Золотая Орда. Монголы на Руси. 1223–1502 - Бертольд Шпулер

Заключение мира между обеими монгольскими империями для хана в Сарае совсем не означало, что он должен был разорвать установленные ранее дипломатические отношения. Еще до формального прекращения военных действий с ильханом Менгу-Тимур вновь наладил отношения с Кайду. Одновременно ему удалось переключить внимание Абагу на Трансоксанию, где в 1268–1270 годах в Хорезме проходили ожесточенные сражения. Победителем в них стал ильхан, с чем, как уже отмечалось, кыпчакский хан и поздравил владыку Персии.

С Бейбарсом Менгу-Тимур также восстановил обмен мнениями, и, хотя кыпчакский хан не выполнил своего обещания мамлюкскому султану продолжить совместную борьбу против Абагу, правитель страны Нила не стал совсем обрывать свои связи с Сараем, поскольку они открывали для него возможность установления отношений с Кайду, другим противником персидского владыки.

Похоже, прекращение внутренней вражды между монголами очень порадовало Михаила VIII, который из-за своего стремления поддерживать хорошие отношения с обоими соседними ханами чуть было не создал для своего государства серьезную угрозу. Именно он предложил провести при дворе в Каире подписание мирного договора не только между Византией и Сараем, но и между Сараем и Тебризом.

Одновременно Михаил поставил всех в известность об открытии морских проливов. Несмотря на неудовольствие

Каира, которое было вызвано установлением согласия между обеими монгольскими империями, Бейбарс заключил с византийским императором соглашение и даже призвал Менгу-Тимура восстановить отношения с Михаилом. На это кыпчакский хан отреагировал так же вяло, как и на просьбу султана продолжить военные действия против Абагу.

Не исключено, что на такое поведение Менгу-Тимура мог повлиять давний недруг Византии Из-ед-Дин, который укрепил свои позиции при ханском дворе, женившись на дочери Берке Урбай-хатун. Он до самой смерти в 1278 или 1279 году настраивал хана против своего тюремщика – императора Византии.

Из-за сдержанной позиции Менгу-Тимура Михаил VIII и Бейбарс очевидно пытались восполнить фактическое прекращение действия их союза государств установлением новых связей.

При запутанных политических отношениях на берегах Средиземного моря для этого имелось несколько возможностей. Карл I Анжуйский после падения Манфреда и Конрадина[100] в 1268 году подчинил себе Неаполь и Сицилию. Он восстановил старые обычаи норманнов и сосредоточил свои усилия на Балканах, создавая тем самым угрозу для Византийской империи. Одновременно для достижения своих целей Карл попытался заполучить Египет. Его родственник король Франции Людовик IX даже отказался ради этого от организации своего последнего крестового похода в нильское государство. Более того, во время пребывания в Тунисе Людовик IX умер[101].

По природе вещей Альфонс X Кастильский (правил с 1252 по 1282 г., ум. в 1284 г.) должен был ощущать себя союзником Михаила VIII, поскольку являлся родственником Конрадина и видел в Карле I Анжуйском расхитителя земель в Нижней Италии, на которые он имел право претендовать в качестве наследства. Поэтому Альфонс хотел выдать замуж за Михаила одну из своих дочерей, предназначив другую для Ногая, который за последние годы совершил ряд набегов на Венгрию. В 1259 году тот же хан Ногай возглавлял военный поход монголов на Галицию, угрожая Венгрии. Поскольку венгерские короли поддерживали отношения с Карлом I Анжуйским, то видели в Альфонсе, как союзнике Ногая, врага. Таким образом, уже тогда было положено начало сотрудничеству христианских западноевропейских стран с мусульманскими государствами Востока, которое позднее вновь проявилось в традиционной политике Франции в отношении Турции.

Между тем влияние Ногая на проводимую политику Кыпчака становилось все заметнее. Он стал также главным в вопросах формирования отношений с Бейбарсом. Когда Ногай пообещал ему быть верным союзу, мамлюкский султан попросил его возобновить борьбу с неверными, то есть против буддистских ильханов (в августе – сентябре 1270 г., что соответствует месяцу мухаррам 669 года хиджры). В то время противоречия в интересах обоих монгольских государств вновь отчетливо проявились, и поэтому союз с Каиром снова стал набирать полную силу. Менгу-Тимур тоже отправил посланцев к Бейбарсу, но те во время плавания по морю наткнулись на марсельский корабль, принадлежавший друзьям Карла I Анжуйского, были захвачены и препровождены в Акко[102]. Только протест египтян, с которыми Карл не хотел портить отношения, избавил их от опасности быть переданными в руки Абагу. Посланцы вновь передали мамлюкскому султану желание своего господина заключить союз для проведения совместной борьбы «по освобождению мусульманских государств, захваченных Хулагу».

