Женщины его Превосходительства (СИ) - Кам Ольга

Фантазии редко совпадают с действительностью. Я миллион раз планировала данную ситуацию. Я выучила наизусть свои реплики. Я знала все, кроме главного — жизнь полна неожиданностей.

Неожиданностей в том смысле, что ничего нельзя заранее спланировать. Все равно, получится как-то боком. Или раком.

Стоит мне захлопнуть за собой дверь такси, я замечаю Романова. То есть, сначала я вижу незнакомую припаркованную машину. Глянцево-черную, приземистую, с хищно горящими ксеноновыми фарами. На долю секунды я попадаю в ореол слепящего света и болезненно прищуриваюсь. Пока я еще не все поняла, бросаю сквозь зубы озлобленное «Твою мать», и прикрываю рукой глаза. Когда темнота передо мной перестает мерцать алыми пятнами, тогда-то я и встречаюсь с ним взглядом.

Такси медленно отъезжает, а я перестаю искать в сумке ключи и замираю.

Все вокруг замирает.

Как будто кто-то поставил воспроизведение на паузу.

Еще мгновение назад я вспоминала код от охранной сигнализации. Я проклинала неудобные туфли. Считала, сколько часов мне удастся поспать до тех пор, пока не зазвенит будильник.

Еще мгновение назад все было так банально и просто. Мысли забитые повседневностью. И вдруг от них ничего не остается. А им на смену приходит глухая пустота.

Я напрочь забываю про уверенную походку, уверенную улыбку и уверенную осанку.

Я забываю все свои отрепетированные реплики.

– Может быть, пригласишь? – нарушает тишину он. Таким тоном, словно ничего другого мне не остается. Его взгляд быстро скользит по моему излишне короткому платью. В его глазах отражается досада. Как будто носить такие платья — преступление. Моральное и этическое. В свое время я редко выбирала длину одежды выше колен. Теперь — выбираю.

Его реплики достаточно, чтобы мне прийти в себя. Я все-таки достаю из сумки ключи и молча открываю ворота. Иду по выложенной гравием дорожке к дому и спиной чувствую его взгляд на себе.

– А ты не думал, что я могу жить не одна? – не оборачиваюсь. Говорю равнодушно. На удивление.

– Ты живешь не одна? – без тени заинтересованности. Тихо. Позади.

Ничего не отвечаю. Захожу в дом и включаю верхний свет.

Вот так все и получается. У меня не трясутся руки, не дрожит голос. Я не заикаюсь и не сбиваюсь на крик. Я не теряю сознание, не бросаюсь ему на шею. Я не делаю ничего из того, что так боялась сделать при нашей встрече. Вроде какой-нибудь глупости с признанием.

Ровным шагом, ни быстрым, ни нервным, пересекаю гостиную. Бросаю на кресло пиджак и сумку. Собираю заколкой волосы наверх и подхожу к бару.

Достаю бутылку вина и два бокала. Включаю музыкальный центр и ставлю громкость на минимум. Я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание. Чтобы очень осторожно втянуть в легкие немного кислорода.

А потом приходит время все-таки на него посмотреть. Осторожно поднимаю взгляд и слабо улыбаюсь.

Говорю:

– Надо выпить за встречу, – моей вежливости можно только позавидовать. Я смотрю на него ровно секунду, а потом переключаюсь на то, чтобы открыть вино. Это требует от меня полной концентрации внимания. И служит хорошим поводом, чтобы вдруг не начать психовать. Без причины и следствия. Просто так.

– Итак, – красное тягучее вино неторопливо льется в бокалы. Я беру их в руки, подхожу к нему и протягиваю один. Наши пальцы на мгновение соприкасаются. Поспешно одергиваю руку, словно обжегшись. Словно дотронувшись до раскаленного металла. Секундное замешательство растворяю в короткой усмешке. Как в ацетоне. И тут же отхожу. На безопасное расстояние. Безопасное для моего душевного равновесия. Чтобы оградить себя от всяких навязчивых идей. Шагов навстречу. И просто сентиментальных порывов. Это нелегко. Хотя бы потому что он следит за каждым моим движением. С какой-то усталой иронией. Как будто я делаю, что должна, говорю, что должна. И это его нисколько не удивляет. Будто он наслаждается моим небольшим представлением.

В его серо-зеленых глазах ничего нового. Ощущение такое, словно мы расстались вчера. Словно мы и не расставались вовсе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

По меньшей мере, я рассчитывала услышать от него слова сожаления.

Но...

Он молчит, я пью вино.

– Если ты не перестанешь делать вид, что тебе все безразлично, то лучше уходи.

Он молчит, я снова пью вино.

– Я здесь не потому, что мне не с кем провести выходные.

Если меня спросят, что делает со мной его голос. Я отвечу – бьет. Бьет безжалостно.

Но хуже другое. Гораздо хуже другое. То, что я его слышу. Не хочу, но слышу.

Не хочу вникать в суть фраз. В их саднящую глубину. В их содержание. В их смысл.

Но проваливаюсь в каждый звук. Оступаюсь и проваливаюсь, как в яму.

– Ты не приехала. Я тебя ждал, – между нами пара шагов. Каких-то пара ничтожных шагов. Протяни руку, сделай движение вперед. Поддайся силе притяжения. Выстрели себе в висок. И больше не мучайся.

Я делаю шаг назад. Временю с собственным расстрелом.

– Долго? – и не интерес это вовсе. Так. Способ отвлечься. И на губах не улыбка. А защитная реакция. Только Романов в ответ не улыбается. Просто смотрит. Долго смотрит. И молчит. Молчание у него острое. Словно с шипами. Оно вынуждает, что-нибудь добавить. Что-нибудь еще сказать. Лишь бы не дать заполнить тишину свинцовой тяжестью.

Наконец, он отводит взгляд и говорит:

– До следующего рейса, – и почти тут же добавляет сквозь зубы. – До следующего гребаного рейса я думал ты прилетишь.

Не хочу слышать этих выгнутых, словно от резкого удара слов. Будто вытянутых под пытками. Не хочу видеть. Ни этого усталого взгляда, ни упрямо сжатых губ.

Не хочу чувствовать, что ему приехать сюда было гораздо сложнее, чем мне не приехать к нему.

– Тебе, что больше некем потешить свое самолюбие? Перевелись желающие поваляться у тебя в ногах?

– Ерунда, – тут же презрительно фыркает он. Его «ерунда» почти как пощечина. – Дело не в этом.

Я только устало выдыхаю. Из себя. Всю эту хрень.

На языке вертятся ответы. Язвительные и злые. С остро-заточенными краями. Такие, чтобы хоть немного отыграться. Дать понять. Что мне тоже больно.

Было.

Когда-то.

Мой взгляд прикован ко всем неодушевленным предметам в помещении. Я с интересом разглядываю стены, двери, окна. Репродукции, фотографии, картины. Узоры на обоях. Орнамент на паркете. Я считаю количество пластин в жалюзи. Мои пальцы так крепко сжимают тонкое стекло бокала, что оно готово вот-вот треснуть прямо у меня в руках.

И в этом гребаном и очень тяжелом молчании до меня вдруг доходит, что мне нечего ему сказать. Из того, что хотела.

Сажусь на диван. Тянусь за сигаретой. Осторожно прикуриваю и выпускаю дым в потолок. Усмехаюсь.

– Раньше думала, что сдохну без тебя.

Фраза долго витает в воздухе. Как неприкаянная. Пока курю сигарету, я все еще слышу ее горькие, но в тоже время безразличные отзвуки. Слышу и чувствую.

Раньше. Думала. Что сдохну.

Раньше. Это важно.

Сейчас, если он развернется и уйдет — не побегу, не попрошу, ничего не скажу. Ничего не сделаю. Прошло. Когда без оглядки. И пусть руки дрожат и сердце в груди долбится как броуновская частица о ребра. Пусть.

– Представляешь? – устало вскинутая бровь. Самоирония. Бледная тень улыбки на онемевших губах. Взгляд снизу вверх. – Какие глупости.

Голос с томным предыханием. А на самом деле охрипший от бесчисленных сигарет. Сорванный. Совсем не ласковый. И без унизительных нот.

Еще глоток вина с привкусом табачного дыма. Сдавленный звук, похожий на смешок. И тяжелый вдох. Почти сразу же.

Я все еще думаю чем бы заполнить затянувшуюся паузу.

А потом решение приходит само. То ли спонтанно, то ли нет. Возможно, оно лишь явилось конечным продуктом долгой мозговой деятельности и просчитыванием всех дальнейших вариантов развития событий.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В этих вариантах я не увидела для себя правильного будущего.

То есть, совсем никакого. Не правильного, не неправильного.

И так как других откровений у меня для него нет, я заканчиваю: