Война внутри - Алексей Иващенко

Старики ставят подносы и жмут солдату лапу. Уолтер, кажется, добреет, получив неплохие места для завтрака.

– Ты с кросса или с препятствий? – Сергей распаковывает одноразовую ложку из прозрачного биопластика и выбрасывает упаковку в смачно отзывающийся утилизатор.

– С препятствий! – Юрий гордо демонстрирует ряд белоснежных зубов и обращает внимание стариков на свежие повязки на запястьях. – У меня неплохо получается водить. Даже в пример поставили.

– Поздравляю, значит, умрёшь одним из первых. – Сергей нарочно сбивает задорный пыл с мальчишки. Тот делает успехи, и старик очень боится, что его приятеля в ближайшее время перекинут на фронт.

Юрий виновато пожимает плечами.

– Посмотрим, как оно будет. До профессионала мне всё равно ещё очень далеко.

– Я бы на твоём месте уже давно себе что-то сломал да откосил на месяц-другой.

– Вы на моём месте и ничего не ломаете.

– Это потому что твои командующие знают, за что хватать.

Пару минут едят молча.

– Ладно, не обижайся, я за тебя переживаю. Молодой, здоровый как бык, да тупой, как этот пластиковый стол. – Сергей стучит по поверхности ложкой. – Я же тебя насквозь вижу. Пойдёшь на передовую, споткнёшься и умрёшь.

Юра легко смеётся.

– Какой уж есть. Не волнуйтесь, я за себя смогу постоять. Да и IQ у меня порядка ста тридцати восьми, не такой я и глупый.

– Ты мне тут своим IQ не маши. Не его величина мужчину определяет, а размер другого органа. Как же, постоит он за себя! У вас есть ангелология? Читали про столб Михаила? В скольких километрах там сожгло всё, так что даже пыли от ваших дурацких крестиков не осталось? Вот так – сидишь ты в сортире, и бац – всё, нет тебя. Неважно, что ты умеешь. Это один из настоящих ужасов войны – безысходность. Ты вроде умный парень, подумай.

– Да с чего мне там в сортире сидеть? И вы же только что говорили, что я тупой. А теперь уже снова умный. – Юрий опять радостно смеётся.

– Конечно, тупой. А ты думаешь, так не бывает? Вроде умный, но тупой? – Сергей щурится. – Вот ты явно из таких! – Старик грозит ему пластиковой ложкой, норовя ударить по лбу.

– Эй, вы меня так убьёте. Я уже дышать не могу! – задыхаясь от смеха, парень легко уворачивается от выпадов старика.

– Врача! Врача! Тут человеку плохо! Дайте ему отгул! – неистово орёт Сергей, всё так же пытаясь попасть Юрию в лоб ложкой. Все бросают взгляд, но, видя, что это опять умалишённые старики, возвращаются к своей еде.

– Тише, тише. Что-то вы сегодня разбушевались, – со смехом машет ладонью Юрий.

– Это всё он. – Сергей слегка бьёт Уолтера ложкой по лбу. Тот немного давится от неожиданности. Его поднос полон псевдокрыльев и острого соуса. На десерт стоит обещанное мороженое в стаканчике с ложкой. – Завёл меня с утра!

– А что я? Это ты счастливчик! – уставив в Юру красный от соуса кусок крыла, Уолтер начинает рассказывать про невероятные приключения подлого и удачливого Сергея на их утренней лабораторной по теории пси-полей. Юра заливисто и по-доброму хохочет, слушая всё более гневный рассказ. К концу раскрасневшийся Уолтер почти достигает утреннего состояния злости. Теперь похохатывает уже и Сергей.

Пока Уолтер распинается, Плакса приканчивает свою гигантскую порцию, вытирает руки горячей салфеткой и скидывает накопившиеся обёртки и остатки в жёлтый утилизатор. Пару секунд парень сидит, наслаждаясь перевариванием и наблюдая процесс поедания пищи старшими сослуживцами.

– Что загрустил? – интересуется Сергей. – Что у тебя дальше?

– У меня час перерыва, а затем три часа сна.

– Едите и спите, словно дети малые, – жуя, комментирует Уолтер.

– Нам нужно быстро восстанавливаться после всех нагрузок. Потом у нас физуха. Кстати, слышали последние новости? Наши таки дошли до Фисона и укрепляются. Все только об этом и гудят.

– Дорого нам это обошлось? – мрачно спрашивает Сергей.

– Не знаю, пока точных чисел не сообщают. Все трубят только об очередной героической победе. Что-то их многовато у нас последнее время. Как думаете, пропаганда или у нас правда всё стало лучше?

– Думаю, доля пропаганды точно присутствует, – уверенно заявляет Уолтер.

– Чёрт его разберёт. Может, люди уже так удачно поставили на поток производство таких дураков, как мы все тут, что действительно стали чаще побеждать, – традиционно мрачно вставляет свою ремарку Сергей.

– Да, нам бы всю землю Хавила добрать, может, тогда и легче станет, – произносит Юрий, задумчиво рассматривая мучающегося с крыльями англичанина.

– Кстати, вас не удивляет, что мы уже множество раз встречали ангелов, но ни разу не встречали ни демонов, ни самого Бога? – Уолтер с интересом смотрит на съедобную кость псевдокрыла, словно задавая этот вопрос ей. – Вот это я считаю странным. Может, мы доиграемся до того, что Господь вмешается в ситуацию, и получим по полной.

– Альберт Абин тебе бы с радостью объяснил, в чём причина, – шутит Сергей.

– А этот всё своей учёностью помахивает! – огрызается Уолтер.

– Кто? – переспрашивает Плакса, не имеющий в программе курса пси-полей.

– Один учёный, который построил свою теорию на том, что Бога нет. А люди якобы создали новую психологическую плоскость сами, настроив её под предпочтения конкретного человека – Юриева. Мол, тот хотел найти рай, вот мы его и нашли. И каждое наше открытие Пути – это не такая себе дыра между мирами, а процесс использования общего пси-поля человечества для создания куска этого самого рая. А поскольку даже всей энергии пси-поля человечества недостаточно для создания такого сверхпонятия, как Бог, мы и не можем его встретить. Вот вылезет с Пути что-то в наш мир, тогда мы наплачемся!

– И как его теория? Работает? – с пугливым интересом уточняет Юрий.

– Работает, да только в некоторых узких моментах. Так что он промахнулся где-то.

Юрий как-то грустно задумывается, а затем произносит:

– Отец всегда злился, когда говорил на подобные темы. У него была собственная идея. И он её постоянно повторял – утром воскресенья нам или когда приходили какие-то новые знакомые или его старые друзья. Те уже и слышать её не могли. Теория состояла в следующем: видимо, когда-то отец увидел по терминалу большой пруд для выращивания рыбы. Хотя, судя по его описанию, это, скорее, был переполненный водоём. Когда сотрудник приходил кормить рыб, сотни, а может, и тысячи ртов поднимались над водой и пожирали те килограммы питательной крошки, которые тот рассеивал. Рыбу растили в тесноте, но в сытости. Кто-то из рыб недоедал, кто-то имел более комфортное место. Но все скопом – они росли и всё больше заполняли водоём. Рыба своими рыбьими мозгами не могла, конечно, осмыслить происходящего. Она думала, что всё двигается так, как двигалось всю её жизнь: плаваешь в заполненном водоёме, иногда питаешься, снова плаваешь.

Она не знала, что в один критический день она ВСЯ погибнет – человек заберёт её себе в пищу. Для того, собственно, и откармливалась.

Отец говорил, что именно так и поступает Бог. Он создаёт водоём – территорию, в которой растит себе души. Те души, которые ему подходят. Неугодные отсеиваются. А всё сознание человеческое, его опыт в этом мире, его тело, старость и боль – это всё сор. Всё пойдёт на убой. Будет нещадно уничтожено за ненадобностью Богу, оставляя лишь очищенный дух.

– Интересно, – задумчиво говорит Сергей, чтобы хоть что-то ответить. Он впитывает ту эмоциональную тоску, с которой Юра рассказывает про своего отца. Не зря всё-таки парня Плаксой назвали. И чему он так сопереживает?

– А я считаю иначе. Мне всегда всё представлялось так: чем «выше» мы смотрим, тем меньшим смыслом всё обладает, – присоединяется к рассуждениям Уолтер. – С точки зрения Вселенной всё бессмысленно – все наши поступки и потуги. Меньше, чем пыль. Даже человеческая раса с позиции Вселенной бессмысленная. НО! Сама Вселенная – бесконечное количество раз обновлённая или имеющая бесконечность своих вариаций – тоже бессмысленная в глазах этой бесконечности. Погибнет один Универсум, но останется ещё бесконечность минус один Универсум. А теперь поднимемся ещё выше – это Бог. Он выше всего, и, глядя на всё протекающее под ним, понимаешь: ты бессмыслен перед его взором, твои поступки ровным счётом ничего не значат. Но тогда и для Бога ничего не имеет смысла! Понимаете? Как же он тогда существует? Во-первых, это нечто не нашего понимания, и, может, оно уже много лет как сошло с ума. Если этот термин применим. Во-вторых, представим такую высоту вновь. Что тогда имеет смысл для нас, червей, ползающих по дну? Тянуться к вершине бесполезно. И смысл приобретают лишь сама наша жизнь и её наполнение – только это. Само наше существование приобретает этот самый смысл – ты становишься просто обязан жить счастливо, да ещё и постараться устроить счастье самым дорогим из червей близких тебе. А теперь давайте снова вернёмся на высоту. Представь, что ты в бесконечности и можешь посмотреть смысл любого существа, любой расы, любого художника, любого поэта. Что бы ты делал? Я бы каждый момент смотрел, как цивилизация А ведёт эпическую и кровопролитную войну с цивилизацией Б, как пишется новый сонет, как живёт простой менеджер Джон. Каждый момент и всё одновременно. Понимаете? Потому что я такой большой, что иначе меня и не насытишь. Не имея смысла, я бы пересматривал и сопереживал тому, что делают они. Думаю, Бог питается нашим смыслом, этим сонмом огоньков у своих ног. Что, кстати, нисколько не противоречит теории твоего отца. – Уолтер указывает куриным крылом на Плаксу. – И это нечто, оно паразитирует на смысле. В таком случае молиться и всё прочее – вполне бесполезное занятие. Потому что текущий сложный момент своей жизни ты просто наполняешь такой сильной для тебя и такой частной для него – эмоцией. Эмоцией и смыслом. Нет плохих и хороших судеб, праведников и грешников, как нельзя сказать, какая пища лучше – сладкая или острая; хорошо, когда она разная. Ангелы и демоны – все в таком случае машины Господа. И, если следовать от большего к меньшему, всякое живое существо имеет такую же по значению душу, как и человек. Поскольку с позиции Господа их души одинаково ничтожны. Отсюда следует, что и неживое тоже имеет душу, свою историю существования. Крайне отличную от живого, но имеет. Поскольку человек с позиции Господа – такая же ничтожность, как и пылинка. С таким же успехом Бог может понаблюдать за её рождением, существованием в составе метеорита и гибелью в пламени термоядерной реакции. – Заканчивая и даже как-то немного театрально ликуя – то ли от смущения, то ли от эгоизма, Уолтер набрасывается на полностью холодную курицу.