Незабудки - Аноним --
- Дата:10.10.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Незабудки
- Автор: Аноним --
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
--
Незабудки
<i>Светлой памяти моей мамы, Гэты Васильевны Улиной --
заложившей одновременно
и то вселенское добро,
и то космическое зло,
что наполняют сейчас до краев
мою смертную душу.
"Я накажу мир за зло, и нечестивых -- за беззакония их, и положу конец высокоумию гордых, и уничижу
надменность притеснителей..."
(Исаия. 13:11)</i>
<center><h3> I </h3></center>
<img xlink:href="#i-.jpg" border="0" hspace="2" vspace="4" wdth="500"
height="370" align="left"/> Незабудки стояли в стакане.
Простом стаканчике из толстого стекла с четко выделяющимися гранями, на которых играл свет.
Три веточки, всего три.
Две смотрели на меня, третья отклонялась в сторону, указывая куда-то далеко, в страну неведомого
счастья...
Странным казалось лишь то, что стакан был пуст, без капли воды. Но цветы стояли как ни в чем ни
бывало, живые и полные соков.
И этому не находилось объяснения...
Впрочем...
Я не успел додумать: раздался грохот, дверь в мою комнату распахнулась и на пороге возникла сестра.
-- Соседи говорят, -- визгливо затараторила она. -- Что ты сбежал из больницы и бросил мать умирать
одну.
Я не ответил.
Сказанное было правдой.
Иное дело, что причину содеянного мною я не мог объяснить никому.
Тем более сестре, с которой никогда не имел душевных отношений.
Поэтому я молчал, крепко закусив губу.
-- Ничтожество, тряпка и сопляк, -- продолжала она. -- Тебе стоило
родиться девчонкой, а не мне.
Я закрыл глаза -- и мне показалось, что бранится не она, а умерший
несколько лет назад отец.
-- Ты никогда ничего не достигнешь. Сдохнешь под забором. Не станешь даже сапожником, как начинал
отец. Кошачье дерьмо...
В этом году мне исполнилось девятнадцать, но сестра не относилась ко
мне всерьез, хотя и была младше меня.
Я встал и, по-прежнему ни говоря ни слова, захлопнул дверь перед ее
носом.
А потом щелкнул задвижкой, приделанной мною еще в позапрошлом
году, незадолго до отъезда в столицу.
Я не мог больше слушать ее укоров.
И сам боялся произнести хоть один звук.
Душа моя, убитая и вывернутая наизнанку смертью мамы, была полна
слез, смешанных со стеклянными осколками. И любое движение могло расплескать содержимое.
Я упорно загонял слезы внутрь себя. С самого утра. Зная, что у меня нет
ни одного родного или даже просто близкого существа, перед которым я мог расплакаться, коли тому
нашлась причина.
И меньше всего я имел желание проявлять свою слабость перед сестрой.
Потому что, согласно общепринятым правилам, мужчина должен сносить
невзгоды с каменным лицом и стиснув зубы.
Единственный человек, который понимал меня, и не стал бы насмехаться,
правильно восприняв слезы моего отчаяния, была моя мама.
Но мама умерла.
Мама умерла.
Вскрытая и зашитая обратно под ярким желтым светом прозекторской,
она лежала сейчас в морге городской больницы.
Облачившись в траур и поджимая губы при одном взгляде на меня,
сестра с утра развела бурные хлопоты.
Хотя несчастье по-настоящему касалось только меня.
Будь жив отец -- он использовал бы повод для очередного безобразного
запоя.
Сестра никогда не была привязана к маме.
Горе обрушилось на меня одного.
Придавило. Размазало по земле.
И надо собрать силы, чтобы не умереть рядом с нею.
У меня закружилась голова.
Сестра продолжала выкрикивать из гостиной обидные слова насчет моей
трусости.
Я отошел подальше от двери и сел на кровать.
И только сейчас заметил, что все еще держу в руках незабудки.
Точнее не сами незабудки.
А мою акварель, изображавшую три цветка в стакане.
Рисунок позапрошлого года. Той счастливой поры, когда мама была еще
здорова.
А я, не сумев сдать очередные экзамены, махнул рукой на школу. И
сделался семнадцатилетним свободным художником. Потому что ощущал в себе силу им стать.
Я уже не помню обстоятельств, при которых рисовал этот натюрморт. И почему, вопреки привычке все
доводить до точки, его не окончил.
В стакане с незабудками точно не хватало воды. Я не успел изобразить сложного преломления лучей света
в воде и видных под разными углами стеблей. Несомненно, я собирался вернуться к этой работе: я не
поставил своей подписи, что означало труд незавершенным.
Я забросил эту акварель, хотя, насколько помню, она нравилась маме больше остальных моих картин.
И вот сейчас почему-то опять, каким-то странным образом она очутилась в моих руках...
<center><h3> II </h3></center>
<center> 1 </center>
Я до сих пор помню будоражащий угольный запах вокзала.
Эхо шагов и чью-то речь, и лязг вагонных буферов, гулко отдающиеся под выгнутыми сводами.
И маму...
