Черный кабриолет, или кабриолет без дверцы. Из четверологии романа «Франсуа и Мальвази» - Анри Коломон

…Джон Лоу – французский финансист, шотландец по происхождению основал банк, а так же ряд торговых компаний, имевших право эмиссии, то есть выпуска банкнот и акций. Система «Лоу» или система «Миссисипи» поражала своими масштабами торгово-финансовой деятельности в основном в Америке. Тогда же уже складывалось его детище: компания «Луизианы и Запада».

Система «фантастического Миссисипи», как ее еще называли в финансовом отношении была построена на кредите и привлекла парижан обещаниями быстрого и баснословного обогащения.

Но в сем ракурсе, претендующем на исторический, вследствие этого не может говориться о главном, чем Джон Лоу незримо повлиял на общество Франции: ведь именно его деятельность произвела на свет ту невидимо паразитическую и вместе с тем неотъемлемую прослойку населения страны, именуемую одним словом: рантье.

Однако же сделав вышеуказанное отступление – ремарку вернемся к повествованию:

Дождавшись, когда посетителей не стало, а основная часть банковских служащих ушла (за исключением тех, на ком лежали охранительные обязанности); когда всю работу какую он намечал – окончил и даже сверх того, когда пробило пол-одиннадцатого, Джон Лоу быстренько сложил все бумаги в секретере, врезанном в стену и закрыл толстой дверцей; не в силах более тянуть: сбежал по ступеням широкой лестницы вниз, одеваться, что помог ему сделать его слуга Кроэн.

– Спасибо голубчик. Ты уж отправляйся домой как-нибудь сам. Утром за мной заедет наемный экипаж, так ты отошли его.

– Куда?

– Он знает куда.

– Все будет сделано как вы сказали.

Лоу вышел из банковского здания и тут же был застигнут дождем врасплох. Стал бегом направляться к стоящему поблизости кабриолету, одевая шляпу по пути. Что-то сказал кучеру: нельзя было расслышать. Тронулись, пересекая площадь по середине и имея точный курс – улицу Сен-Доминик д’Анфер.

Джон Лоу даже не напоминал кучеру о том, ко скольки туда нужно подъехать. Все объяснено было заранее о чем свидетельствовало еще и то обстоятельство, что возничий частенько поглядывал на свои часы, то убыстряя, то придерживая ход лошадей, стараясь как можно вовремя подкатить к назначенному месту.

Как бы то ни было, он не рассчитал, и оставшуюся небольшую часть пути, две улицы, стал покрывать с невообразимой медленностью. Поглядев еще раз на свои часы, покосил взгляд, заметил, что банкир как будто очень занят собственными мыслями и не смотрит в оконце двери, предоставляя ему возможность ехать как заблагорассудится: свернуть в сторону и сделать большой крюк. Можно было даже прибавить скорость, что он и сделал, после того как услышал сзади.

– Побыстрее нельзя?

Подобные толчки в спину, не всегда, но действуют стимулом ехать еще быстрее.

«Зачем быстрее? Для чего быстрее? Экие господа непонятные. То им точно, то побыстрее… А приеду раньше, кричать начнет, деньги зажмет»

Затем старик кучер подумал, что раз быстрее, то значит так нужно, господину лучше знать. Посмелее стегнул кнутом и в то же время свернул на кратчайший путь, объезжать не стал. И как результат в скором времени был у известного ему дома. Остановившись все же виновато рапортовал:

– Все мсье. Сен-Доминик. Приехали.

Джон Лоу вовсе не думая о пунктуальности, выйдя, заметил впереди полуосвещенной фонарями улицы нечто такое, после чего он не стал отправлять кабриолет, наоборот, ступив одной ногой на подножку, держась руками за раскрытую дверцу крикнул:

– Живо гони вперед.

Через некоторое время кучер догадался о причинах такого маневра: впереди, им на встречу по той же стороне ехал другой экипаж. Джону Лоу показалось, что с того встречного экипажа их заметили и прибавили ходу.

– Скорей же ты! Ей богу, нам нужно успеть первыми!

Висящий на подножке Джон Лоу определял расстояние, которое им оставалось покрыть до здания с фасадом у низа, составленным из небольших арочных пролетов, под которые нужно было успеть хоть на миг раньше нежели к ним подойдет встречный экипаж.

