Я - Джек Потрошитель? - Александр Чернов

Как сквозь вату до моего сознания доходил крикливый голос Ахмедовой:

— Борис, ты с ума сошел! Неужели ты не предупредил, что здесь труп?

— Извини, Динара, забыл, — оправдывался Хвостов, очевидно, чем-то занятый. — На мне столько дел висит, замотался. Признаться, парень показался мне крепким. Думал, журналисты — народ ко всему привычный, хотел, чтобы выезд на место преступления оказался для него неожиданностью.

— Так оно и случилось.

— Откуда ж я знал, что он окажется слабаком?

— Причем тут слабак? — удивилась Динара. — Это для нас привычная работа, а для постороннего человека все здесь кажется диким.

— Зачем ты его сюда вообще притащил? — вклинился в разговор скрипучий голос. До этого я не слышал голоса Смыслова, но догадался, что это был он. — Без журналистов работы хватает. Возись теперь с ним! — брюзжал эксперт.

Тяжелые веки никак не хотели подниматься. В голове грохотал молот, но голоса слышались все отчетливее. Ко мне кто-то приблизился. Резкий запах нашатырного спирта отбросил мою голову назад, из ушей выскочила вата, я разлепил глаза.

Лежал я на диване в гостиной. Узел галстука распущен, воротник рубашки расстегнут. Ахмедова склонилась надо мной; в ее руке была ватка; она сочувственно смотрела на меня.

— Ну, как, тебе лучше? — спросила Динара и еще раз провела ваткой под моим носом.

Слова застряли в горле, я мог лишь кивнуть.

Хвостов доставал из "дипломата" бумаги, раскладывал их на длинном полированном столе.

— Оклемался? — направил он на меня зеленые очки.

Я кивнул.

— Перепугал ты нас, брат! — прохрустел Хвостов, снова углубляясь в "дипломат".

Я сел на диване; из груди вырывались хрипы. Щелкнул затвор фотоаппарата — комнату осветила вспышка. Ослепленный ее светом, широко раскрытыми глазами я посмотрел на Смыслова. Тот с фотоаппаратом на шее подошел к ручке двери и кисточкой стал наносить на нее порошок.

— И здесь те же пальчики, — констатировал эксперт.

"А ведь отпечатки — моих пальцев…" — подумал я, инстинктивно сжимая руки.

Хвостов по-хозяйски распорядился:

— Динара, оставь журналиста в покое, он уже в форме, и займись делом.

Ахмедова подмигнула мне и скрылась в комнате Тани.

Вошел участковый.

— Вызывали?

— Кто обнаружил труп? — Хвостов отложил "дипломат" и сел за стол.

— Соседка напротив.

— Тащи ее сюда.

Участковый инспектор повернулся на кривых ногах и молча удалился. Слово "труп" больно ударило по ушам. Я осознал, что Таня, которую я несколько часов назад сжимал в своих объятиях, это уже не Таня, а то, что называют безобразным словом "труп". Я вскочил, скинул куртку.

— Где здесь туалет?!

Смыслов все понял.

— Там, — сказал он с неприязнью, указывая в коридор. — Только ничего не лапай. Наследишь.

Я ринулся мимо понятых, которые чинно сидели на стульях у стены, пробежал прихожую, коридор, влетел в туалет. Противная дрожь, трясла все тело, было муторно… Меня долго выворачивало позавчерашними макаронами. Чувствуя себя пропущенным через мясорубку, я оторвался от унитаза, нажал на рычаг сливного бачка. Зашел в ванную комнату и умылся. Потом посидел на краешке ванны. Мысли тяжелые, ворочаются, словно камни. Как сомнамбула, я встал, прошел на лоджию. Осторожно, ребром ладони, приподнял шпингалет, раскрыл окно. Спасительная сигарета никак не хотела вылезать из пачки. Я надорвал обертку, вытащил сигарету зубами и закурил, вдыхая вместе с табачным дымом свежий воздух улицы.

В гостиной Хвостов уже вел допрос Карповой. Через дверь лоджии я видел ее широкую спину в черном платье, черный платок и распластанный на стуле обширный зад. — "Уже в трауре", почему-то со злостью отметил я.

Хвостов сидел ко мне лицом.

— Евгения Захаровна, расскажите, когда и как вы обнаружили тело Николаевой Татьяны Петровны?

Очевидно, старуха с утра уже успела всем и вся не раз поведать историю убийства, поэтому шпарила, как по нотам.

— Утром, часов в восемь, я пошла выбросить мусор и увидала, что дверь в квартиру соседей приоткрыта. Вот… Когда я выбросила мусор и возвратилась, дверь была по-прежнему открыта. Я удивилась. Обычно соседи двери всегда запирают. Я позвонила, но в квартире тихо. Я вошла. Кричу: Таня, Таня! Никто не отвечает. Я подумала, девчонка ушла и забыла закрыть хату, прошла по всем комнатам и там… там, я увидела ее… — Старуха заплакала. Булькнула вода в графине, стукнули о стекло зубы. — Спасибо, — сказала Карпова, поставив стакан на стол.

