать в существо полемики, бушевавшей на страницах заграничных социал-демократических изданий. Этим изданиям они противопоставляли газеты и журналы, издававшиеся в России — пусть принадлежавшие разным направлениям, но пока что обходившиеся без полемических излишеств.

5 февраля 1912 года один из работников петербургского союза металлистов (по собственному определению, «меньшевик-объединенец») писал ссыльному товарищу: «От общепартийной жизни я почти оторван. Работаю только в союзе по металлу, да при газетах «Звезда» и «Живое дело». «Нашей» литературы не встречали уже три года. Да и зачем она нам? У нас есть «Звезда», «Живое дело», «Металлист». Указок ленинского и проч. пошиба нам не надо. Заграничных рацей нс перевариваем мы теперь. Ленин, Плеханов постолько хороши, поскольку они действуют в области политической экономии, философии» (поясним, что «Звезду» издавали в Петербурге большевики, а «Живое дело» — меньшевики; редактировавший «Живое дело» Константин Ермолаев в письме своему другу Петру Гарви подтверждал: «Звезду» распространяют те же лица, что и «Живое дело»). «…Дрязги надоели, — продолжал тот же рабочий-металлист. — Ленин украл несколько тысяч из кассы Центрального комитета, Мартов и другие не хотят того-то, и т. д. Поди разбирайся в той сутолоке, которую заварили…»[105]. Так рассуждали не только меньшевики; даже некоторые ленинцы — делегаты Пражской конференции говорили, отмечая непопулярность заграничной газеты «Социал-демократ», что она «пишется только для интеллигенции», а рабочим «понятно лишь одно — очень сильно ругаются»[106].

Таким образом, межеумочный, как говорили встарь, строй взглядов секретаря столичного союза металлистов не был чем-то исключительным в той среде, в которой он вращался. Примиренческие настроения действительно были «разлиты в воздухе».

На 28 декабря 1909 г. было назначено открытие в Петербурге еще одного широкого форума с участием рабочих — Всероссийского съезда по борьбе с пьянством. К съезду готовились профсоюзы, культурно-просветительные общества, социал-демократическая фракция III Государственной думы. Рабочие организации избрали на съезд до 40 делегатов и среди них Малиновского, но 15 ноября он был арестован вместе с другими участниками нелегального собрания, на котором предполагалось обсудить представляемые на съезд доклады.

Участвовать в съезде ему не довелось. После двухмесячной отсидки в доме предварительного заключения и запрещения жительства в Петербурге он вынужден был в феврале 1910 г. перебраться в Москву. Правление союза металлистов помогло ему материально, собрали деньги и рабочие. Когда он зашел перед отъездом в помещение союза, его встретили аплодисментами.

Снова пришлось вспомнить токарное ремесло, почти забытое за три года секретарства (сначала он поступил на завод Штолле за Бутырской заставой, потом перешел с помощью Г.М.Кржижановского в Сокольнический трамвайный парк)[107]. Москва не сулила ему прежних возможностей и масштабов общественной деятельности. Слабые профсоюзы объединяли здесь небольшое число рабочих, профсоюз металлистов был закрыт еще в июле 1907 г. Кроме попыток поддержать существование уцелевших профсоюзов, работа местных социал-демократов распространялась на кооперативы и культурно-просветительные общества, также крайне малочисленные. Преобладали среди московских рабочих тесно связанные с деревней текстильщики. Реакция здесь казалась особенно безысходной.

Единственной отдушиной была возможность пополнить знания. Он запомнил лестные спора, сказанные ему в Петербурге социал-демократкой Кувшинской, — «Товарищ Роман, учитесь, Ваше будущее впереди», и теперь поступил на вечерние курсы по истории в недавно открытом народном университете имени Шанявского и на курсы по кооперации. Здесь он познакомился со многими социал-демократами-москвичами, в том числе с Валерианом Плетневым.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});