Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сорок дней без воды
Все идут верблюды.
О, Аллах, помоги
До воды им дойти.
Караванщик Али
Вынул маузер свой —
Показался вдали
Пограничный развод.
Караванщик Али
Вдруг привстал в стременах.
Показался вдали
Их родимый Иран.
Вариантов этой песни было множество – вместо Ирана иногда встречался Пакистан, вместо паши – байбаши.
Откуда взялась эта песня и куда потом делась – неведомо.
* * *
Гитара, как главный инструмент для аккомпанемента дворовым песням, неизменно присутствовала на протяжении всего существования советских коммуналок. Почему именно гитара, а не, например, аккордеон (лишь промелькнувший в середине прошлого столетия и снова канувший в кружковые помещения рабочих клубов)? Не скрипка? Не саксофон?
В общем, все более или менее понятно. Скрипка сложная, саксофон тоже, да плюс с ним еще не споешь. Аккордеон вызывающе неромантичен, похож больше не на музыкальный инструмент, а на гипертрофированный сапог для раздувания самовара. А гитара как раз очень даже романтична. Происхождение – испанское, лучше и не придумаешь. Именно на гитаре молодые кабальеро исполняли серенады под балконами своих грандесс. Которые, в качестве поощрения, швыряли им вниз мятый цветок из собственной прически. Кабальеро же откладывал гитару в сторону, припадал на одно колено и прикладывал цветок к губам. После чего закатывал глаза от распиравшей его романтики – совсем как дворовые исполнители песни Филатова «Пушкин».
Гитара стала популярным инструментом еще в XVIII столетии – с того момента, как она сделалась шестиструнной, а не пятиструнной, а сами струны стали одинарными, не сдвоенными, как это было поначалу.
И. Бунин в «Чистом понедельнике» описывал цыганский хор: «Входили нарочито шумно, развязно: впереди хора, с гитарой на голубой ленте через плечо, старый цыган в казакине с галунами, с сизой мордой утопленника, с голой, как чугунный шар, головой, за ним цыганка-запевала с низким лбом под дегтярной челкой».
Еще раньше был заворожен Александр Дюма, посетивший Москву в 1858 году:
«Старик вдруг ударил по струнам гитары и запел нечто вроде кантаты, которую подхватил другой мужчина и две женщины. Когда он кончил, запела, словно проснувшись, молодая цыганка, запела на редкость мягким, хватающим за душу голосом, и ей стали вторить остальные. Так оба они – старик и молодая – пели по очереди под аккомпанемент хора… Вдруг струны взвизгнули под пальцами старика, трое цыган мигом вскочили и, взявшись за руки, стали кружить вокруг молодой цыганки, которая лишь покачивалась в такт музыке. Но как только их круг распался, она сама приняла участие в танце. Что это был за танец? Это была скорее пантомима, чем танец. Танцоры, казавшиеся вначале утомленными, вялыми, оживились, полусонные глаза их расширились, губы сладострастно вздрагивали, открывая ряд жемчужных зубов. Молодая цыганка превратилась в вакханку.
Вдруг мужчина, танцевавший вместе с другими женщинами, бросился к ней и прильнул губами к ее плечу. Она вскрикнула, точно ее коснулось раскаленное железо, и отскочила в сторону. Казалось, он преследует ее, а она убегает, но, убегая, манит его за собою. Звуки гитары становились все более призывными. Пляшущие цыганки издавали по временам какие-то крики, били в ладоши, как в цимбалы, и, наконец, словно обессилев, две женщины и цыган упали на пол. Прекрасная цыганка одним прыжком оказалась у меня на коленях и, обхватив мою шею руками, впилась в мой рот своими губами, надушенными неведомыми восточными травами. Так, видно, она просила оплатить свою волшебную пляску.
Я вывернул свои карманы и дал ей что-то около 300 рублей. Если бы в эту минуту у меня были тысячи, я бы не пожалел их для нее.