— Евгения Захаровна, — смягчая тон, проговорил Хвостов. — Что было потом?

Карпова всхлипнула. Когда она заговорила, голос ее дребезжал:

— Потом я позвонила участковому, он приехал сюда на мотоцикле, посмотрел здесь все и вызвал вас.

— Ясно. Давно вы знаете Николаеву?

— С тех пор, как она переехала в наш дом. Лет десять.

— Где работала Таня?

— Она училась в институте иностранных языков на третьем курсе.

— Вы часто бывали у них?

— Не часто, но иногда заходила по-соседски.

— Когда вы утром вошли, вам не показалось, что в квартире чего-то не хватает?

— Вы думаете, их обокрали?

— Возможно.

— Крупные вещи все, вроде на месте — озираясь, медленно проговорила бабка, — а по мелочам, я не знаю.

Хвостов записал ответ и постучал по столу ручкой.

— Кто еще проживает в квартире, кроме Николаевой Татьяны?

— Ее мама, Чернышева Марина Павловна. — Старуха оправилась. Ответы вновь отскакивали от нее, как резиновые мячики.

— Где она сейчас?

— Уехала в санаторий, дня четыре назад.

— Адрес санатория, вы конечно, не знаете?

— Не знаю.

— Где работает Чернышева?

— Она зав. отделением в онкологической клинике.

— Таня и ее мама живут вдвоем?

— Да. Отец Тани, Чернышев Петр Алексеевич, умер год назад.

— Он был ей отчим?

Карпова удивилась:

— Почему? Родной отец.

— Но у нее другая фамилия…

— Ах! Так то фамилия ее бывшего мужа — Николаева Бориса.

— Вот как? — майор оживился. — Она была замужем?

— Да. Но недолго, всего несколько месяцев. Борис, Танин муж, стал частенько выпивать. Семейная жизнь у них не получилась, а вскоре, после смерти Петра Алексеевича, они и вовсе развелись. Вот только Таня сменить фамилию на девичью не успела. Так и осталась Николаева.

— Где живет Борис?

Плечи Карповой сжались:

— Не знаю точно, но мама Тани вроде говорила, что где-то в центре города, в девятиэтажке. Он к родителям вернулся.

— Когда вы последний раз видели Николаеву?

— Вчера. Часов в пять. Она была разодетая. По-моему, направлялась к кому-то в гости.

— А вечером она вернулась одна?

— Не знаю. Не видела.

— Может, к ней кто-нибудь приходил?

Карпова глубоко вздохнула:

— Борис как раз и приходил.

Монотонный голос Хвостова хрюкнул:

— Когда это было? В котором часу?

— В половине двенадцатого. Как раз по телевидению начался концерт. Борис пришел пьяный-пьяный, хотел, чтобы Таня ему открыла.

— Ему открыли?

— Нет.

— Но Таня была дома?

Подумав, Карпова ответила:

— Наверное, была. Борис кричал, что с улицы видел в ее окне свет.

— Чего хотел Николаев?

— Кто же его знает? Пьяный ведь. Но, как я поняла, он пришел выяснить отношения.

— Хвостов пристал:

— Николаев часто приходил сюда?

— Видела я Бориса несколько раз. Любил он Таню очень, знал, лучше девушки ему не найти. Таню, можно сказать, он преследовал. Она никогда не выходила к Борису, а Марина Павловна говорила, что дочери нет дома. Борис иногда буянил, когда сильно выпет, но после того как Марина вызовет милицию, утихомиривается. А вчера снова — как с цепи сорвался. Таким я Бориса еще никогда не видела. Он стучал ногами в дверь, требовал, чтобы ему открыли. Мне надоел шум, я вышла на лестницу поругать Бориса.

— Он ушел?

— Какой там! Борис такой грубиян, послал меня подальше, хорошо, что Максим с четвертого этажа, вышел, успокоить его, и они ушли.

— Женя! — сказал Хвостов мотавшемуся без дела помощнику. — Сходи наверх, побеседуй с этим Максимом, если он дома.

Женя ушел. Майор возобновил разговор с Карповой несколько издалека:

— Евгения Захаровна… Из нашей беседы я сделал вывод, что вы в курсе семейных взаимоотношений Николаевых. Вы хорошо знали Таню, знали ее мужа… Как вы думаете, Николаев Борис мог совершить убийство?

Карпова кивала, но при последних словах застыла.

— Нет, что вы! — ужаснулась она. — Борька, конечно, пропойца, скандалист, хам, но чтобы убить человека… Никогда!

— Вы уверены?

— Уверена.

— Когда Николаев стучал в двери, что он кричал? Вы помните?

Карпова сникла и чуть слышно проговорила: