И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата - Сборник статей

Прелестной девы голос

Мне пал на сердце страстное,

И я по ней сгораю…

Забилось сердце трепетом

Впервые в этот миг!

Но старый Сильва думает

С ней в брак вступить насильно…

Ее на ложе брачное

Он завтра увлекает

И мне тогда несчастному…

Осталась смерть одна!

(13)

Текст переведен эквиметрически, что позволяет использовать его для музыкального исполнения. Отметим, что Григорьев снимает сложные и устаревшие лексические формы: так, форма cespite просто не передана, хотя в либретто Пьяве она отсылает к Хору инокинь из IV акта драмы Мандзони «Адельгиз» (1822):

Come rugiada al cespite

Dell’erba inaridita,

Fresca negli arsi calami

Fa rifluir la vita,

Che verdi ancor risorgono

Nel temperato albor…

Хор этот перевел И.И. Козлов («Умирающая Эрменгарда», 1831), который также свободно передал первый стих и весь цитированный отрывок:

Как зноем опаленную

Траву роса лелеет

И ствол зеленых стебелей

Студит, – и зеленеет

Опять трава, и весело

Душистая цветет…7

Григорьев освобождает текст от конкретики, так эпитет в стихе «d’aragonese vergine» («арагонской девы… голос») превращается в шаблонный «прелестной девы голос».

Следующая ария тоже написана семисложниками (в этот раз по схеме ААБвГГБв):

О tu che l’aima adora,

vien, la mia vita infiora;

per noi d’ogni altro bene

il loco amor terrà.

Purché sul tuo bel viso

vegga brillare il riso,

gli stenti suoi, le pene

Ernani scorderà.

Ее Григорьев переводит вольнее, выбрав четырехстопный хорей, а рифмовку соблюдая частично:

Ты, по ком душа страдает,

Облегчишь мне жизни горе.

Выше нет в земной юдоли

Наслаждения любви.

Когда улыбкой счастья

Твой лик светиться будет,

Эрнани позабудет

Страдания свои!

Аналогично он работает и дальше, представляя ряд песенок в духе стилизаций эпигонской музыкально-театральной поэзии. Вот, например, случай явной эквиметрической передачи, опять с соблюдением дактилического окончания, но не рифмовки:

Ferma, crudele, estinguere

perché vuoi tu due vite?

Quale d’Averno demone

 ha tali trame ordite?

Presso al sepolcro mediti,

compisci tal vendetta!..

La morte che t’aspetta,

о vecchio, affretterô.

Остановись, безжалостный!

Разбить две жизни хочешь?

Какая злоба лютая

Твой замысел внушила?

Столь близко к гробу мрачному

Ты зол и беспощаден?

Старик! Предупрежу я

Кинжалом смерть твою!

И здесь Григорьев опускает все лексические ухищрения; например, стих: «Quale d’Averno demone…» («Какой из Аверна демон…») передает нейтральным как «злоба лютая». Уход реалий лишает текст местного колорита, а пропуск тяжелых поэтизмов – риторической интонации, присущей итальянской мелодраме. Сходно происходит и в «Бале-Маскараде» (№ 4)8, где двустишие «l’averno ed il cielo / irati sfî-dar» («К Аверну и небу / озлобленным вызов бросать») превращено в «Смеясь над волнами, / Я вдаль поплыву…».

Переводам других либретто присущи те же стилистические тенденции, подчеркивающие устаревшую и шаблонную лексику оригиналов, их традиционный характер. Это подтверждают, например, самые знаменитые арии из опер «Бал-Маскарад» и «Сила судьбы» (см. приложение).

Стараясь сохранить семантику оригинала, Григорьев порой переводит дословно; например: «Меня, сиротку бедную, / Из гнездышка родного» из «Бала-Маскарада» (№ 9; кстати, эта ария по лексике и композиции соответствует нормам русских песенников первой половины XIX века). Иногда же он не решается точно передать образную систему оригинала. Уже в первом двустишии первой арии той же оперы оборот «raggiante di pallore» («сверкающую бледностью» – № i) устранен, как и шаблонное concetto «О dolce notte, scendere / tu puoi gemmata a festa: ah!» («О сладостная ночь, спускаться / Ты можешь на праздник вся в почках»), которое Григорьев «расшифровывает»: «Зажгутся звезды на небе / И праздник мой осветят…» В арии «Bella siccome un angelo» из первого акта «Дона Пасквале» Доницетти блеск кончетти оригинала передан лишь частично:

Bella siccome un angelo

In terra pellegrino.

Fresca siccome un giglio

Che s’apre sul mattino.

Occhio che parla e ride,

Sguardo che i cor conquide,

Chioma che vince l’ebano,

Sorriso incantator!

Прелестна словно ангел,

Гостящий в мире этом,

Свежа как цвет весенний

Под утренней росою,

Горя смеются очи,

Взгляд сердце побеждает,

Коса чернее смоли,

Улыбка – чудеса!