Она тогда уже болела. Доктора не скрывали, что недуг смертелен, хотя и носит безобидное название,
ассоциирующееся с закуской к пиву.
Я знал, что мама скоро умрет.
Она тоже это знала.
А я знал, что она знает.
И она знала, что я знаю, что она знает...
Стоп.
Мои мысли поехали куда-то в сторону.
А я вспомнил всего-навсего будоражащий угольный запах вокзала.
Эхо шагов и чью-то речь, и лязг вагонных буферов, гулко отдающиеся под выгнутыми сводами.
И маму, которая, несмотря на болезнь, делавшую мучительным каждое лишнее движение, пришла меня
проводить.
Она снабдила меня таким количеством денег "на обустройство", что по приезде я мог некоторое время
питаться в лучших ресторанах. Но все-таки дала мне с собой еще и маленькую корзину домашней еды.
Мои любимые булочки с повидлом. Которые испекла накануне. Скрывая свою боль, хоть и присаживаясь
около плиты каждые несколько минут. Но не допуская сестру -- которая умела кухарничать не хуже.
Маме во что бы то ни стало хотелось самой напечь мне этих булочек.
Возможно, она ощущала, что это лакомство, испеченное ею для любимого сына -- последнее.
Она ничего не говорила мне, выкладывая гостинец в чистую тряпочку, которой тщательно застелила
корзинку. Но я понимал без слов; я с рождения чувствовал настроения и мысли людей, если мне того
хотелось.
Мама пекла эти булочки, чтобы уносясь к своей новой жизни я подольше не забыл ее. Чтобы памяти
хватило хотя бы настолько, пока я их ем...
Она напекла их целую гору.
А сейчас стояла рядом со мной, опершись боком на колонну.
Ей было плохо, я чувствовал это собственным телом.
И даже в сумраке вокзала было видно, насколько пожелтело ее лицо.
Мама смотрела на меня своими большими голубыми глазами, и я угадывал в них с трудом сдерживаемые
слезы.
Она не просто провожала меня в дорогу.
Она прощалась со мной.
Чувствуя, что не доживет до моего возвращения.
Я сам этого боялся. И тоже держался изо всех сил. Потому что мне не хотелось плакать при маме; я знал, что
она собрала сейчас всю свою волю, и я тоже крепился.
Ведь все-таки я был мужчиной.
Мне казалось, прошли целые часы прежде, чем поезд дали под посадку.
Я занял место у окна.
Мама стояла на перроне.
Маленькая, похудевшая.
Покинутая всеми, даже собственным любимым и любящим сыном.
Я не мог смотреть на нее, одинокую в вокзальной толчее. Но я смотрел, с жадностью впитывая ее лицо.
Зная, что возможно, в самом деле, больше уже ее не увижу ...
Мне казалось, пытке взглядами не будет конца -- но поезд дал свисток, от головы пронесся лязг буферов,
и перрон медленно тронулся назад.
Назад, вместе с моей маленькой, смертельно больной мамой.
А я поехал вперед.
Детство кончилось, весной мне исполнилось восемнадцать лет.
Я ехал в столицу и собирался вступить во взрослую жизнь.
Чего бы мне это ни стоило.
<center> 2 </center>
Вообще-то я не любил вспоминать свое детство.
Точнее, из всех воспоминаний я сохранил бы одну маму.
Маму, маму, только ее.
А всех остальных просто стер бы резинкой добела, оставив ее одну на большом листе картона, где
готовился набросок моей семьи.
Стирать пришлось бы многих.
Прежде всего отца -- его бы я убрал из памяти и жизни, даже если бы для того пришлось протереть
дырку.
Сводные брат и сестра... Они не осложняли мою жизнь, но существовали далеко внизу относительно моих
высоких побуждений. Их я бы тоже не оставил.
Ну а младшая родная сестра была настолько бесцветна, что на нее хватило бы одного движения ластика.
Я расправился бы со всеми, кто по общечеловеческим законам составлял мою "родню".
Потому что одна лишь мама дарила светлое воспоминание о моем проклятом детстве.
Которого лучше не было бы вовсе.
<center> 3 <center>
Я не был голоден; перед проводами мама накормила меня на неделю вперед. И ехать предстояло всего
несколько часов.
Но едва поезд вырвался из вокзала, я развернул корзинку и принялся за булочки.
- Паразитарий - Юрий Азаров - Современная проза
- Если бы я был… - Дмитрий Плакс - Современная проза
- О детях и прочей нечисти - Аноним Кикиморра - Современная проза
- Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь (сборник) - Ирэн Роздобудько - Современная проза
- Стакан водки - Федор Ошевнев - Современная проза
- Незримые твари - Чак Паланик - Современная проза
- Перед cвоей cмертью мама полюбила меня - Жанна Свет - Современная проза
- Forgive me, Leonard Peacock - Мэтью Квик - Современная проза
- Концерт «Памяти ангела» - Эрик-Эмманюэль Шмитт - Современная проза
- Дверь. Сборник мистических рассказов (СИ) - Екатерина Горбунова - Современная проза