Поморы (роман в трех книгах) - Евгений Богданов

Шатилов умолк. Панькин вспомнил о юбилеях и подумал, что вот и началось славословие в его адрес. Ведь только что Шатилов говорил о строгаче. Ему даже стало неловко, словно он надел тесную обувь.

— На добром слове спасибо. А уходить все же надо. Шестьдесят лет!..

— Да, шестьдесят, — повторил Шатилов. — Тридцать лет на руководящем колхозном посту — это трудовой подвиг. Мы подумаем, как достойно отблагодарить вас.

— Дело не в этом, Иван Демидович, — слегка смутился Панькин. — Надо бы посоветоваться с вами насчет нового председателя. Хозяйство-то ведь немалое.

— Тоже верно. Корабль у вас большой. Команде нужен опытный капитан. Кто у вас есть на примете? Найдется, ли такой человек в Унде?

Шатилов был почти уверен, что подходящего человека в колхозе трудно найти и что наверняка придется посылать кого-либо из района. Но Панькин и Митенев дружно сказали:

— Найдется.

— Кто же?

— Мы советовались с Дмитрием Викентьевичем. По нашему мнению, к руководству надо ставить молодого энергичного товарища, — предложил Панькин. — Сегодня вы собираетесь на бюро принимать в члены партии Ивана Климцова. Вот вам и председатель.

— Климцов? — поднял голову Шатилов. — Я, к сожалению, с ним еще не знаком. Но ничего, познакомимся. Он ведь недавно из армии пришел? Кажется, на строительстве трудится?

— Да, он монтировал систему парового отопления в клубе. Дельный парень.

— А есть у него организаторские способности?

— Я присматривался к нему. Думаю — потянет.

— Потянет, — уверенно поддержал Митенев. — Надо молодежь выдвигать, Иван Демидович. У нее — чувство нового!

— Чувство нового — хорошо. А опыт?

— Опыт придет. Многие начинали, не имея его. Я ведь тоже начинал с азов, — признался Панькин. — Учился на ошибках…

— Ну, вы — другое дело. А как смотрит на это сам Климцов? Вы с ним, конечно, беседовали?

— Беседовали, — ответил Панькин. — Он сперва отказывался, ссылался на неопытность.

— Долго отказывался? Искренне? — почему-то спросил Шатилов.

— Вполне искренне. Еле уломали, — сказал Митенев.

— Это ладно, что товарищ не сразу решается взять на себя ответственное дело. Видно, что подход у него к этому серьезный. Пусть он зайдет ко мне в половине второго. Потолкуем с ним. Ну а о тридцатилетии колхоза посоветуемся в райисполкоме. Дата круглая, мероприятие важное. Назначьте у себя юбилейную комиссию, все хорошо продумайте. Чтоб было и по-деловому и в то же время празднично, торжественно. Между прочим, не пора ли вам сменить название? Путь к социализму — хорошее название, но ведь устарело… Мы живем в условиях развитого социализма и решаем теперь проблемы коммунистического строительства. Не так ли?

— Пожалуй, так, — сказал Митенев. — О названии подумаем.

— Приглашаю вас на бюро, — сказал Шатилов. — Посидите, послушайте. Авось что и полезное для себя извлечете.

Тут раздался резкий телефонный звонок с междугородной. Шатилов взял трубку и, не выпуская ее, придерживая левой рукой шнур, пересел в свое кресло.

Панькин и Митенев вышли.

3

В феврале прибыли с Канина, с наважьей путины, рыбаки. Фекла вернулась с обмороженными руками. Не то чтобы она попала в беду, как случалось на промыслах сплошь и рядом, нет. Причиной тому был ее горячий, напористый характер.

В начале лова погода была неустойчивой. Метели часто сменялись оттепелями. Поверхность льда покрывалась снеговой кашей. А в конце декабря ударил лютый мороз, такой, от которого рыбаки уже и отвыкли: давно не бывало. Ветер леденил лица, захватывал дух. Ночами над унылой заснеженной тундрой светились россыпи звезд, словно раскинутая сеть из тонкой ажурной пряжи. Большая Медведица мерцала голубым огнем непривычно для глаз — ярко и трепетно.

Осматривая ловушки, рыбаки спешили: пробитые пешнями проруби быстро схватывало льдом.

Пошла на нерест сайка. Ее столько набивалось в ловушки, что рыбаки с трудом выволакивали их из воды, чтобы взять улов. Звено, вышедшее утром на реку, никак не могло вытащить одну из рюж — сил недоставало. Работали в брезентовых рукавицах. Никто не решался их снять в такую стужу. Долго возились у снасти и все без толку: улов был очень грузен.

— Не оборвать бы рюжу, — озадаченно сказал звеньевой.

— Не оборвется, — уверенно возразила Фекла. — Новая рюжа, крепкая. Давайте попробуем еще.

Рыбаки снова стали тянуть снасть.

