Поморы (роман в трех книгах) - Евгений Богданов

— Придете — узнаете, — улыбнулась Фекла.

— Да полста ей стукнуло, — без всякой дипломатии сказал Митенев, — дата круглая. Юбилей!

Панькин посмотрел на Феклу с грустинкой и вздохнул:

— Уже пятьдесят? Ох, время! Прямо рысью скачет… Хорошо, придем. Хотя… — Панькин помедлил, — лучше было бы нам с тобой отпраздновать именины вместе.

— Вместе?

— Да. Мои, твои и колхозные в один вечер. Вот будет собрание.

— Так ведь оно намечено на пятнадцатое, а у меня дата — завтра.

— Добро, — согласился Панькин. — Завтра отпразднуем у тебя по-домашнему, а потом официально.

— Вот-вот… Сперва по-домашнему, а уж потом как хотите…

Соня Хват обещала прийти с мужем Федором Кукшиным, Августа с Родионом. Фекла зашла еще к Ермолаю, Семену Дерябину, Дорофею. Не обошла она приглашением и Немка — Евстропия Рюжина, и Николая Воронкова.

Ну вот, слава богу. Все у меня выходит хорошо. С утра примусь за стряпню. Надо гостей накормить как следует, — думала Фекла, возвращаясь домой.

Она осмотрела свои припасы, прикинула, хватит ли продуктов и вина, и решила, что хватит.

Во второй половине дня она принялась топить баню, чтобы к завтрашнему своему празднику как следует намыться. Баня была рядом, на задах. Фекла наносила дров, привезла на санках воды и затопила каменку. Пока она нагревалась Фекла приготовляла в бочках горячую воду с помощью раскаленных камней-песчаников, стало уже темно.

Подождав, пока баня созреет и выйдет из нее лишний угар, Фекла стала собираться. Вынула из сундука белье, взяла мыло, мочалку, эмалированный таз и, прихватив веник, пошла мыться.

Засветила в предбаннике коптилку, подгоняемая холодом, быстренько разделась и с коптилкой в руке шагнула за дверь, отделявшую помещение с каменкой.

Коптилками в банях пользовались из предосторожности: ламповые стекла лопались от воды. Поставив светильник на подоконник, Фекла прошла по теплому полу осторожно, словно по льду, и плеснула на каменку ковшик горячей воды. Крепкий духовитый пар упругой волной ударил ей в грудь, и она отпрянула от печки. Камни, пошипев, умолкли. Стало тихо. Фекла зажмурилась от удовольствия, от тепла, ласково обнявшего все большое белое тело, повела плечами, распустила волосы и, налив в таз горячей воды, распарила веник. Поддав пару еще раз, положила веник на каменку и, выдержав его с минуту на жару, обдала водой теплый тесовый полок. Потом по приступкам забралась на него. Полежав, принялась неторопливо охаживать себя мягким и шелковистым веником. Зашумели листья, в бане запахло лесом, терпким ароматом молодых июньских берез.

Можно ли представить себе удовольствие более приятное, чем париться с мороза в домашней деревенской баньке! Ничего не может быть на свете приятнее.

Горячий жар насквозь прокалил тело, и оно стало багровым. Постанывая от удовольствия, Фекла спустилась с полка и окатила себя холодной водой из таза. Отдышавшись немного, снова плеснула на каменку и снова забралась наверх. Веник еще азартнее заходил по спине, по бокам.

К приходу гостей у Феклы все уже было готово: стол накрыт и самовар грелся.

Она надела лучшее платье из голубого цветистого крепдешина, прикрепила на грудь старинной работы серебряную брошь с красным камушком, подаренную купцом Ряхиным, когда ей исполнилось восемнадцать лет. На ногах — капрон, модные туфли на высоком каблуке. Туфли Фекла купила лет восемь назад, выиграв на облигацию пятьсот рублей еще в старых деньгах.

Пудрилась Фекла самую малость. Губы она никогда не подкрашивала. Волосы укладывала в тяжелый узел и сейчас скрепила его крупными костяными заколками.

Она еще раз осмотрела себя в зеркало и, довольная своим праздничным видом, прошлась по горенке, привыкая к туфлям, которые надевала очень редко.

Начало смеркаться. Фекла включила свет. Заметила кое-где непорядок, прибралась получше, сменила на кровати покрывало. Потом засветила керосиновую лампу и вынесла ее в сени, чтобы гости в темноте ненароком не споткнулись и сразу нашли дверь в избу.

Первыми пришли Соня с Федором. Соня, скинув пальто, расцеловала хозяйку:

— Какая ты красивая, Феня! Собой видная, разодетая, как невеста! Что годы?.. Было бы здоровье. На вот, мы принесли тебе небольшой подарочек.

Фекла с поклоном приняла сверток и поблагодарила. Федор положил на стул гармонику, завернутую в старый плат, снял полушубок и, словно стесняясь высокого роста, поспешил сесть.

В сенях снова послышались шаги, и вошла Августа Мальгина. Родион чуть замешкался, сметая снег с валенок, и она нетерпеливо выглянула за дверь.

