Земля мечты. Последний сребреник - Джеймс Блэйлок

Может быть, монетка и сейчас лежала в его кармане. Может быть, он владел ею, не зная, что она такое. Может быть, он и есть тот, кого ищет Пенниман?

Пенниман показал на стул и привстал, словно в приветствии. Он пошарил в кармане, где лежала серебряная монетка в четверть доллара и подмигнул человеку, а тот сел с широкой идиотской ухмылкой на лице.

– Вот посмотрите-ка, – сказал Пенниман, крутя монетку в пальцах. Монетка вдруг исчезла словно чудесным образом, а потом Пенниман, изображая огромное удивление, извлек ее из уха человека.

* * *

Прямо посередине пристани на старом, ржавом вертлюге, который раньше был выкрашен в веселенький красный и белый цвета, стояла подзорная труба, которую в ясный день можно было навести на море и увидеть остров Каталину. Можно было повернуть подзорную трубу на север к гавани Лос-Анджелеса или на юг, на нефтяные поля Хантингтон-Бич. Высокий старик с коротко подстриженными волосами уронил в щелку десятицентовик и навел трубу на берег, потом медленно настроил фокусировку. Неподалеку от телескопа стояла похожая на гольф-мобиль небольшая красная машина с электроприводом, у нее, как у старого «кадиллака», уменьшенного шаманами-урбанистами, двадцать процентов объема занимало внутреннее пространство, а восемьдесят процентов – всякие наружные навороты. Ездил этот мобиль на двенадцативольтовой аккумуляторной батарее, которая сейчас была подключена к электросети для зарядки. Кататься по пристани дозволялось только людям почтенного возраста. Или тем, у кого было плоховато с ногами.

Артур Истман прищурился, прижавшись глазом к трубке подзорной трубы. По лицу человека, которого он разглядывал, трудно было что-то сказать, кроме, пожалуй, одного: этот человек ждет кого-то и чего-то. В ветре чувствовалось какое-то отчаяние, медленный треск судорожного векового поворота к концовке, тихий шепоток переворачиваемых последних страниц книги. Дядюшке Артуру это сильно не нравилось. Следующая неделя покажет. Он развернул подзорную трубу в другую сторону и оглядел море. Ничего.

Время на пользование подзорной трубой кончилось, и Артур сошел с невысокого помоста, на котором была установлена труба. Он мог бы пройти по пристани, посмотреть, какой улов у рыбаков. Ветер был для него полезен. В этот момент он увидел племянника Наоми, Эндрю Ванбергена, который ловил рыбу у лавки, где продавали наживку, вместе с молодым Пиккеттом, оба они громко смеялись. Они явно еще не заметили его. Пожалуй, лучше к ним не подходить. Пиккетт опять начнет задавать свои бесконечные вопросы. Варево в кастрюле уже закипало, и при нем орудовало слишком много поваров. Ему не требовался Пиккетт, он мог и сам на нетвердых ногах подойти к вареву с солонкой. Он был хороший парень – оба они были хорошими ребятами, – и их время еще придет. Но пока оно еще не наступило. Пусть себе удят рыбку.

Садясь в свою машину, он отметил, что Жюль Пенниман завязал разговор с одним из глупых как пробка друзей Эндрю. Пенниман пребывал в отчаянии, но отчаянные люди в то же время самые опасные. Он донимал парня фокусами с монеткой. Дядюшка Артур задумался на минуту, потом снова повернулся к бескрайнему морю, а потом медленно поехал по пристани и вскоре оказался на Главной улице.

* * *

Доктор посетил тетушку Наоми тем же днем ближе к вечеру.

– Она пережила сильный испуг, – сказал вполголоса доктор, когда Эндрю, приоткрыв дверь, засунул в комнату голову. Доктор вышел на площадку и прикрыл за собой дверь. Эндрю грустно покачал головой, пряча за спиной пакет с шоколадными конфетами. Доктор молча снял очки, потом неторопливо и тщательно протер их лоскутом ткани и надел, прищурился, снял опять и протер еще раз, превращая свои действия в некий драматический спектакль. Эндрю, едва сдерживаясь, недовольно смотрел на него.

– Постельный режим – вот что бы я порекомендовал. И, конечно, покой.

Этот доктор был мошенником. Эндрю сразу это понял, он видел это по выражению глаз доктора, которые, казалось, говорили: «Я ничего ни о чем не знаю, а потому напускаю на себя очень мрачный вид». Он идеально подходил для тетушки Наоми, которая только и мечтала о таком бесхребетном враче. Порядочный доктор просто посоветовал бы ей полежать в кровати, перестать хныкать, вышвырнуть котов и неделю проветривать комнату.

У доктора почти не было подбородка, словно он родился в кровосмесительном браке или в своем эволюционном развитии отстоит на одно поколение от рыб. Его волосы разделялись на два симметричных куста: он был совершенно лыс надо лбом и на самой макушке, а потому начесывал редкие волосы с серединной полоски назад и вперед, отчего возникало впечатление, будто он носит какую-то редкую разновидность иностранных шляп.

За вызов на дом он требовал какие-то заоблачные деньги, но тетушка Наоми охотно их отдавала. Эндрю это вполне устраивало, потому что в противном случае именно ему пришлось бы везти тетушку к доктору через весь город. Эскулап называл себя доктор Гарибальди, носил черный костюм и галстук, несмотря на удушающую жару.

– Ей необходимо делать упражнения, – сказал доктор, кося глаза на Эндрю, словно посвящая его в тайну, которую тот не должен никому раскрывать.

Эндрю кивнул.

– Постельный режим и упражнения, – сказал он. – А как насчет шоколада?

Доктор категорически покачал головой.

– Ни в коем случае. Для нее это слишком питательный продукт.

– Алкоголь?

– Не больше бокала сухого белого вина с едой.

– А что с ней конкретно? – спросил Эндрю. – Кроме того, что она инвалид?

– Понимаете, – сказал доктор, – неспециалисту это непросто понять. Вены и артерии – это маленькие… назовем их туннели, по которым – что? – Ну, скажем, путешествует кровь. – Он провел кольцом из пальцев по предплечью другой руки, как бы машина, проезжающая по как бы туннелю. – Вы следите? – спросил доктор. Эндрю улыбнулся и кивнул. – Когда мы молоды, сосуды обладают определенной степенью эластичности, наподобие резиновой трубки.

Эндрю широко раскрыл глаза, словно пораженный глубиной познаний доктора в области анатомии.

– Я начинаю понимать, – сказал он. – Значит, эластичность?

– Воистину так. Давление, видите ли. Сердце работает, как насос…

– Насколько я понимаю, у этого есть библейский прецедент – у этой эластичности. В Бытии, если я не ошибаюсь.

Доктор смотрел на него пристальным взглядом, словно не вполне его понимая.

– Моисей, – сказал Эндрю, – бродил где-то в кустарнике, так там сказано? Искал что-то. Не помню что – откормленного тельца, кажется. Мы можем найти это в Библии. Там сказано, если я правильно помню текст, что он привязал свою задницу к дереву и прошел полмили.

Доктор уставился на него. Эндрю улыбнулся. Громкого смеха это, вероятно, не стоило, но стоило более чем шести секунд глазения. Впрочем, ничего из этого не вышло, доктор