(7)

Григорьев упрощает некоторые образы: «giglio» (лилия) обращается в «цвет весенний», «pellegrino» (странник) отброшен. В других случаях он пользуется русскими фразеологическими эквивалентами (ebano – смоль), но иногда обогащает образный план: «sul mattino» («под утро») превращено в «под утренней росою». Устаревшая окраска слова «conquide» («завоевал») снята. Иногда Григорьев сохраняет окраску оригинала, как в арии из «Ченерентолы» «Miei rampolli femmini-ni», где итальянский архаизм передан архаизмом русским: «О возлюбленные дщери» (13).

В знаменитой арии-молитве из «Силы судьбы» «Madré, pietosa Vergine» (№ 11) снимается просьба «M’aita quel ingrato / Dal core a can-cellar…» («Помоги этого неблагодарного / Из сердца стереть»). В переводе ария похожа на православную молитву: «Матерь Пресвятая» вместо «Madré, pietosa Vergine» («Матерь, Дева сострадательная»), а потому просьба, что плохо подходит к суровому молитвенному тону, заменяется иной: «Печали утоление / Пошли душе моей!».

Стремясь к эквиметризму, Григорьев опирается на давно сложившуюся в России традицию перевода итальянских музыкальных текстов9, иногда вдруг избирая интересные новые пути. Итальянские пятисложники переданы двухстопным дактилем: «Рок по небесным / Звездам читает…» (№ 3) и двухстопным ямбом: «Хотите знать вы, / Как он оделся…» (№ 8), шестисложники – двухстопным амфибрахием (№ 4, 10): «Скажи, не изменит ли / Волна мне морская…»; семисложники (№ 1,5, 6,9,11,12) всегда трехстопным ямбом с разными окончаниями (тут Григорьев традиционен), восьмисложники – четырехстопным ямбом: «От твоей великой жизни / И надежд и славы полной…» (№ 2), десятисложники – трехстопным анапестом: «И ты мог это сердце похитить, / Это сердце – отраду всей жизни…» (№ 7), одиннадцатисложники – четырехстопным дактилем: «Нет у нас крова и нет нам пристанища! / Нас от родных матерей увели…» (№ 13). Применяя трехсложники в тех случаях, когда традиция жестко предлагает выбор иного метра (например, пятистопный ямб как замена эндекасиллаба), Григорьев проявляет смелость и оригинальность.

Заметим, что в переводах других либретто (Россини, Беллини, Доницетти, Педротти) Григорьев менее разнообразен. Здесь определенную роль играют жанровые особенности: в комических операх доминируют краткие и средней длины хореи и ямбы, соответствующие коротким размерам оригиналов. Например, ария «Un foco insolito» («Дон Пасквале») передана двухстопным ямбом с дактилическими окончаниями: «Огонь неведомый/В душе я чувствую…» (9). Вообще в переводах либретто Россини, Беллини и Доницетти доминируют трехстопные и четырехстопные ямбы и хореи. Более длинные стихи встречаются в операх драматического содержания, например, в «Лючии де Ламмермур» Доницетти. Существенно, однако, что наиболее разнообразны метрически именно переводы либретто опер Верди.

Хотя Григорьев занимался переводами либретто в основном для заработка, некоторые его решения весьма интересны. Полагаем, что переводные арии должны включаться в научные издания стихов Григорьева, ибо эти «периферийные», но по-своему выразительные тексты позволяют более объемно представить его поэзию.

Приложение

Бал-Маскарад

№ 1

La rivedrà nell’estasi

raggiante di pallore…

Опять в самозабвение,

Ей буду любоваться!..

№ 2

Alla vita che t’arride

di speranze e gaudio piena…

От твоей великой жизни,

И надежд и славы полной…

№ 3

Volta la terrea

fronte aile stelle…

Рок по небесным

Звездам читает…

№ 4

Di’tu se fedele

il flutto m’aspetta…

Скажи, не изменит ли

Волна мне морская…

№ 5

È scherzo od è follia

siffattaprofezia…

Безумство или шутка —

Но то или другое…

№ 6

Quale soave brivido

 l’acceso petto irrora.

Какое чувство сладкое

Мне грудь теперь волнует…

№ 7

Eri tu che macchiavi quell’anima,

la delizia dell’anima mia…

И ты мог это сердце похитить,

Это сердце – отраду всей жизни.

№ 8

Saper vorreste

di che si veste…

Хотите знать вы,

Как он оделся…

№ 9

Me, pellegrina ed orfana,

Lungi dal patrio nido…

Меня, сиротку бедную,

Из гнездышка родного.

Сила судьбы

№ 10

Al suon del tamburo,

Al brio del corsiero…

Под гром барабанов,

Под топот коней…

№ 11

Madré, pietosa Vergine,

Perdona al mio peccato…

Скорбящих утешение,

О Матерь Пресвятая…

№ 12

О tu che in seno agli angeli

Eternamente pura…

О ты, кто в сонме ангелов

Чисто витаешь ныне…

№ 13

Povere madri deserte nel pianto

Per dura forza dovemmo lasciar…

Нет у нас крова и нет нам пристанища

Нас от родных матерей увели…

Примечания

1 Григорьев A. Стихотворения. Поэмы. Драмы. СПб., 2001. С. 552–657,734-736 (примеч. Б.Ф. Егорова). Далее при ссылке на это издание указывается лишь номер страницы непосредственно в тексте.