Женщины его Превосходительства (СИ) - Кам Ольга

Соленый вкус. Соленый вкус. Соленый вкус.

Еще целую неделю. Постоянно на губах. Так, что можно текилу пить без лимона.

Никому бы это не понравилось.

Я сижу в туалете ровно столько, пока не слышу среди опоздавших пассажиров свое имя. И все равно не двигаюсь в сторону выхода. А вытягиваю из диспенсера бумажное полотенце и тщательно вытираю им лицо. Выбрасываю его в мусорное ведро, а потом беру свою сумку и переворачиваю ее вверх дном над раковиной. Так, что все дерьмо, которое у меня там хранится, с гулким треском бьется о белоснежный фарфор. И складывается в художественную разноцветную груду продуктов косметической промышленности.

Когда диспетчер объявляет, что посадка окончена, я заканчиваю с макияжем. Закручиваю помаду и пару раз сжимаю губы, чтобы равномерно распределился цвет. Приглаживаю волосы и одергиваю юбку.

Оказывается, ничего я не могу. И простить не могу и забыть тоже. За те дни, за те слезы. За те сны и ту бессонницу. За свои слова и за свое почти остановившееся сердце. ЗА каждую минуту, проведенную в полуобморочном состоянии. За неуверенность, обиду и злость. За отсутствие будущего.

На стойке регистрации, спрашиваю, когда будет следующий рейс на самолет, который только что улетел. Девушка, работник авиакомпании, бросает на меня короткий взгляд. В нем то ли удивление, то ли раздражение. А может быть, просто вселенская усталость. Прежде чем ответить, она вновь поднимает на меня свои ясные голубые глаза и долго смотрит. Словно решает, стоит ли выдавать данную информацию.

– Завтра днем. Хотите забронировать билет?

Я хочу покрутить пальцем у виска. Себе. И про себя. Против нее я совершенно ничего не имею.

Глава 36

В итоге я никуда не лечу. Ни этим рейсом. Ни следующим. Ни каким-либо еще.

Я разворачиваюсь и гордой походкой выхожу из здания аэровокзала. Расправленные плечи, упрямо вздернутый подбородок, решительный взгляд. Полный набор для убеждения себя в своей же собственной правоте.

Вот только мне кажется, что за время проведенное в аэропорту, мне срезали лет десять жизни.

За эти несколько часов — три тысячи шестьсот пятьдесят дней.

Я постарела на бессчетное количество минут.

Хочется верить, что хоть в чем-то я права. Что все не зря.

Что так будет лучше. А то и легче.

Самообман — далеко не самый худший мой порок.

Долгая муторная дорога обратно в город. Усыпляющий звук двигателя. Темнота за стеклом. Ноющая боль в груди. Крепко стиснутые пальцы. В кровь искусанные губы. И никаких слез.

Только устало прикрытые глаза.

И никаких слез. Никаких слез.

А до утра еще целая вечность. Вечность без сна. Как в старые добрые времена. Когда по скользкой дороге в неизвестном направлении. Ночь, доведенная до абсурда.

Завтра будет лучше. Завтра будет легче. Завтра будет завтра. И что-нибудь обязательно изменится.

***

Щелкаю зажигалкой. Прикуриваю. Выпускаю дым в потолок и только после этого поднимаю трубку. Достаточно лениво. И в целом, с неохотой.

Я слышу:

– Аня.

И никак не реагирую. Жду продолжения.

Я лежу на широком диване и рядом со мной стоит стакан сока.

Я знаю как минимум двух человек, которые бы предположили, что для меня сейчас наступили не самые лучшие времена. Такие времена, когда понятия Я и cок не совместимы.

Однако...

Мои ноги закинуты на высокую спинку, а голова болтается у самого пола. Именно в таком положении я слушаю продолжение разговора. Иногда я чуть приподнимаюсь, чтобы сделать глоток ледяного апельсинового фреша. И прикурить новую сигарету.

В общем, ничего нового в моих действиях за последние двенадцать часов не появилось. Такой, очень однообразный, незамысловатый набор телодвижений.

Когда сок заканчивается, я достаю из холодильника новую упаковку и возвращаюсь обратно на диван.

Вот и все развлечения.

Губы щиплет от переизбытка витамина С. А горло саднит от табачного дыма.

Я снова слышу в трубке свое имя. С тихим придыханием. Так, словно меня призывают из мира мертвых.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ничего не отвечаю. Молчу, как и полагается любому приличному духу. Вот только не нравятся мне эти протяжные интонации. Не нравится их впитывать и пропускать сквозь свое сознание.

Во-первых, мне становится стыдно.

Во-вторых, муторно.

В-третьих, тошно.

И это ко всему прочему.

До меня долетает издалека: «Давай попробуем еще раз. Снова. Все пройдет. Все забудется».

«Все наладится».

«Все восстановится».

Воскреснет, блин. И заживет счастливой жизнью. Кто-то.

Единственное, что мне приходит на ум, это сказать тихое «Извини, Роберт».

А потом это долбанное «извини» я повторяю ни один десяток раз. На каждое его слово, фразу, вздох, я говорю: извини, извини, извини. И ничего, кроме этого. Ничего кроме этого в моей голове не рождается. Я твержу извини, как приевшуюся песенку.

И только в самом конце, набрав побольше воздуха, я ровно и твердо отрезаю:

– Ничего не получится. Пустая трата времени. Твоего.

Преимущество телефонного разговора в том, что его можно легко и непринужденно прекратить, повесив трубку. Оборвать этот поток бессознательного. И сознательного тоже.

Что я и делаю. Запив свое последнее решение большим глотком сока.

***

После Роберта позвонит кто-то из сотрудников мегакорпорации по производству, как бы выразилась Алина, фитошампуней и прочей травяной хрени. То ли секретарь, то ли рекламный агент.

Алина бы выразилась очень пренебрежительно. Со вздохом острого превосходства.

И наверняка бы просто не ответила.

Ее мало интересовала продукция местной флоры. А тем более, люди хоть как-то к ней причастные. Это не ее территория. И в какой то момент, я подумала, что не моя тоже.

Позвонит Олег, и его всегда ровный, хорошо поставленный голос, будет звенеть от раздражения. Он, конечно, воздержится от резкого тона и будет очень стараться вести исключительно деловой разговор. Без оттенков. Без личной заинтересованности. Без претензий. Обид. И сожалений. Ему будут мешать неустановленные между нами отношения. И некогда возведенные границы.

В своих фразах вместо мата он будет задействовать многозначительные паузы. Но даже в его паузах я все равно услышу плохо скрываемый упрек. И не один. По меньшей мере, десяток. По разным направлениям моей жизни.

Что-то обязательно отвечу ему. Твердое и уверенное. Легкомысленное и упрямое. На первый взгляд, надежное.

Пообещаю. Успокою. Отмахнусь.

Ничего серьезного со мной не происходит. И завтра я непременно появлюсь в офисе. Все наладится. Все решится. Все устроится.

У меня вообще «no problem». Как у буддистских монахов в храме Камбоджи.

Я скажу ему:

– Это очень верный подход к жизни. Подумай над этим.

И нажму «отбой».

Но каждый раз поднимая трубку, я все равно буду чувствовать смутную надежду. И почти тут же испытывать явственное разочарование. Раз за разом. Час за часом.

Поэтому к вечеру я перестану отвечать на телефон. И отключу компьютер. А утром следующего дня выпью кофе, выкурю сигарету и вызову такси.

Как ни в чем не бывало.

Оказывается, бабочки в животе бывают не только от счастья. Они рубят своими крылышками внутренние органы. Потому что заперты в животе как в клетке. Им некуда деться, они рвутся на свободу, бьются о стенки желудка. От их движений сжимается диафрагма. И ты замираешь, ждешь, когда эта паника прекратится. Господи, только успокой их.

Ведь на самом деле ничего не было.

***

Все происходит совсем не так, как я могла бы себе это представить. Никакой драмы, никакой романтики. Никаких слезливых декораций — дождя, грозы или, на худой конец, тумана. Ничего. Возвращаясь домой, я забываю про уверенную походку. Уверенную улыбку. Уверенную осанку. Ноги гудят от усталости и единственное, что приходит мне на ум это мысль о горячей ванне. Я расплачиваюсь с водителем такси и выхожу из машины.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})