Иная. Песнь Хаоса - Мария Токарева

и веселье свадебного пира.

– Тебе нечего бояться, Вен Аур, если ты честный человек. – Князь особенно подчеркнул последнее слово.

В это время к кузнице подбежали вылетевшие из избы матушка и дядька Краш. Они ничего не понимали, беспокойно рассматривая процессию с факелами.

– Что случилось? – воскликнули они, но тут же согнулись в поклоне: – Светлый князь, светлый князь, помилосердствуйте!

– Ради десяти духов помилосердствуйте! – заголосила матушка.

– В чем его обвиняют? – хмуро сжал кулаки дядька Краш.

Но его понуканиями и грубой бранью оттеснили обратно к избе. Вен Аур остался совсем один в окружении мечей и кольчуг, часть из которых вышла из его кузницы. Один на один с дружиной и пеплом из медвежьей шкуры.

Треклятый порошок поднесли в ларце из дуба, а князь бесстрашно своею рукой зачерпнул горсть и посыпал им голову Вен Аура. На золотых кудрях повисли белесые хлопья. И несчастный оборотень отчаянно закричал, давя свою сущность. Но она теперь против воли рвалась наружу. Он упал навзничь, исступленно глядя на Котю.

– Смотри, смотри, – ухмылялся над ухом Вхаро в дверях кузницы.

Вскоре его оттеснили куда-то в сторону, а Котя и без чужих советов смотрела и смотрела на любимого, которого словно растягивали на дыбе. Он бил ногами и руками, все еще стремясь сокрыть правду. Впрочем, все уже и так ее узрели.

– Мы нашли создание Хаоса, которое скрывалось среди людей, – провозгласил князь, но без тени торжества, скорее с разочарованием и испугом. Он ведь сам недавно перед всем народом чествовал своего спасителя. Он ведь обещал отплатить ему добром. Выходит, нарушал клятву.

– Я стал человеком! Клянусь перед духами! – стенал Вен Аур, переворачиваясь на живот и становясь на колени перед князем.

Но из пальцев у него выросли длинные когти, лицо отчасти покрылось шерстью, и глаза ярко светились в сумерках.

– Молчи! Не смей произносить имя духов своим поганым языком, – оттолкнул его князь, попятившись.

Его тут же закрыл щитом один из воинов.

– То-то мне твой полюбовник, Котя, показался странным сразу. Ничего, нового найдем тебе, – пытался неловко утешать обескураженный дядька Краш.

Котя смерила его уничтожающим взглядом и в старой своей манере ядовито бросила:

– Что, кузницу к рукам прибрать хотел? Будто много ты в ней умеешь.

– Мужа я тебе другого найти хотел, полоумная! – тряхнул ее за плечо дядька Краш, постучав по голове. – Видано ли! Создание Хаоса! Он тебе все мозги заморочил.

– Нет. Я не оставлю его, – совершенно спокойно ответила Котя, вскидывая голову.

– Но ты человек.

– Да. А он оборотень. Но это не имеет значения.

– Я же говорила! Я же говорила! – визжала бабка Ауда, скача привидением над разоблаченным пришельцем Хаоса.

Вен Аур сидел на снегу и даже не пытался никуда бежать. Он едва не плакал от обиды, стирая пепел с головы. Когда тот иссяк, вернулось обычное обличье. Он ничем не отличался от всех этих жестоких людей вокруг. Нет, отличался: он был в сто раз лучше их! Он умел понимать, сострадать, принимать всех в своем разнообразии. А они… Да что они! Глупые и недалекие, не верящие в сказания о других мирах.

– Казните его на месте, светлый князь! – подначивал Вхаро, злобно улыбаясь. Его сальный взгляд лип к Коте, как болотная жижа.

– Светлый князь! Этот Вхаро не торговый гость, он главарь разбойников! – воскликнула Котя, надеясь хотя бы в чем-то восстановить справедливость.

Да, они скрывали правду, но эти два «честных свидетеля» совершили куда больше зла, чем тихий оборотень с женой.

– Лживая баба! Честного торгового гостя разбойником называть, – еще смел возмущаться лиходей, гремя своей золотой цепью.

– Он оборотень! Тоже оборотень! Киньте в него пеплом из медвежьей шкуры.

Котя вырвалась из цепких пальцев пораженного происходящим гридя и выхватила пепел медвежьей шкуры из ларца. Она бесстрашно подскочила к князю, и кинула прямо в лицо Вхаро порошок. Хлопья пепла покрыли его черные волосы, вернули прежнюю неопрятность, но бывший разбойник лишь громогласно рассмеялся и смачно чихнул:

– Ведьма! Ну что? «Доказала»? Хе-хе. Князь, отдадите ее мне?

«Вхаро. Как же так? – терялась в догадках Котя, но вспомнила: – Да ведь он не может больше превращаться в создание Хаоса! Потому и заперт в нашем мире. Потому у нас с Веном нет доказательств».

– Нет. До суда никого не трогать, – осадил его Дождьзов.

Князь с тоской и грустью смотрел на Вен Аура. Наверное, с такой же щемящей тоской он прощался с Желей. Тогда ради заключения союза с Эромом, теперь – ради старинных законов. До последнего он надеялся, что свидетели лгут. Но вина безвинного подтвердилась настолько очевидно и при таком количестве свидетелей, что Дождьзов не имел права помочь. Иначе его самого свергли бы.

«Всё для княжества, светлый правитель наш? Всё для народа?» – со злостью подумала Котя, но внезапно осознала, что в ней не осталось ненависти к князю. Пожалуй, презрение и даже отголосок сожаления. В сущности, он оказался слабым и нерешительным.

– Я еще в прядильне говорила девицам, что недобрый этот кузнец, который князя спас. Это он так всех заморочить пытался, – ухмылялась Ауда, когда Котю и Вен Аура связанными вели по улицам в темницу.

Схватили и дядьку Краша, и матушку, и даже малыша с блаженной девочкой. Их, как и Котю, предварительно посыпали пеплом, да ничего не обнаружилось. До суда порешили заточить всех, кто жил под одной крышей с оборотнем.

«В прядильне», – подумала Котя мимоходом. Значит, сперва бабка Ауда заняла место бабки Юрены среди новых мастериц, а там довела слухи до княгини. И дальше уж и Дождьзов узнал. Княгине, видать, с самой битвы претило, что восхваляли какого-то безродного кузнеца, а не воинство ее светлого батюшки-князя. Потом, наверное, как-то вклинился и Вхаро. Возможно, они действовали с Аудой заодно, возможно, случайно встретились.

«Так, небось, все уцелевшее добро Однорукого и Игора прибрал к рукам лиходей», – подумала Котя, сиротливо прижимаясь к плечу Вен Аура. Их втолкнули в темный подвал, который именовался темницей. Вокруг царила сырость, ноги пробирало до костей холодом. Пальцы уже онемели, дыхание вырывалось белым паром. Теплую одежду старались отдать малышу, но он все равно отчаянно плакал, словно обличая всю несправедливость мира.

– Котя, он правда оборотень из Хаоса? – ужасалась мать.

Они вместе с дядькой Крашем отползли в дальний угол и жались к стене, словно боясь, что их растерзает злобный хищник.

– Да! Оборотень! Ну и что же? Сколько месяцев вы жили с ним под одной крышей? Одну еду ели! И что? – возмутилась Котя, еще находя в себе силы злиться. – Сделал он вам что-то дурное?

– Так-то оно так, но… – выдохнула измученно