Война внутри - Алексей Иващенко

– Свобоша и чешть! Все будут шпашены пошле победы! – выдаёт Юра необходимый ответ с набитым ртом. Его глаза просят Сергея и его ветер ничего с ними не делать.

– Кстати, вы слышали, что сказал Дегтярёв? Что молчите? Не слышали? Вчера по главному каналу выдал. Да ладно! Быть не может. Сейчас тогда подавитесь со смеху! – продолжает парень за спиной. Юра утыкается в свою еду и поглощает её с удвоенной скоростью, всем своим видом показывая, что к стоящему сзади он никакого отношения не имеет.

Второй парень обозначается на боковом обзоре Сергея. Высокий, бритый, как все, с немного вытянутым лицом и огромным улыбчивым ртом. Чёртовы улыбки! В руке парень держит расползающийся бигхум. По скромному мнению Сергея, нормально откусить бигхум могут лишь бабуины, способные обхватить губами огромный апельсин. Но стоящий сзади человек справляется.

– Так вот. – Парень прерывается, откусывает кусок сэндвича и жуёт.

Жуёт, жуёт.

Глотает.

– Дегтярёв сегодня на главном распинался! – вновь со значением выдаёт парень. И снова откусывает. Все молча жуют вместе с ним. Парень за спиной глотает и продолжает: – Выдал, не, ну вы сейчас просто обделаетесь от смеха! – Прикасается ладонью к спине Сергея, наклоняется ближе и произносит доверительным тоном без грана извинения, при этом выдыхая горячий воздух прямо старику в ухо: – Простите, конечно, за мои ругательства. – Распрямляется, вновь откусывает кусок. Задумчиво жуёт. Проглатывает. – Нет, ну это просто что-то! – Начинает хихикать, не в силах удержаться от волнующей его шутки.

– Слушай, ты!.. – Сергей сдерживается, перебирая в голове несколько не делающих честь эпитетов. – Просто иди отсюда и поешь вон там где-нибудь.

– Да чего вы так, я же просто…

– Нет! Даже не начинай оправдываться, иначе, клянусь свободой, честью и Сверхчеловеком, я получу ещё один инфаркт за этот месяц.

– Ну ладно, я же не знал, что у вас тут своя, особенная атмосфера.

– Просто иди!

Высокий с бигхумом уходит.

Какое-то время Сергей с солдатом сидят молча. Минуты через три Юра начинает хмыкать и глупо извиваться, сдерживая смешки. От этого Сергею тоже становится смешно, но он прикладывает титанические усилия, чтобы себя не выдать.

– Извините, – наконец говорит Юрий серьёзным тоном, но, не сдержавшись, прыскает пережёванной едой. – Извините, – сокрушённо извиняется парень вновь.

– Да ладно… Попробуем ещё раз. Я Сергей. – Старик протягивает руку.

Юрий вытирает свою лапу с тонкой кистью и узловатыми пальцами о салфетку и жмет руку собеседнику.

– Приятно было познакомиться, Сергей. – Встаёт. Думает и зачем-то виновато добавляет: – А Плакса, ну это потому, что я вечно жалуюсь на то, что мне не нравится жестокость этой войны. Понимаете? Такой у меня взгляд. Мне даже приятно, – заканчивает он, но, словно застеснявшись, отворачивается и уходит.

Сергей даёт себе немного времени – позволить разойтись новым знакомым и не встретить ещё кого-то. Встаёт, выбрасывает остатки в биоблок (все обёртки от еды – органические), выходит в коридор. Через двадцать минут назначена общая церемония приветствия, было бы неплохо занять сидячее место. Да ещё и в туалет заскочить. А Юра ему понравился. Старик тихо смеётся.

Церемония заканчивается на удивление быстро – полчаса какой-то мужчина вещает про боевые заслуги и перспективы их базы. Речь предназначается явно для молодёжи – её тут большинство. Стоят, ловят каждое слово, разинув рты.

Старики отсиживаются на незамысловатых, но очень удобных стульях по краю просторного зала. По окончании церемонии какой-то громкий военный строит пареньков ровными рядами и уводит через дальнюю дверь. Старшему поколению объявляют отдых. Все нерешительно мнутся на стульях и только начинают потихоньку подниматься, как полный усатый мужчина (Сергей его запомнил по инциденту со стаканами) вскакивает:

– Мужики, предлагаю не расходиться, а для начала познакомиться. Всё-таки вместе служить.