— Да иди скорее-то! Выстудишь тепло.

Родион плотно прикрыл за собой дверь.

— Здравствуйте, гости дорогие! — приветствовала их Фекла. — Проходите, милости прошу. Спасибо, что уважили…

— К тебе, Феня, я бы бегом прибежал, — весело отозвался предсельсовета. — У нас с тобой давняя дружба. А ну-ка, ну-ка, покажись! Экая нарядная да молодая.

Он обвел взглядом зимовку, и вспомнилось ему, как давно, еще до войны, он стоял вот так, а перед ним — Фекла, молодая, статная, полная сил. Она просилась к нему в бригаду рыбаков на полуостров Канин. А потом предложила ему, как добрый знак, иконку Николы морского… И еще вспомнилось, как она, подозвав его к комоду — вот к этому самому, — распустила перед зеркалом свои великолепные косы…

Родион тихонько вздохнул, улыбнулся, пригладил усы, прошелся расческой по волосам, которые были уже не столь густы, как в молодости, и, поймав настороженный взгляд жены, сел рядом с Федором. Кивнув на гармошку, сказал:

— Эх, сыграл бы, кабы две руки! Жаль. Теперь я могу играть только на Густиных нервишках…

— Не беспокойся, отыграюсь, — с вызовом ответила Густя и стала прихорашиваться перед зеркалом.

— Бог с вами! — отозвалась хозяйка, подбавляя в самовар угольев. — Чего вам на нервах друг у друга играть? Живите в любви да согласии.

— Так и живем, — отозвался Родион.

На пороге появился неожиданный гость — новый директор школы Суховерхов. Он, видимо, стеснялся, потому что с хозяйкой еще не был знаком. Панькин, который привел Суховерхова, легонько подталкивал его в спину.

— Смелее, Леонид Иванович. Тут все свои.

За ними вошел Митенев. Фекла приветствовала их:

— Проходите, проходите. Гостям — почет, хозяину — честь! Давайте я вам помогу, — она хотела было принять у Панькина полушубок, но тот глазами показал на директора школы:

— Лучше помоги ему. Он застенчив.

Пальто у директора было тонкое, осеннее, и Фекла удивилась: Как легко одет! Не простудился бы… Повесила пальто и провела Суховерхова в красный угол, посадила на лавку.

Митенев, сдержанно улыбаясь, пожал ей руку.

— С днем рождения, Фекла Осиповна!

— Спасибо, спасибо…

— Дай-ка я тебя приласкаю, пока жена не видит, — Панькин обнял Феклу и троекратно с ней расцеловался. — Вот как сладко! И приятно… В тебя, Феня, влюбиться можно.

Гости засмеялись, а Фекла сказала:

— Какая уж теперь любовь, Тихон Сафоныч. Все мы стареем…

— Ну-ну! Не нами сказано: седина в бороду… — Панькин, как показалось Фекле, многозначительно посмотрел на Суховерхова. — Вот какая у нас именинница, Леонид Иванович. Королева!

— Какая уж там королева! Скажете тоже, — засмущалась Фекла.

Ей было приятно, что пришел директор школы, уважаемый и образованный человек. На вид Суховерхову можно было дать лет сорок пять. Появился он здесь недавно, перед Новым годом, когда прежний директор Сергеичев уехал на родину.

— Прошу к столу, — пригласила Фекла.

Пока рассаживались, подошли еще Дорофей Киндяков, Семен Дерябин и Немко, который принес Фекле особый подарок: собственноручно сделанную деревянную птицу с развернутыми узорными крыльями и резной грудкой. Попросив молоток, гвоздик и нитку, он подвесил птицу под потолок над комодом. Словно из сказки прилетев в зимовку Феклы, она замерла, паря в воздухе.

— Угощайтесь, пожалуйста, — радушно обратилась к гостям хозяйка.

За столом стало оживленно. Гости, как водится говорили приятные слова, желали хозяйке счастья и благополучия, а она благодарила и также желала всем доброго здоровья.

Впервые столько гостей собралось в ее доме за столом, и Фекла была довольна и рада тому, что у них хорошее настроение, что они веселятся и шутят, и угощала всех от души. Она присматривалась к гостям и примечала, что за последние годы все они изменились внешне. Не то чтобы уж очень постарели, нет, но производили теперь впечатление зрелых, умудренных опытом людей. Ведь если разобраться, то они, ее сверстники, и есть старшее поколение, по которому равняются те, кто помоложе.

Годы идут, люди внешне меняются, а характеры остаются прежними. Вот и Родион Мальгин все такой же — и строгий и шутливый в зависимости от обстоятельств. В сельсовете за своим красным столом он кажется серьезным, сосредоточенным. А вне работы — свойский парень, в котором узнается тот Родька, что, бывало, пацаненком плавал на паруснике и получал тычки от кормщика и от хозяина, если что-нибудь у него не клеилось. Правда, после войны, как заметила Фекла, Родион стал добрее, мягче.