Леонид Агутин. Авторизованная биография - Людмила Агутина

Слушала я сына, и у меня было такое ощущение, что читает он о себе. Такая гордость звучала в кульминации стихотворения, будто на сцене играл не тот мальчик-скрипач, а он сам, только не на скрипке, а на пианино. И это ему аплодируют зрители!..

Играет, не боится,А ведь кругом народ…И зал загрохотал…

Стихи Лёня заучивал быстро не только благодаря хорошей памяти, ему помогала музыка. Он ставил книгу на пюпитр фортепиано, импровизировал мелодию, созвучную, как ему казалось, словам стихотворения, и учил.

В младших классах сын познакомился с поэзией Сергея Есенина. А в старших упивался ритмами и лирической интонацией его стихов, превращая их в песни. До сих пор остались на кассете записанные им произведения «Поет зима, аукает…» и «Край ты мой заброшенный…». Потом то же самое произошло с сонетами Шекспира. Они надолго заняли место на пюпитре.

В десятом классе Лёню попросили провести урок по литературе, посвященный творчеству Шекспира (у нас практиковали такой вид обучения). Сын тщательно готовился к роли учителя. Обложился книгами, много прочитал об этом великом поэте и драматурге. А потом говорит мне:

– Что, если я сочиню музыку к его сонетам и спою их на уроке?

– Конечно! – поддержала его я. – Это будет здорово и необычно.

Мелодии пошли сразу – вот что значит настрой человека и состояние души. Шесть сонетов были положены на музыку, и в результате получились прекрасные романсы.

В тот день сын пришел в школу с гитарой. Увидев ее, ребята решили, что у Лёни репетиция.

Урок по литературе был последним. Никто в классе не знал, что Лёня должен его проводить: это держалось в секрете. В начале урока учитель, как всегда, опрашивал учеников по пройденному материалу. Лёнька нервничал – время шло, а разговор по новой теме даже не начинался. И он не выдержал – поднял руку… Вышел, сел на стул, взял гитару и сказал только одно слово:

– Послушайте! – И запел: – «Ее глаза на звезды не похожи…»

В классе воцарилась тишина. Когда Лёня допел, прозвенел звонок. Но никто не встал с места. Мой сын продолжал петь и рассказывать о Шекспире…

* * *

Может сложиться впечатление, что Лёня только и делал, что учился. Однако это не так. Учеба вовсе не была для него единственной радостью в жизни. Если бы сына в семь-восемь лет спросили, что ему больше всего нравится, он, вероятно, ответил бы: игрушки. Ведь ребенок всегда остается ребенком, даже если он уже учится в школе.

Больше всего Лёня почему-то любил играть в индейцев, которых как-то привез ему папа из очередных зарубежных гастролей. Еще с соседом Виталиком, сыном того самого дяди Бори, они гоняли по квартире машинки. Для этого они заворачивали половину ковра в трубочку – получался трамплин, по которому они пускали вперед свои «Жигули» и «Москвичи». Машинки должны были преодолеть это препятствие и опуститься точно на колеса. Тот, у кого так получалось, – выиграл, а тот, у кого машина переворачивалась, соответственно, проиграл. Соревновались азартно. А еще нравилось пускать кораблики по воде. Сначала их из бумаги делала я, потом научила его, и у него хорошо получалось. Плавали они везде: и в ручейках, и в лужах, и в фонтанах.

И даже зимой, когда на улице все замерзало, Лёня с Виталькой наливали полную ванну воды, и уж там у них собиралась целая армада разных кораблей. Тут было все: пальба из пушек и взрывы, победные крики и стоны тонущих экипажей. Оканчивалось это морское сражение обычно с появлением взрослых, поскольку поднимался такой «шторм», что вода выплескивалась в комнату.

Как-то Лёньке на Новый год подарили игру «За рулем». И тогда все игрушки на некоторое время отошли на второй план. В любую свободную минуту (а их у него было не так много) он хватался за руль. Да что он? Вся семья играла! Эта игра так захватывала – не оторваться.

Позже игрушки заняли треть небольшой Лёниной комнаты. В основном среди них были мягкие, подаренные почитателями на концертах, что говорит об их добром и нежном отношении к своему кумиру. Иногда такие игрушки сын получал от друзей в тот самый день, который бывает «только раз в году». Лёнька и сейчас обожает «общество» мягкого зверья.

Особые дружеские отношения у него сложились со старым оранжевым львом с пейсами и мудрым выражением лица, за что его сын прозвал Соломоном.

У Соломона в комнате имелось свое постоянное почетное место на огромном удобном кресле. Даже когда собирались гости и места не хватало, это кресло оставалось за ним. Соломон в широкополой черной шляпе (подарок Володи Преснякова) чинно восседал на своем троне и становился полноправным членом компании. Иногда утром за чашечкой дымящегося кофе Лёня беседовал с Соломоном, делясь своими мыслями, и тот по-дружески давал ему толковые советы, к которым нельзя было не прислушаться. Игра как в детстве?! И да, и нет.

– Человек в основе своей двуличен, – как-то сказал мне сын, – в нем всегда борются и уживаются два противоположных начала – как и во всей природе. Это истина, которая не мною открыта… Так вот, я отсылаю свое второе «я» к Соломону и беседую с ним, как с оппонентом, а в сущности – с самим собой. Временами это бывает плодотворней, чем разговор с другим человеком, который, возможно, тебя едва слышит и понимает.

И снова, как это нередко бывало, я мысленно переношусь в прошлое.

В пятом классе Лёня написал сочинение на свободную тему под названием «Скамейка» (как жаль, что оно не сохранилось, и я передаю его содержание приблизительно, по памяти):

«Каждый день по дороге в школу и обратно я прохожу мимо старой ничем не примечательной скамейки. Если она, как чаще всего и бывает, не занята, я присаживаюсь на ее край, и мы разговариваем о моих школьных и музыкальных делах, об отношениях с близкими людьми, а также о «скамейкиных проблемах»: о дожде, который шел ночью и изрядно намочил ее, о людях, которые присаживаются сюда отдохнуть…»

Значит, разговоры с «Соломоном» возникли значительно позже «Скамейки» и являются чертой характера моего сына, занимающей среди прочих его особенностей больше места, чем у других людей. (Теперь у Соломона другие собеседники – крестник Шурик, его полугодовалая сестричка Маруся и все семейство Федосеевых, папа Алик – клавишник «Эсперанто» и мама Аня – бэк-вокалистка…)

А тогда сын рос, и игрушки постепенно уходили. Их место незаметно заменил спорт.

Как-то на вопрос журналиста: «Если бы ты не занимался музыкой, что бы ты тогда делал?» – Лёня ответил:

– Вероятно, играл бы в футбол. Это мой любимый вид спорта.

Футбол сын действительно любил всегда и не без успеха играл в школьной, затем в институтской и в армейской командах.

Еще совсем недавно у него был футбольный мяч, который он брал с собой на гастроли, особенно летом, и в минуты отдыха с музыкантами разминал мышцы. А иногда «играл» прямо в гримерной – снимал напряжение после концерта.

Но мне запомнилось другое, как сразу после уроков мальчишки оставались играть в мяч на школьном стадионе. Для маленьких ребят этот стадион был огромным, и они устраивали свое футбольное поле. Четыре портфеля – и ворота готовы, можно играть. Главное – вратарь, на это место всегда была очередь.

В свободные от музыкальной школы дни Лёнька пропадал на стадионе. И тогда его портфель тоже служил штангой. В их игре все было как в настоящем футболе: и пасы, и обводки, и пенальти, и, конечно, крики болельщиков и игроков:

– Го-ол!!!

Но на этом игра обычно не заканчивалась. Мальчишки, отойдя уже далеко от этой площадки еще долго обсуждали и спорили, кто как играл. А портфели игроков, забытые на поле, продолжали изображать ворота. Бывало, уже из дома, опомнившись, сын бежал за ним на место отшумевшего матча.

С коньками у Лёни сложились менее дружеские отношения. Он встал на них довольно поздно, лет в четырнадцать. Произошло это совершенно случайно. Около нашей школы залили каток, и, неожиданно для себя, Лёнька увидел, что многие ребята хорошо катаются на коньках. А у него их даже не было.

На следующий день он пошел в комиссионку и купил дешевые, но приличные «канады». Неделю вечерами, таясь от своих друзей, он учился кататься около дома (здесь тоже была залита небольшая площадка). Потом, как ни в чем не бывало, появился на школьном катке и сразу стал играть в хоккей. Никто и не узнал, что еще несколько дней назад он на коньках совсем не стоял. Показав всем, что умеет кататься, Лёнька успокоился, коньки забросил и никогда к ним не прикасался.

Лыжи сын любил больше. Однажды зимой в один из выходных дней Лёня (лет девять ему было) пошел кататься в овраги – это недалеко, напротив нашего дома, около леса, где сейчас проходит шоссе – Севастопольский проспект. Засыпанные снегом, склоны этих оврагов превращались в горки и собирали всю детвору окрестных домов. Здесь катались на лыжах, на санках, а то и просто на картонках; играли в снежки, валялись в сугробах.