Цветы зла. Безумная ботаника. 1894-1911 - Реми де Гурмон

над головой все еще шевелились, но стебли внизу казались неподвижными. Профессор собрался на разведку. Я пошел с ним. Между стеблями оставалось достаточно места, и мы могли свободно пройти.

Все дома на другой стороне улицы были разрушены, как и многие на Стрэнде. На Флит-стрит мы увидели ту же картину. Огромные сорняки, видимо, сдавливали стены, и дома превращались в развалины. Так случилось и со зданиями Королевского суда. Часы с башни валялись среди зарослей. Местами ветви пробивались сквозь окна и стены уцелевших домов. Раз или два мы слышали человеческие крики. В дебрях травы мы встретили женщину с ребенком и собакой и взяли их с собой.

Свет, пробивавшийся сквозь колышущиеся ветви над головой, был слабым и неравномерным, и в какой-то момент мы заблудились. В конце концов мы вышли на Норфолк-стрит; но когда мы шли по ней, несколько усиков, которые, казалось, яростно сражались друг с другом вверху, обломились и упали к нашим ногам. Они извивались на земле, как огромные серые змеи, обвивались вокруг стеблей и бились вслепую. Один из них схватил женщину и прижал ее к стволу. Мы оттащили ее от усика, когда он стал дергаться не так сильно, но она была мертва. Младенец не пострадал и все еще спал. Я понес его на руках.

Мгновение спустя сломанный отросток упал прямо на собаку. Она громко взвыла и в испуге укусила цельный усик, свисавший с дерева (таких было довольно много, но до сих пор нам удавалось избегать их). Отросток затрясся, словно от ярости и боли, обхватил продолжавшую выть собаку и поднял ее в воздух. Сотни усиков потянулись к нему, стараясь отнять собаку. Они продолжали сражаться и после того, как вой оборвался; другие щупальца потянулись вниз, задвигались во все стороны вокруг нас, будто ища новую добычу. Профессор пристально наблюдал за ними, забыв об опасности.

— Теперь они издают другой звук, — рассеянно заметил он. — Это больше не скрежет липкой резины — они шуршат. Не похоже на разложение. Они становятся сильнее — еще сильнее. Но в избытке всегда есть слабость, даже в избытке силы. Дайте мне подумать!

— Быстрее! — воскликнул я. — Быстрее! Они приближаются. Бегите!

Мы принялись быстро петлять между стволами сорняков. Профессор отставал, и мне пришлось подталкивать его. Отросток за отростком с шелестом опускались вниз, и сами стволы раскачивались. Два из них чуть не зажали профессора. Будучи крепким человеком, он начал отбиваться, и я вытащил его.

Верхний свет был полностью перекрыт опускающимися щупальцами, и мы, вероятно, заблудились бы, если бы в одном из домов не горела электрическая лампа. В любом случае, отростки скорее всего поймали бы нас, но они были слишком заняты сражением между собой. Вокруг падали и бешено извивались оторванные куски, и нам приходилось уворачиваться от них. Один из них вцепился мне в ногу и стащил с меня ботинок, пока я убегал. Другие задели нас, когда мы спускались по обломкам в подвал — и последовали за нами.

Несколько человек закричали. Некоторые упали в обморок. Остальные сбились в кучу и с широко раскрытыми глазами попятились к самой дальней стене. Леди Эвелин стояла перед детьми, протягивая руки, словно желая защитить их. Стил подошел и встал перед ней.

— Дорогая леди, — сказал он, — краткие дни нашего знакомства были лучшим временем в моей жизни. Я был бы другим, хорошим человеком, если бы встретил вас раньше.

Она очень мило улыбнулась ему.

— Вы мне очень нравитесь, мистер Стил, — сказала она.

Накрашенная женщина забрала у меня ребенка, и я попытался оттащить профессора назад, но он не тронулся с места. Вива выбежала из толпы и обняла меня. Отростки подбирались все ближе и ближе. Некоторые ползли по потолку, свесив головы, как змеи. Другие извивались на полу, приподнимаясь и как будто собираясь броситься на нас. Я не знаю, видели ли они нас, слышали или обоняли, не могу объяснить, как они узнали, где мы находимся; но они знали.

Они были уже в ярде от профессора, а он по-прежнему не шевелился, только вынул горящую свечу из бутылки и проклинал их, точно они могли слышать. Я подумал, что он сошел с ума.

— Неужели ты считаешь, что человек ничему не научился за тысячу поколений? — закричал он наконец. — Что ты можешь за несколько дней сокрушить его грубой силой? Что ж, иди и посмотри! Иди и посмотри!

Переднее щупальце обвилось вокруг него и начало поднимать его в воздух. Он осторожно ощупал его руками.

— Оно сухое! — воскликнул он. — Сухое!

А потом он поднес к щупальцу свечу!

Была пустыня белого света. Затем фиолетовая тьма. Я услышал, как профессор упал. Когда наши глаза оправились от своей ошеломляющей слепоты, сорняк полностью исчез. Дневной свет струился в отверстие в стене. Профессор поднялся с пола. Его волосы и борода были сильно опалены, бровей не было.

— Оно высохло слишком быстро, — сказал он со странным сердитым смешком. — В этом была его слабость. Оно высохло... высохло...

Он продолжал повторять это слово скучным, безжизненным тоном. Остальные безучастно повторяли то же самое. Вива была первой, кто заговорил связно — тихим шепотом мне на ухо.

— Мой дорогой! — сказала она. — Мой дорогой!

Вслед за ней заговорила леди Эвелин — обращаясь к бывшему карточному шулеру Стилу.

— Мир начинается заново, — сказала она. — И... вы встретили меня, мистер Стил.

Слезы катились по их щекам, и они стояли, улыбаясь друг другу.

— Да, мир начинается заново, — громко провозгласил профессор. — Пойдемте со мной и сделаем этот мир лучше.

Он шагнул к свету, но некоторые отшатнулись.

— Трава! — робко воскликнули они.

— Сорняк исчез — сгорел в одно мгновение, от края до края земли! — заверил он. — Следуйте за мной.

Мы последовали за ним из темноты на солнечный свет. День был приятный, теплый, ясный для ноября.

Сорняки исчезли без следа, как и предсказывал профессор; в целом пожар был слишком быстрым, чтобы причинить значительный вред, но многие дома обрушились после внезапной гибели подкопавшихся под них корней. Кое-где загорелись дома и склады; во многих районах огонь распространился и продолжался несколько дней.

Статистические данные нового Департамента по делам службы народу, которым я имею честь руководить, еще не полностью собраны; но я могу