По-настоящему - Екатерина Болдинова

– Какую?

– Обещай, что не будешь рисковать зря. Поклянись, что ты едешь в Чечню, потому что должен, а не потому, что хочешь свести счёты с жизнью.

– Клянусь.

Он произнёс это так серьёзно, что у меня не осталось никаких сомнений. Неожиданно я заплакала. Мы обнялись. «Обещай мне, что не погибнешь. Пожалуйста, обещай…» – шептала я, зарывшись лицом в его волосы. Димка ласково вытер мои слёзы и тихо сказал: «Понимаешь, я должен это сделать. Отправляют всех – Антона, Мишку, даже Ивана Серафимовича – независимо от возраста. Нельзя остаться…» Но я чувствовала, что за его словами кроется ещё одна фраза: «Я хочу забыть. Хотя бы на эти три месяца». Нет, Димка никогда бы так не сказал. Хотя подумал – наверняка.

Послезавтра он сядет в поезд и поедет туда, где рвутся снаряды и люди гибнут неизвестно за что. Я не понимаю, кому нужна эта война. И просто хочу спокойной жизни. Для себя, для родителей, для брата… И для своей страны. Ведь мы все этого заслужили.

16 ноября 1999 года

Конечно, я не могла не спросить Татьяну Мироновну, куда подевался наш Дмитрий Иванович так неожиданно и быстро. Мы с Олей как раз дежурили после уроков, класс был пуст и чист, а вторая смена ещё не появилась. Мы «атаковали» классную с двух сторон: – Пожалуйста, расскажите нам…

Татьяна Мироновна сдалась почти без боя:

– Только никому, договорились? У Дмитрия Ивановича тяжело заболела жена. Рак. Они долго боролись с особенностями нашей медицины, но в итоге стало ясно, что лечить ее можно только в Москве. Причём за бешеные деньги. Дмитрий Иванович нашёл каких-то влиятельных знакомых в Министерстве образования, те договорились с клиникой, и в итоге буквально седьмого ноября им пришёл срочный вызов на операцию. Его жене предстоит почти год лечения. Детей у них нет, оставлять её в Москве одну Дмитрий Иванович не захотел. Так что с новой четверти он учитель истории в одной из московских школ. Министерство образования помогло ему перевестись и даже обеспечило комнатой в общежитии. Всё произошло очень быстро, откладывать было нельзя, вот он и уехал так внезапно, ни с кем не простившись.

Мы с Олей молчали. А что тут скажешь? Такой вот поворот судьбы. Да, мне жаль, что так получилось. И я надеюсь, что там, в Москве, у Дмитрия Ивановича всё получится, а его жену спасут.

– Он очень не хотел уходить из школы, всё-таки проработал здесь пятнадцать лет. Но это лечение для них – единственное спасение.

Да, грустно. Но, в то же время, у них есть шанс, потому что жизнь нашего директора и его жены не перечёркнута, и хотя путь к выздоровлению непростой, он всё-таки есть. Гораздо хуже, когда этого пути нет и нет ни одного шанса на спасение. Как с Машей. Как с сотнями мальчишек, которые едут в Чечню подставлять себя под пули.

Мне так страшно за брата… Страшнее, чем когда я увидела в его руках пистолет. Ведь тогда я была уверена, что смогу вмешаться, а теперь точно знаю, что не сумею повлиять ни на что.

Ольга Викторовна сегодня сказала мне, что ей очень понравился мой реферат и она отправляет его на областной конкурс, по итогам которого будет конференция. Результаты станут известны уже через неделю. А я даже не волнуюсь – мне всё равно. Зато стоит вспомнить про брата – и сердце разом ухает куда-то и стучит, стучит, стучит, так быстро, что даже больно дышать…

17 ноября 1999 года

Сегодня провожали Димку. Мама и папа до последнего момента уговаривали его не ехать. Отец подключил какие-то свои связи, с Димой много кто «беседовал», но брат остался непреклонен. Конечно, родители ужасно расстроены. Мама даже плакала. Я тоже. Да, я верю, что всё должно как-то наладиться, что мой Димка вернётся живым и здоровым, что в нашем доме когда-нибудь воцарится покой. Но не сегодня. И не завтра…

Три месяца… Так долго! И стрелки часов, кажется, замирают, когда я думаю о том, что три месяца больше, чем девяносто дней, потому что эти девяносто дней помножены на ежеминутное ожидание… Письма, звонка, чуда? Димка уже уезжал в долгие командировки, но в такие – никогда. За всю мою жизнь мы расставались максимум на три недели. Как же я буду без него?

Помню, несколько месяцев назад, когда жизнь казалась мне простой и скучной, по утрам, лёжа в постели, я говорила себе: «Всё это сон. Это не по-настоящему. По-настоящему будет сегодня». Мне кажется, это «по-настоящему» наступило. И оно, к сожалению, очень похоже на фильм, который интересно смотреть и в котором страшно сниматься.