Отвечает ему одобрительное ворчание, как у стаи ленивых собак в сиесту. Сергей размышляет, насколько некорректным будет сейчас встать и молча уйти. Зал оставляют последние представители обслуживающего персонала, и, кроме их компании будущих пилотов, никого не остаётся. В дверь нерешительно заглядывают ещё два каких-то старика лет за шестьдесят пять. Оба не очень высокие, тощие, в стандартной одежде станции. Судя по всему, они мялись возле входа в помещение всю церемонию. Чем ближе они подходят к группе, тем увереннее становятся. Старики из зала с интересом притихают. Сергей сидит немного в стороне и делает вид, будто ему неинтересно. Как-то он подустал за сегодня со всей этой беготнёй. Почитать бы какую-нибудь хорошую книгу.

Пришельцы представляются и начинают со всеми здороваться.

Сергей понимает, что чем больше будет знать про ситуацию, в которой оказался, тем лучше сможет её решить. Но всё его естество кричит, что это какие-то два дурачка. Больше всего негодования у старика вызывает рукопожатие одного из пришельцев.

– Ты ему руку тычешь, а он отводит свою назад, словно говорит —«посмотрите, у меня есть рука, вот она», и только потом жмёт, – тихо ворчит старик в своём углу. Сергей внутренне ругает себя за излишнее упорство и нелюдимость. В перерывах между внутренней борьбой он всё-таки слушает отголоски начинающегося разговора. Оказывается, это пара таких себе «старшекурсников». Находятся на базе месяца два, кое-что знают, и им просто не терпится кого-то поучить. «Наверно, весь порог перед дверью в зал оттоптали, пока церемонию выжидали», – злорадно думает Сергей.

Из их слов выходит, что для стариков тут что-то вроде университета. Какие-то занятия, пары, расписания и процедуры. Четыре раза в неделю – специализированная физкультура. А вот молодёжи устраивают настоящую муштру – у них это уже начало войны. Атмосфера совместно пройденных жестоких тренировок должна сплавить их в крепкий кулак человеческой ярости.

Новички накидываются на двух пришедших с вопросами. Ответы и описание повседневной жизни на базе выглядят не слишком суровыми, а потому успокаивают. К сожалению, на многие вопросы «старшекурсники» дать ответов так и не могут. Видимо, сказываются лишь два месяца на базе. В погоне за спокойствием новички продолжают спрашивать одно и то же снова и снова. Когда истории начинают идти по третьему кругу, Сергей встаёт и тихо удаляется в коридор.

По пустынным переходам старик возвращается в свою белую комнату. За спиной мягко задвигаются двери, напоминающие собой затягивающиеся шторы. Пустота и стены. Зачем он здесь? Зачем ему это всё? Не так много радостей осталось на веку. Семья – вот единственный смысл жизни.

Он садится на кровать, с удовольствием скидывает мягкую обувь. Вытягивает ноги. Блаженная дрожь. Сергей чувствует себя лишним уже давно. Ему всё скучно, и он не приветствует почти ничего из окружающей его действительности.

Влачится сквозь жизнь в ожидании крошечной подачки счастья в виде непутёвого сына и его семьи. Сергею кажется, что сегодняшний день никак не приближает его к этим крохам. Он словно падает в чёрную пустоту войны.

«Война, – думает старик. – Только мальчишки могут услышать в этом страшном слове хоть каплю романтики». Сергей ерошит тонкие свисающие волосы. Безнадёжно вздыхает в выглаженном одиночестве помещения.

Всё переменилось в секунду, словно кто-то невидимый щёлкнул пальцами. Но нужно собраться, идти дальше. Старик думает, что какие-то люди хотят изменить привычное течение жизни, а его затянуло в их глобальную идею.

– Знаешь, на что это похоже? – привыкший к одиночеству, бормочет он в пустоту. – На то, как рыба бесполезно бьётся на берегу. Смотря на это, понимаешь, что ни черта у них не выйдет. – Замолкает. – Мне сложно без тебя. – Смотрит вверх. Встаёт, опираясь на эту привычную в последние годы тоску, словно на костыль, и идёт в душ. «Да, ничего не изменится», – вновь повторяет про себя мысль старик.

***

Более чем в семистах километрах от базы Авадон спустя сто три года.

Рваные, словно нарисованные тушью облака. Ошмётки и крупные куски на неестественно жёлтом фоне. Бесконечный горизонт, уходящий в небо. Под небом дорога. Скоро наступит ночь и раздавит жёлтые небеса в насыщенную темноту.

Над дорогой парит сооружение, похожее на вывернутый дом. Тут есть всё: гигантская батарея, шкаф, вырастающие из стены трубы и трепещущая на ветру плотная клеёнка, тумбы, пара табуретов, кровать, вереница пытающихся взмыть вверх сковородок… Сбоку виднеется что-то наподобие балкона с пластмассовым стулом, на котором сидит женщина. Всё это неперечисляемое барахло непостижимым образом держится одно за другое, а поверх ещё связано десятками верёвок, вместе превращаясь в однообразную массу. Такую же чёрную на фоне жёлтого.