Однако же, чем ближе они сближались, тем явственней стала назревать ситуация столкновения, а в противовес ей тенденция снижения скорости, на которую поддался кучер кабриолета и который более того сдал нервами и свернул влево…

Соскочив больше всего по инерции Джон Лоу кинулся к уже останавливающемуся экипажу напротив подъездной двери (под арочным пролетом). Дверь поспешно стала открываться… и подъезжавший успел схватить дамскую ручку, а вслед за этим вытянуть на себя и ее самое.

– О, John! Do you agan*… – мягко укорила находящаяся в его руках дама в белом платье скрытом под плащом, вся увешанная под стать белому бриллиантовыми драгоценностями.

От охватившего его и подступившего к горлу чувства он сначала ничего не смог ей сказать, в бессилии глядя в ее насмешливые глаза, лишь вдыхая аромат духов. Благоуханием несло даже от самой белоснежной кожи.

– Все-таки сэр, как любезно с вашей стороны, приходить на свидание последним – продолжала она разговор на нравящуюся ей тему, одаривая своего любовника надменным взглядом.

– Ах, простите меня дорогая Кларик… но у меня есть одно смягчающее мою вину обстоятельство.

– Изобразите его.

И Джон более чем обыкновенно вынул из кармана часы на цепочке и поднес к ее лицу. На открывшемся белом циферблате стрелки показывали первые пять минут нового дня. Совершенно спокойно не моргнув глазом он сказал ей:

– На моих ровно.

– Ты никогда не успевал за временем.

– Но у кучера…

– Свою пунктуальность ты доверяешь первым попавшимся кучерам…

Они вошли в двери, прошли далее.

В прихожей Джон Лоу помог ей раздеться: элементарным движением с чисто светской непринужденностью скинул с нее плащ, принял шляпку.

Леди де Гроа предстала пред ним во всем очаровании сонливой томительности и великолепии броских нарядов.

– Я люблю тебя Кларик, – нежно произнес он привлекая ее к себе и целуя в шею.

– Ах оставь, Джон. Дела всегда лучше слов.

– Если б ты знала как тяжело мне дожидаться того момента, когда я беру тебя за руку и увожу наверх, – говорил он, увлекая свою любовницу за собой.

– А несчастный лгун… портреты короля на луидорах возбуждают тебя куда больше, чем половые акты, – сладостно пела она ему со смехом вслед.

– Глупая женщина, ты думаешь считать деньги – это возиться с монетами? – проговорил он, запинаясь и с невыдержанным рыком грубо затащил ее за дверь в темный зал и кромешную тьму…

Часика через пол, освободившись от нее, Джон Лоу встал, прошел к свечам в канделябрах стоявшим на комоде, разжигая желтые восковые трубки одну за другой. Поднялся на стул зажег люстру.

Ее свет ярко осветил пространство зала, проник в каждый темный уголок, отразился на стекле, фарфоре, мраморе, на блестящей отполированной поверхности обстановки. В зале стоял блеск, он даже как будто исходил от лакированной поверхности мебели, от пестрой роскоши убранства, или же больше от того, что благодатный мирок этой залы, скрытый от улицы за темными шторами, ослеплял глаза.

– Разожги камин, – попросила Кларик.

Она продолжала сидеть на полу у кресла, облокотившись, там, где только что сидел он, закрывая лицо у рта локтем руки, устало глядя на него. Складки ее платья вокруг были измяты, истоптаны его ногами о мягкий ворс ковра.

Самый главный блеск в зале исходил от ее глаз… Он не выдержал, бросился к ней, прижал ладонями ее щеки.

– Раздевайся!… Развратница моя.

– …Ты будешь кидать палки? – рассмеялась.

– Бесстыжая. Сейчас я буду воевать с тобой за твою… (запнулся, подбирая нужное слово).

– О, я сразу сдаюсь. И не надо, пожалуйста, высоких слов, все закончится так низко.

Она ловкими движениями скинула с себя свои одежды представ пред ним во всей ослепляющей наготе своего тела. От захватившегося духа ей невозможно было что-либо сказать и поэтому она просто была поведена к постели… снова часа через пол сорвалась из под одеяла обнаженной подбежала к буфету с напитками; дрожащими руками поднесла ко рту стакан.

На ней была непонятная толстосуконная распашенка, одетая на плечи, полами кончавшаяся много выше обнаженной талии- нисколько не скрывая бесконечную силу женского тела и, наоборот, ее преувеличивая.

Почувствовав сзади приближающиеся шаги пошла вокруг стола не оборачиваясь, пока ее не обхватили сильные руки; и они вместе долго кланялись на большое зеркало трельяжа…