Похищение чародея - Кир Булычев

И тут я поняла причину странного поведения индуса: он был абсолютно гол. Катастрофически гол. Нагота очень толстого пожилого человека — это особый вид кошмара, даже в музее восковых фигур такую фигуру нельзя выставить — беременные зрительницы будут преждевременно рожать лягушат.

В растерянности я обернулась к прочим голым людям. Я все делала не по порядку. Я ведь еще не соображала, где я нахожусь и почему.

— Здравствуйте, — сказала я голым людям. — Меня не надо бояться. Я только хочу на вас посмотреть. Я специально прилетела сюда, чтобы с вами познакомиться.

Они смотрели на меня, потрясенные то ли моей прической, то ли джинсовым костюмом, прошедшим пустыню Гоби и остров Врангеля.

Я не ожидала никакой реакции, но она последовала.

Пожилой очень худой дикарь с лысой, обрамленной венчиком бывших кудрей головой быстро затараторил, обернувшись к прочим. Остальные тараторили в ответ. Я обратила внимание, что у них совсем иные, чем у нас, жесты. И подумала тогда, что, живя много веков в изоляции, они не имели возможности узнать у сведущих людей, как надо выражать согласие или отрицание.

И тут я услышала голос. На хорошем польском языке некто невидимый сообщил мне, что рад моему появлению, но хотел бы уточнить, кто прислал меня знакомиться с ними и что я намеревалась делать, познакомившись.

Потрясенная этим, я окинула взглядом дикарей, скосила взор на японца, который задумчиво подводил баланс кучкам и связкам продуктов, принесенных голыми людьми. Наконец я решила, что никто здесь не знает польского языка, потому что им не повезло с учителями, а общаются со мной методом телепатическим и главный телепат среди них — лысенький пан с кудряшками за ушами.

Правильно, подтвердил лысенький. Вы все правильно угадали, и мы рады встретить разумного человека.

Я поняла, что пахнет Нобелевской премией. Ведь одно дело — дичайшее племя, другое — то же племя с телепатическими способностями, позволившими ему выжить в условиях экологических бедствий.

Господин Матур тем временем углубился в кусты и оттуда выразил радость по поводу моего прихода.

Его интересовало, прибыла ли я для его спасения, а если нет, то где те спасатели, которые должны это сделать?

— Где вы потеряли штаны, коллега? — спросила я.

— Эти изверги! — закричал в ответ Матур, но докричать свой текст до конца он не сумел, так как мы с ним одновременно услышали внутренний голос лысенького, который оказался переводчиком по имени По-из. Переводчик сделал шаг вперед, чтобы нам лучше было слышно, но по мне он лучше бы этого не делал. Увидев так близко совершенно голого пожилого человека, который был не дикарем, а вернее всего, почтенным отцом семейства, ушедшим в секту опрощенцев, я смутилась, так как при такой степени обнаженности воспринимаешь как нечто неприличное совершенно приличные части тела.

— Простите, — сказал По-из и отпрыгнул за куст.

Вы спросите, почему я именно тогда догадалась, что дикари — вовсе не дикари, а обыкновенные сектанты? Да потому, что переводчик По-из был пострижен! Покажите мне стриженого троглодита!

И на это мое наблюдение По-из мысленно ответил:

— Но ведь из этого можно заключить, что и первобытные социумы производят обработку волосяного покрова.

— Но первобытные социумы не смогут объяснить эту процедуру корявым наукообразным языком, — ответила я.

— Женщина! — услышала я голос человека в шортах.

Вот этот, хоть и одетый, о парикмахере не слышал давно. Говорил он по-японски. И когда По-из хотел переводить, я сказала:

— Не надо, я училась в аспирантуре Токийского университета.

После этого я обернулась к человеку в шортах и спросила его на сносном японском языке, чего ему от меня требуется. К тому времени я уже сообразила, что именно его глазенки сверкали из-под плиты и именно он утащил меня в этот каменный стакан.

— От тебя требуется, чтобы ты разделась, — сказал он.

Как ни странно, его совершенно не удивило мое знание японского языка. Он был примитивно устроен, иначе бы не выжил столько лет в лесу, к тому же за последние дни телепаты подготовили его к тому, что весь окружающий мир может изъясняться понятно для него.

— Исключено, — сказала я. — Я не хочу раздеваться.

— Я приказал, — сообщил мне Сато. — Все раздеты, ты тоже. Ясно?

— А вы? — спросила я.

— Мне нельзя. Я старший унтер-офицер императорской армии.

— Я не вижу знаков различия, — сказала я, чтобы его позлить. Некоторые чувства у него были далеко запрятаны.