— Эк набилось сайки! Со всей реки, — с досадой сказала одна из рыбачек. — И не вытащишь никак…

Фекла, войдя в азарт, заткнула рукавицы за ремень, которым у нее была подпоясана малица, и схватилась за веревку голыми руками.

— Зачем рукавицы сняла! — кричал звеньевой. — Смотри!

— Ничего-о-о! — с какой-то отчаянной лихостью отозвалась Фекла. — Давайте еще! Р-раз-два, взя-ли-и-и!

Ладони обожгло морозом и ветром. Пальцы, казалось, намертво прихватило к веревке. Упираясь обшитыми кожей валенками в смерзшийся снег, Фекла изо всех сил тянула снасть, ей помогало все звено, однако все старания оказались безуспешными. Показав первый обруч, рюжа намертво застряла в глубине, будто кто ее там держал.

Сил больше не стало. Фекла выпустила конец. Ладони как обожгло, кожа лопнула, брызнула кровь.

— Ну вот, я тебе говорил! Говорил же! — накинулся на Феклу звеньевой. — Иди в избу, перевяжи руки.

В избушке Фекла с помощью подруги перевязала руки, залив ранки йодом и, почувствовав озноб, села поближе к плите. Вскоре вернулись рыбаки, усталые, недовольные: вытащить рюжу так и не удалось.

Руки у Феклы не на шутку разболелись, она вынуждена была сидеть в избе, изнывая от безделья. Заняться бы хоть вязаньем или починкой одежды, но как, если и ложку за обедом еле держала сведенными пальцами.

Отошли руки лишь к концу путины, но бригадир ее больше не пустил на лед. И руки угробила, и заработала шиш! — с досадой думала Фекла, возвращаясь домой.

Дома она долечивалась гусиным жиром. Каждый раз, смазывая им на ночь ладони, она вздыхала и морщилась.

Годы незаметно подобрались к пятидесяти. Вернувшись с Канина, Фекла всерьез задумалась об этом. Десятого февраля — день ее рождения.

Да, уже пятьдесят. А чего она достигла в жизни? Живет одна-одинешенька. Вот уже и седина вцепилась в волосы: сколько по утрам ни выдергивай перед зеркалом седых волосинок, а их все больше и больше. Ноги побаливают — нажила на промыслах ревматизм. Теперь вот и руки…

Денег не накопила. В сберкассе текущего счета не имеет. Дом ветшает с каждым годом. Только еще в зимовке и держится жилой дух.

Семьи нет, о детях мечтать не приходится. Любимый человек — Борис Мальгин погиб на войне. Мало радостей подарила жизнь Фекле. Почти совсем их не было. Да и будут ли?

После таких невеселых раздумий Фекла решила все же как следует отметить свое пятидесятилетие и стала думать, кого позвать в гости. Хороших знакомых у нее было предостаточно, однако настоящих друзей она могла пересчитать по пальцам. Пригласила бы Фекла Иеронима Пастухова с Никифором Рындиным, но оба давно умерли. И Серафима Егоровна, мать Бориса, после Победы не прожила и года. Оставались Соня, верная подружка с молодых лет, да Августа с Родионом. Хотелось Фекле позвать в гости и Панькина: он много лет принимал участие в ее судьбе, и она уважала его за справедливость и доброту. И еще Фекла решила позвать рыбаков, с которыми работала на тонях.

Она сходила в магазин, закупила кое-что для праздника, а потом отправилась приглашать гостей и прежде всего зашла в правление.

Панькин с Митеневым сидели в кабинете. Настя-секретарша никого к ним не пускала, но Фекла уговорила ее сказать, что пришла ненадолго по срочному делу.

Настя сразу вернулась, и за ней вышел Панькин.

— А, Фекла Осиповна! — приветливо улыбнулся он. — Заходи, пожалуйста. Для тебя дверь всегда открыта.

Стол в кабинете был завален бумагами. Митенев с черными сатиновыми нарукавниками на толстом шерстяном свитере водил пальцем по графам обширной ведомости, выписывая из нее цифирь.

— Садись, — сказал Панькин. — Как руки, зажили?

— Зажили. Как на собаке. Я на минуточку, Тихон Сафоныч. Не буду отрывать вас от дела. — Фекла немного замялась, раздумывая, пригласить ли в гости Митенева. Бухгалтера она почему-то недолюбливала. Но решила из приличия все-таки позвать и его. — У меня завтра день рождения, Тихон Сафоныч, так прошу в гости. Вечером, сразу после работы. Вы тоже приходите, Дмитрий Викентьевич.

— За приглашение спасибо, — ответил председатель с вежливым полупоклоном. — Позволь спросить, хотя это по отношению к женщинам и не принято, — сколь же тебе годков?

— Придете — узнаете, — улыбнулась Фекла.

— Да полста ей стукнуло, — без всякой дипломатии сказал Митенев, — дата круглая. Юбилей!