Пограничный легион - Зейн Грэй

Жанна застыла. Сердце подкатилось к самому горлу, глаза застлала какая-то пелена. Но новый стон быстро разъяснил все. Келс был ещё жив. И вдруг сковавшее её холодное, липкое чувство и противная судорога в глотке сменились неожиданной горячей волной радости. Он жив! Ее руки не обагрены чужой кровью, она не убийца.

Жанна быстро повернулась. Келс был бледен, как покойник. Радость её исчезла, уступив место жалости, настолько переполнившей сердце, что, все позабыв, она низко склонилась к нему. Он был холоден, как камень. Ни в руке, ни у виска она не нащупывала пульса. Но, приложив голову к его груди, Жанна услышала слабый стук сердца.

- Он жив еще, - прошептала она, - но при смерти. Что мне делать?

Ум лихорадочно заработал. Помочь Келсу она ничем не могла; вероятно, он скоро умрет. Оставаться возле него было тоже небезопасно; его товарищи могли каждую минуту приехать сюда. Но если его позвоночник не поврежден и ей удастся спасти ему жизнь, не поступит ли он с ней опять как грубый дикарь? Разве что-нибудь способно изменить этот характер? Это злой человек, который вдобавок не обладает достаточной силой воли, чтобы побороть в себе зло. Он вынудил Робертса взяться за оружие и, когда тот сделал это, убил его. Несомненно, он так же хладнокровно и обдуманно разделался и с остальными двумя негодяями, Биллом и Галловеем. Лишь бы только не видеть больше их плотоядных взглядов и остаться с ней наедине. Он заслужил того, чтобы подохнуть здесь, как собака.

Но как истая женщина Жанна решила одно, а поступила наоборот. Осторожно повернув Келса, она увидела, что вся рубашка и жилет густо намокли от крови. Она отправилась за ножом, полотенцем и водой.

Ей уже приходилось перевязывать раны, и кровь не пугала её. Единственной разницей было то, что эту кровь она пролила сама. Ей было не по себе, когда, разрезав одежду Келса, она дрожащими руками принялась обмывать окровавленное место. Громадная пуля прорвала большую рану, кровь все ещё струилась. Поперек позвоночника тянулась распухшая синяя полоса. Разорвав свой платок на полосы, Жанна как умела соорудила компресс и бинт. Затем осторожно положила Келса на одеяло. Она сделала все, что было в её силах, и сознание этого подействовало на неё успокаивающе.

Келс оставался лежать без сознания и по-прежнему походил на покойника. Страдание и близость смерти стерли с его лица жестокое выражение и приветливую улыбку, обычно предвещавшую самые страшные намерения. Его жуткие глаза наконец закрылись. Сидя возле него, Жанна и ждала конца. Полдень давно миновал, а она все ещё не выходила из хижины. А вдруг он придет в себя и попросит пить?

Солнце зашло, наступили сумерки, и ложбину окутала ночь. Одиночество начало казаться Жанне чем-то осязаемым. Притащив свое седло и одеяла к порогу хижины, она кое-как устроила себе постель и, глядя на звезды, прилегла. Темнота не мешала ей видеть вытянутую фигуру Келса. Он лежал тихо, словно уже умер. Жанна чувствовала себя измученной, разбитой и сонливой. Среди ночи храбрость её испарилась, и она стала бояться каждой тени. Жужжание насекомых казалось ей диким ревом; жалобный крик волка и хриплые возгласы кугуара нагнали на неё панический ужас; ночной ветер стонал, как заблудшая душа.

Разбудило её утреннее солнце. Проспав несколько часов подряд, она почувствовала себя отдохнувшей и окрепшей. Вместе с ночью ушли и страхи. Келс был ещё жив. Состояние его не изменилось, но рана уже не кровоточила. Жизнь едва теплилась в его теле.

Часть следующего дня Жанна провела около него, весь же день показался ей не длиннее одного часа. Иногда она выходила из хижины, ожидая вот-вот увидеть приближающихся всадников. Что она скажет им? Вероятно, остальные молодцы ничем не отличаются от главаря; и вдобавок у них, скорее всего, отсутствует и то единственное достоинство, которое сделало Келса человеком хотя бы всего на один час. Поэтому, достав револьвер, Жанна очень тщательно вычистила его и снова зарядила. Если кто-нибудь явится сюда, она скажет, что Келса ранил Билл.

Келс по-прежнему боролся между жизнью и смертью.

Жанна убеждалась, что он выживет. Иногда она приподнимала его голову и вливала ему в рот по несколько капель воды. Каждый раз он стонал при этом.

