Воспоминания (1915–1917). Том 3 - Владимир Джунковский

Подлинный подписал генерал-майор Лебедев.

Скрепил и.д. начальника отделения,

подполковник Прозвицкий[383]».

Мое донесение Балуеву

18 апреля я получил депешу от начальника штаба 5-го корпуса генерала Вальтера, что генерал Балуев ждет от меня мое мнение о причинах неудачи наступления в район оз. Нарочь, т. к. неполучение им моего мнения задерживает его представление командующему армией.

Дело в том, что когда заседание у него закончилось, он обратился с просьбой ко всем членам совещания прислать ему в течение ближайших пяти дней письменно изложенные мнения каждого. Я тогда же решил, что ничего писать не буду, находя это излишней тратой времени и бумаги.

Прошло, таким образом, десять дней, очевидно, все представили, кроме меня. Получив депешу Вальтера, было уже неловко не ответить, написать мне было нетрудно, одно было жаль – гонять казака за 75 верст, т. к. Балуев находился в то время в 75 верстах от дер. Ковальцы. Делать было нечего, я написал следующее:

«18 апреля 1916 г. № 88

Командиру 5-го армейского корпуса

дер. Ковальцы

Во исполнение выраженного вашим высокопревосходительством желания представляю свое личное мнение о причинах, влиявших на ход боевых действий в марте месяце между озером Нарочь и Вишневское и разбиравшихся в Комиссии под вашим председательством.

Резко обозначившийся успех 8-го минувшего марта на фронте 5-го армейского корпуса – прорыв и захват германских окопов, причем было взято около 20 офицеров и более тысячи нижних чинов в плен и много трофеев, не был своевременно развит за отсутствием вслед за наступавшими частями сильных резервов, которых можно было бы бросить вперед и сильным сосредоточенным ударом на следующую линию германцев, не дать им там остановиться и устроиться. Вместо этого сосредоточенного удара поддержка направлялась пачками – полками, что произошло вследствие того, что находившийся в резерве 3-й Сибирский корпус не был сосредоточен вместе, а разделен на части не только по дивизиям, а и по полкам.

Не следовало спешить с атакой противника, когда состояние атмосферы и погоды не давали достаточно, а иногда и вовсе возможности наблюдения за падением снарядов во время артиллерийской подготовки, точно также не следовало пускать в атаку войска на позиции, когда заведомо было известно, что проволочные заграждения на оных нетронуты нашей артиллерией.

Недостаток технических средств для разрушения проволочных заграждений, когда артиллерия не смогла их разрушить. Полкам 8-й Сибирской стрелковой дивизии перед выступлением из района м. Сморгонь было приказано сдать щиты полкам 26-го корпуса, а по приходе в район 5-го корпуса на позицию они щитов не получили и с большим трудом им удалось их получить в очень малом количестве от инженера штаба группы. Пироксилиновые заряды, благодаря особенности японского пироксилина, не взрывались, пироксилина же русского почти не было, саперы его добывали, разряжая ручные гранаты, что не может быть признано нормальным. Штыковые ножницы оказались негодными, ручные быстро зазубривались о толстую граненную немецкую проволоку и т. д.

Недостаток тяжелых снарядов: уже на второй день боя было приказано беречь снаряды, вследствие чего действительно ураганного огня, сосредоточенного и сметающего развить было нельзя.

Несогласованность действий артиллерии с пехотой. Артиллерия была разделена на группы и действовала самостоятельно, выполняя задачи, выработанные своей группой. Начальники группы распоряжались даже батареями, находившимися в распоряжении начальников боевых участков, не предупреждая этих последних. Пехоте, чтобы попросить открыть стрельбу по нужным ей целям приходилось пройти несколько инстанций, вследствие чего на переговоры по телефону, который бывал при этом постоянно занят, тратились часы. Не оставалось без влияния и то, что артиллерия, распределенная на позиции по группам, приноровлена была к позиционной войне, но не к наступлению.

Атака одной высоты на протяжении 1–2 верст поручалась двум полкам разных дивизий, без объединения начальствования одним лицом, вследствие чего являлась несогласованность в выполнении одной задачи.

Установившаяся в войсках боязнь ответственности за потерю пулеметов в бою, даже хотя бы пулеметы были взяты с боя и с последним выпущенным в упор патроном, ведет к тому, что это сильное огневое средство далеко не всегда остается использованным до конца и в самые решительные и трудные моменты, как только начинает грозить опасность, пулеметы оттягиваются назад.

Исключительно неблагоприятные условия для ведения операции – время года (оттепель), погоды (дожди, метели, туманы) и топографические (болото, топкий грунт). Все это нарушало расчеты. Кроме того дожди и туманы сменялись метелью и ночными заморозками. Люди, промокшие до нитки днем, застывали ночью. Обогреваться нельзя было, за невозможностью разводить огонь. Пищу можно было подвозить с трудом один раз в сутки и только ночью.

Хотя и было приказано чернильницы закрыть, но это оказалось только на бумаге, слишком много было самых разнообразных запросов, далеко не всегда имевших прямое отношение к операциям; все запросы без исключения были «спешные», «срочные», не считая постоянных запросов по телефону.

Донесения о ходе боевых действий, кроме экстренных требовались каждый четный час – это все отвлекало от серьезной боевой работы и начальникам боевых частей приходилось во время самых серьезных минут напряженно думать, как бы не опоздать с донесением.

Командир бригады 8-ой Сибирской стрелковой дивизии

Свиты его величества

генерал-майор Джунковский».

В этот же день мне вернули для дополнения мое представление к наперстному кресту на Георгиевской ленте благочинного дивизии священника 32-го полка отца Мансуровского, которого, из-за каких-то личных расчетов, командир полка представил не к боевой награде, а к сану протоиерея. Поэтому, дабы подкрепить мое ходатайство за него, я донес начальнику дивизии следующее:

«19 апреля 1916 г. 16 час. 30 мин. № 89

Начальнику 8-й Сибирской стрелковой дивизии

дер. Ковальцы

Вследствие приказания вашего превосходительства о дополнении показания о подвиге священника 32-го отца Павла Мансуровского, который я вопреки ходатайства командира полка о награждении его саном протоиерея представил к награждению наперстным крестом на Георгиевской ленте, доношу, что о. Павел Мансуровский на моих глазах, отправился в самый разгар боя 13-го минувшего марта под сильным ружейным, пулеметным и артиллерийским огнем в расположение передовой линии, откуда роты 1-го и 2-го батальонов переходили в атаку. Здесь о. Павел Мансуровский благословлял стрелков, направлявшихся в атаку, утешал раненых, распоряжался уборкой трупов, под его личным наблюдением были вынесены трупы убитых офицеров прапорщиков Гроссет[384] и Люкшина. Такое самоотвержение, воодушевлявшее войска и бесстрашие, служившее им примером, заставляет меня вновь усиленно ходатайствовать о награждении о. Павла наперстным крестом на Георгиевской ленте.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});