— Солдат японской армии всегда остается в строю, даже если выполнение секретных заданий требует, чтобы он общался с людьми, не будучи в военной форме.

Наверно, это был параграф из какого-то устава для лазутчиков.

— И давно вы здесь скрываетесь?

Почему-то этот ответ вывел его из себя.

— Я не скрываюсь! — закричал он высоким голосом. — Я остаюсь на посту!

Он кричал что-то еще, но я плохо слушала и не все понимала — все-таки почти десять лет без практики. Я уже сообразила, кто это такой — забытый при отступлении воин-завоеватель, о таких мне приходилось читать. Наверно, своего рода чемпион — с конца войны прошло больше тридцати лет.

Тут я заметила, что в руке у Сато длинный кинжал, которым он тычет мне в лицо. Сато упорно настаивал на стриптизе.

— Но зачем вам это? — спросила я.

— Тебя ищут одетую, а голую не ищут, — сказал Сато. — И у голых нет карманов. Нельзя спрятать оружие!

И он улыбнулся, показав мне много гнилых зубов.

— Только попробуй меня раздеть: — сказала я, постаравшись изобразить на лице полное равнодушие.

Сато стал приближаться ко мне, не спеша и получая садистское наслаждение от предвкушения… Интересно, он хочет меня зарезать или только раздеть?

— Госпожа Анита! — воскликнул директор Матур, выглянув из-за куста. Кстати, вид его был ужасен, но не порнографичен, потому что живот нависал над коленями, словно целомудренный занавес. — Я вас умоляю, разденьтесь, пожалуйста. Нам нужна ваша жизнь! Вы еще так молоды!

— При чем тут моя молодость! — рассердилась я. — Я не хочу раздеваться. Мне мама не разрешает раздеваться перед незнакомыми дядями.

— Что она сказала? — спросил Сато. Его ножик приближался с неотвратимостью танка.

— Прекратите, пожалуйста, — попросила я господина унтер-офицера, — а то я буду вынуждена принять меры.

— О, не надо, госпожа Анита! — вопил Матур. Но не двигался мне на помощь.

И этот феномен меня заинтересовал.

— Ну почему же никто не хочет меня защитить? — воззвала я к голым людям, но не успела получить ответ, потому что унтер-офицеру надоело мне угрожать и он кинулся на меня с ножом, без сомнения, надеясь проткнуть мой плоский, гладкий, без единого грамма жира живот.

Мне пришлось несколько отклониться, чтобы дать возможность пожилому хулигану пронзить ножом воздух, затем я, несколько выдвинув бедро, захватила летящего мимо меня японца за руку, вывернула ее и кинула обидчика в озеро, куда он и рухнул, подняв фонтан брызг.

Кинжал зазвенел, ударившись о камни.

Все стояли как громом пораженные и глядели на меня.

— Ну вот, — сказала я. — Вы все свободны.

И тут ЖЕ я вынуждена была обратить взор к озеру, потому что Сато шумел и бултыхался, а вода здесь наверняка холодная — еще утонет…

Я подошла к воде и протянула руку, чтобы помочь ему выбраться на берег.

Сато перестал бултыхаться и решил утонуть, для чего погрузился с головкой в воду. Но в трех шагах от берега из этого ничего не вышло, он тут же сел на дно и вскочил, чтобы глотнуть воздуха. Воды там было чуть ниже пояса.

— Вылезай, — сказала я. — Прошу больше не хулиганить.

Но Сато лишь кинул на меня возмущенный взор и, глядя поверх моего плеча, принялся кричать своим соратникам, чтобы они схватили меня, иначе им будет плохо.

Я только хотела сказать голым людям, что речь Сато свидетельствует о его бессилии, но тут на меня навалилось стадо слонов, и я рухнула на гальку под их тяжестью.

Они ему подчинились!

Несчастные дикари рвали на мне одежду, дергали, терзали, я пыталась уговорить их не стараться так отчаянно, ведь у меня нет с собой других джинсов, но единственный, кто внял моим призываем, был директор Матур.

Он сказал дикарям:

— Держите ее, пожалуйста, покрепче. Я лучше вас знаю, как раздевать женщин.

И он довольно погано засмеялся.

Убить его я не могла, потому что дикари и в самом деле крепко держали меня за ноги и за руки, а кто-то уселся мне на голову. Матур квалифицированно раздел меня, несмотря на мои попытки сопротивляться.

К счастью, насиловать меня он не стал, в планы Сато это также не входило. Как я потом узнала, в племени у него были две свои пассии, а таких худых и жилистых баб, как я, он на дух не переносил.