Такое предложение было для Бейбарса кстати. Но позиция Менгу-Тимура оставалась все еще неясной, поэтому в 1271–1272 годах он отправил своих представителей в Тебриз, которым, скорее всего, поручалось сообщить о прежних предложениях кыпчакского хана относительно совместных действий Сарая и Каира и добиться соглашения о перемирии. Тем не менее в 1272 году Абага осадил пограничную крепость аль-Бира на реке Евфрат, начав тем самым войну против Бейбарса. Теперь у мамлюкского султана появился действенный повод заключить с посланцами Менгу-Тимура соглашение, а при их возвращении назад в Сарай в феврале – марте 1273 года направить вместе с ними своих послов. Ему было приятно сообщить о своей победе в аль-Бире.

Взаимный обмен посланниками вновь принял регулярный характер. В Каир из Сарая прибыли новые послы, которые отбыли назад в сопровождении двух египетских эмиссаров 8 января 1276 года (18-го числа месяца раджаба 674 года хиджры). Во время своего пребывания в Каире у них была возможность встретиться с византийским, кастильским и йеменским (южноарабским) послами.

К этому времени на Средиземноморье развились две политические системы, наносившие друг другу ущерб. В антагонизм между обеими торговыми республиками, Генуей и Венецией, втягивались все новые силы. Поскольку генуэзцы из-за инцидентов со своими колониями в Крыму находились в конфликте с ханом Кыпчака, то они примкнули к ильханам. Соответственно венецианцы взяли сторону владык Золотой Орды.

Генуэзцы стали даже выполнять посреднические функции между ильханами и западными странами. Так, Иоганн и Яков Вассал с 1276 по 1278 год работали на Абагу в Курии[103]и во Франции, а когда они в августе 1278 года проезжали через Неаполь, к ним присоединились два представителя Карла I Анжуйского. Таким образом, на стороне ильханов была франко-сицилианско-курийская партия, а Альфонс X Кастильский соответственно примкнул к Египту и Кыпчаку, с которыми развивал все более тесные отношения. Карлу I Анжуйскому пришлось отказаться от намерения склонить мамлюкского султана к участию в своих замыслах.

Исходя из этих причин становятся понятными планы проведения крестовых походов, которые вынашивал папа римский Григорий X (1271–1276). Они должны были воспрепятствовать распространению египетского владычества в сражениях с ориентированными на Францию государствами крестоносцев в Сирии. Однако произошедший в 1276 году в Польше эпизод, как отголосок более раннего вторжения татар, помешал осуществлению планов папы. И даже если отказаться от предположения, что кыпчакское нападение являлось сознательным маневром, имевшим цель перечеркнуть угрожавшие египетскому союзнику планы папы римского Григория X, то соответствующее практическое воздействие оно все же имело.

После своего возвращения из Каира посланцы Менгу-Тимура наверняка могли многое рассказать своему господину о широких связях его союзника на Ниле. Это могло послужить причиной того, что в 1276–1277 годах хан решил организовать поход на Кавказ. Этот поход, хотя и не направлялся непосредственно против Абагу, тем не менее нацеливался на Осетию (Аланию) и ее город Дедяков (также Тетяков)[104]. В данном военном мероприятии должны были принять вспомогательное участие многие русские князья, которые после успешного его окончания могли вернуться домой с большими трофеями.

На Руси в последние годы положение не изменилось. Частые поездки русских князей в Орду демонстрировали их верноподданнические чувства. В отдельных случаях татары натравливали одного князя на другого и поддерживали некоторые военные походы русских, выделяя им в помощь отряды воинов, например во время войны против Новгорода[105]. Изменения начали происходить только тогда, когда во внутренние дела Руси, как и в другие внешнеполитические вопросы, начал вмешиваться Ногай, рассылая через своих посыльных князьям призывы принять участие в борьбе с набирающим силу Литовским княжеством, которое имело только общее название с одноименным послевоенным государством, а также его северные части. А в 1279 году Ногай внял просьбе Льва Даниловича Галицкого оказать ему помощь в войне против Польши. Он на самом деле послал в 1279–1280 годах нескольких своих командиров осуществить вторжение до Сандомира на Висле. Но, несмотря на это, Лев Галицкий потерпел неудачу и вынужден был прекратить боевые действия.