Я понял, почему русские так увлекаются цыганами!»
Поэт Дон Аминадо (он же Аминад Шполянский) ставил цыганскую гитару в один ряд с самыми распространенными символами обывательской роскоши:
«В Эрмитаже Оливье, на Трубной площади, в белом колонном зале – банкеты за банкетами.
В отдельных кабинетах интендантские дамы, земгусары в полной походной форме, всю ночь звенят цыганские гитары; аршинные стерляди, расстегаи, рябчики на канапе, под собственным наблюдением эрмитажного метрдотеля знаменитого Мариуса; зернистая икра в серебряных ведерках, покрытых морозным инеем; дорогое шампанское прямо из Реймса, из героической Франции; наполеоновский коньяк, засмоленный черным сургучом.
Смокинги, шелка, страусы, бриллианты, не хуже, чем год назад, на фестивале принцессы де-Брой».
А вот и «Цыганская венгерка» Аполлона Григорьева:
Две гитары, зазвенев,
Жалобно заныли…
С детства памятный напев,
Старый друг мой – ты ли?
<…>
Квинты резко дребезжат,
Сыплют дробью звуки…
Звуки ноют и визжат,
Словно стоны муки.
Что за горе? Плюнь да пей!
Ты завей его, завей
Веревочкой горе!
Топи тоску в море!
Вот проходка по баскам
С удалью небрежной,
А за нею – звон и гам
Буйный и мятежный.
Перебор… и квинта вновь
Ноет-завывает;
Приливает к сердцу кровь,
Голова пылает.
Чибиряк, чибиряк, чибиряшечка,
С голубыми ты глазами, моя душечка!..
Словом, коммунальная дворовая гитара, что называется, упала на унавоженную почву.
Во всем мире гитара была шестиструнная, а у нас – семиструнная. Неудивительно, что семиструнку называют либо русской, либо цыганской гитарой. Впервые ее сконструировал наш соотечественник Андрей Осипович Сихра еще в позапрошлом веке. Он же написал для своего изобретения около тысячи произведений, по большей части – обработок русских народных и цыганских песен.
Журнал «Московитянин» так писал об этом энтузиасте: «Сихра играл также на шестиструнной гитаре, и, будучи одарен сильным музыкальным талантом и достигши степени виртуоза на арфе, он в конце прошлого столетия был в Москве, придумал сделать из шестиструнной гитары инструмент, более полный и близкий арфе по арпеджиям, а вместе с тем и более мелодический, нежели арфа, и привязал седьмую струну к гитаре: вместе с тем он изменил ее строй».
Она отличалась от гитары классической не только количеством струн – семи вместо шести. Сами струны у нее несколько тоньше (и сам инструмент, соответственно, звонче). Но за счет того, что металл менее эластичный, гитаре потребовались ребра жесткости. Они расположены внутри деки. Гриф не был жестко прикреплен к корпусу, с помощью специального гитарного ключа приводился в действие особый винт, и уже с помощью винта гриф менял угол наклона по отношению к деке.
- Книга о русском еврействе. 1917-1967 - Яков Григорьевич Фрумкин - История
- Единый учебник истории России с древних времен до 1917 года. С предисловием Николая Старикова - Сергей Платонов - История
- Православная Церковь и Русская революция. Очерки истории. 1917—1920 - Павел Геннадьевич Рогозный - История
- Будни революции. 1917 год - Андрей Светенко - Исторические приключения / История
- Свердлов. Оккультные корни Октябрьской революции - Валерий Шамбаров - История
- Россия, умытая кровью. Самая страшная русская трагедия - Андрей Буровский - История
- Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928 - Измозик Владлен Семенович - История
- Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932 - Пьер Декс - История
- Задатки личности средней степени сложности - Александр Иванович Алтунин - Менеджмент и кадры / Публицистика / Науки: разное
- Повседневная жизнь Парижа во времена Великой революции - Жорж Ленотр - История