И второй день прошел так же, как предыдущий. Наконец наступил третий, но до вечера состояние Келса не изменилось. С наступлением темноты Жанне показалось, что сознание возвращается к нему. Она часами просиживала возле него, ожидая, не захочет ли он что-нибудь сказать ей перед концом, передать что-нибудь... В эту ночь над ложбиной висел месяц, роняя свои бледные лучи на восковое лицо Келса, утратившее отпечаток злых страстей. Но вот его губы зашевелились, он попробовал что-то сказать. Жанна дала ему пить. Бормоча какие-то бессвязные слова, он снова впал в забытье, но тотчас же снова пришел в себя и, как безумный, понес всевозможную чепуху. После этого он очень долго лежал совершенно тихо и вдруг испугал Жанну тихим, но совершенно ясным возгласом:

- Воды! Воды!

Приподняв его голову, Жанна дала напиться. Она видела его глаза - две темные дыры на белом фоне.

- Это... ты... мать?

- Да! - ответила Жанна.

Он снова затих. Однако это состояние больше походило на сон, чем на беспамятство. В продолжение ночи он больше ни разу не подал голоса. Его возглас "мать" тронул Жанну. И у самых злых людей есть матери, даже у такого, как Келс. Когда-то и он был тоже мальчуганом. Какая-то мать так же гордилась им и целовала его розовые ручонки. Вероятно, она тоже строила воздушные замки, думая о его будущем. А он? Вот он лежит здесь умирающий, наказанный за позорный поступок, последний из целого ряда ещё более ужасных преступлений.

На следующее утро Жанна не сразу подошла к нему. Она так же боялась найти его в полном сознании, как и содрогалась при мысли, что он может оказаться мертвым. Но, собравшись с силами, она подошла и нагнулась к нему. Он уже не спал. В его глазах отразилось изумление.

- Жанна? - прошептал он.

- Да, - ответила она.

- Вы все еще... у меня?

- Конечно! Ведь не могла же я оставить вас одного. Утомленные глаза Келса странно омрачились.

- Я жив еще. И вы остались... Это было вчера, когда вы стреляли в меня из моего револьвера?

- Нет, четыре дня назад.

- Четыре дня! Пуля попала мне в хребет?

- Я... не знаю, не думаю. Там страшная рана. Я... я сделала все, что могла.

- Сперва вы хотели меня убить, а потом решили спасти?

Жанна молчала.

- Вы - хорошая, вы поступили благородно! - сказал он. - Но лучше бы вам быть злой. Тогда бы я мог проклинать вас... ненавидеть...

- Сейчас вам надо вести себя спокойно, - ответила Жанна.

- В меня не раз всаживали пули. Я и на этот раз выберусь, лишь бы только остался цел мой хребет. Как нам узнать это?

- Не имею ни малейшего понятия.

- Поднимите меня.

- Но ведь может открыться рана! - запротестовала Жанна.

- Поднимите меня.

Непреклонная воля этого человека чувствовалась даже в его шепоте.

- Но зачем, для чего?

- Хочу проверить, могу ли я сесть. Если нет, то дайте мне сюда мой револьвер.

- Его вы не получите! - ответила Жанна и, подсунув руки ему под мышки, осторожно посадила его. Затем отняла руки.

- Я... мерзкий трус... когда дело касается боли, - прохрипел Келс, и крупные капли пота выступили на его бледном лице. - Я... я не могу больше!..

Однако, несмотря на невыносимые страдания, он все-таки продолжал сидеть без поддержки и даже попробовал нагнуться. Но после этого, застонав, без памяти упал на руки Жанны. Она снова уложила его, и прошло довольно много времени, прежде чем она привела его в чувство. Теперь Жанна была окончательно уверена, что он выживет, и радостно сообщила ему об этом. Он странно усмехнулся. А когда она принесла ему питье, то с благодарностью его выпил.

- Я выживу! - сказал он слабым голосом. - Я снова поправлюсь, ибо мой хребет цел. А вы принесите сюда побольше воды и еды и отправляйтесь.

- Отправляться? - повторила она.

- Да, но не вдоль ложбины - там вам худо придется... Идите в обратном направлении. У вас есть шанс выбраться из гор... Идите!

- И оставить вас одного? Бросить такого слабого, что вы даже не в состоянии поднять чашки? Нет!

- Будет лучше, если вы послушаетесь.

- Почему?

- Потому, что через несколько дней я буду значительно лучше чувствовать себя, и тогда снова вернется мое прежнее "я"... Мне кажется... я боюсь, что люблю вас... Это может превратиться для вас в сплошной ад. Уходите же сейчас, пока не поздно... Если вы останетесь и я поправлюсь, я никогда больше не отпущу вас от себя.

- Келс, я показалась бы себе трусихой, если бы оставила вас здесь одного, - ответила Жанна серьезно. - Вы умрете без помощи.

- Тем лучше для вас. Но я не умру. Я тертый калач. Уходите, говорю вам!

Жанна покачала головой:

- Не спорьте, это ни к чему не приведет. Вы опять взволновались. Прошу вас, попробуйте успокоиться.