18 ноября 1999 года

На улице снег. Колючие снежинки больно бьют по глазам. Стёпа дал мне кассету Виктора Цоя, и я уже десятый раз слушаю «Звезду по имени Солнце». Потом снова включу «Хоакина Мурьету». От этой рок-оперы я просто сошла с ума. Знаешь, когда слушала в первый раз, мне было ужасно тяжело. Особенно после сцены «Нападение». Страшно. Мерзко. И больно. Неделю я вообще не могла спокойно вспоминать об этой рок-опере. Сейчас слушаю только «избранные мелодии» – особенно «Арию Звезды». Как бы мне хотелось однажды стать чьей-то Звездой. И найти свою…

А на улице снег. Скорей бы уж настоящая зима… И снег хлопьями – большими, пушистыми, воздушными…

20 ноября 1999 года

Сегодня у Наташи день рождения. Как всегда в этот день, вечером мы с Олей пришли к ней на ужин. Общались с Наташиными родителями и старшей сестрой и ели самый вкусный в мире «наполеон», который печёт Наташина мама… У них очень тёплая семья, но… совсем другая, не такая, как моя.

За столом обсуждали, кто куда будет поступать. Оля сказала, что она собирается в Институт культуры, где уже учится на первом курсе Дик. С жаром говорила об их будущем, рассказывала о танцевальных конкурсах, в которых они участвуют. Я говорила что-то о поступлении на юрфак, заикнувшись, правда, что допускаю возможность альтернативы.

– Вот видишь, Ната, девочки уже определились, – вздохнула Анна Александровна, Наташкина мама. – Только ты у нас всё никак не решишься.

– Мама, у меня ещё есть время, – сказала Наташа. И села за пианино.

Как она играла! Как пела – сначала одна, потом на два голоса с сестрой! Я восхищаюсь Наташиными музыкальными способностями – ведь нам свойственно восхищаться теми качествами и талантами, которых нет у нас самих. Да, я играю на фортепиано, иногда даже неплохо. Люблю петь, но при этом, если никто не аккомпанирует мне, не попадаю верно и в две ноты (за что, надо сказать, Димка чуть ли не ежедневно поднимает меня на смех). А уж подобрать мелодию и сыграть её… Нет, это выше моих возможностей.

– Наташка, с твоим талантом тебе точно нужно музыкой заниматься! – воскликнула я в порыве восторга, когда Наташа закончила «Застольную песнь» Бетховена.

– Да что ты, Марина, – всплеснула руками Наташина мама. – Музыкой на жизнь не заработаешь…

И от её слов мне стало грустно.

Да, наверное, она права. Музыкой невозможно заработать на жизнь. Как невозможно заработать сочинением стихов, рассказов и сказок. Нужно твёрдо стоять на ногах и получить какую-то реальную профессию: юриста, экономиста, инженера, врача… Но что делать, если душа лежит к пению или к написанию рассказов? Ну ладно, мои способности неочевидны. Сотни девчонок более или менее удачно занимаются «графоманией». Но ведь Наташкин талант не заметить невозможно! Что же теперь, она должна зарыть его в землю ради сомнительного «счастья» стать инженером? Чтобы потом всю жизнь заниматься нелюбимым делом? И тихонько ненавидеть себя за то, что в семнадцать лет не хватило смелости сделать выбор и отстоять его перед собственными родителями?..

Нет, я не знаю, как правильно. Если бы знала – не писала бы об этом. Но мне кажется, что человек вправе заниматься тем, что ему действительно нравится. Просто для того, чтобы быть счастливым…

Мы сидели потом в Наташиной комнате втроём: Оля, Ната и я. Рассматривали Наташину коллекцию дисков, обсуждали разных исполнителей, и вдруг Наташа сказала: «Знаете, я бы хотела поступать в музыкальное училище. А потом – в консерваторию. Я очень хочу заниматься музыкой…»

И на её ресницах блеснули слезинки. Мы с Олей замерли. Обняли её с двух сторон и тихо сидели так несколько минут. Потому что сказать было нечего…

21 ноября 1999 года

«Звёзды – это ночь и одиночество,Добрая надежда и укор,Для одних – нежданное пророчество,Для других – пустой небесный сор…Ты исчезнешь, а моё сияниеВ новые глаза перетечёт,Звёзды – это вечное свиданиеС теми, кто ушёл и кто придёт…»[3]

Эта мелодия звучит в моей голове уже несколько дней. Прекрасные слова, положенные на прекрасную музыку…

Мне грустно.

23 ноября 1999 года

Плохо без Димки… Я очень по нему соскучилась. Сейчас мы знаем только, что его отряд добрался до места назначения. Он не может даже позвонить – неоткуда. А так хочется снова услышать его голос. Неужели ещё и недели не прошло? Я совсем не умею ждать…