Мемориал августа 1991 - Андрей Александрович Прокофьев

за то, что Ироним Евстратиевич в течение этого года, изводил свою жену ревностью и нравоучениями. В итоге он проиграл сражение, но не войну за всеобщую нравственность.

После утраты прямой духовной миссии, борьба за нравственность стала для Иронима Евстратиевича, чем-то вроде идеи фикс, от которой он не мог отказаться, а, наоборот, с каждым прожитым днем все больше сходил с ума на эту тему. Хуже, чем все вместе взятые старухи, и с их помощью, он выведывал любые мельчайшие подробности нехорошего поведения, даже наносил нравоучительные визиты, грозил жуткой анафемой, накладывал проклятия и просто взывал к основам чистоты и совести, хотя уже не имел на это никаких полномочий.

Праведная позиция улучшала настроение Иронима, а эти самые подробности, делали его позицию еще крепче.

– Плохо дело. Хорошо граждане не знают, что почтеннейший делегат ‘’Грядущего общества’’ занимается мерзким грехом прелюбодеяния. Это уже не просто позор для важного сановника – это дискредитация всего ‘’Грядущего общества’’. А может, все же жена, – она ему? – все же попытался уточнить Ироним Евстратиевич, надеясь, что страшные выводы окажутся ошибочными.

– Нет, я сам слышал, как он по телефону разговаривал.

– Женушка моя дорогая, но Лерочка, не получается сделать, что я обещал. Дела государственной важности. Затем с меня вдвойне причитается’’ – вполне серьезным голосом, процитировал Иван Васильевич.

– Дела, конечно, государственной важности, но это не дает право ходить в баню с чужой бабой. Пусть она и важная особа, а все одно, у нее там то же самое, и дело от этого другим не станет – сокрушался Ироним Евстратиевич, забыв на время о посланнике нечистого.

– В бане – это дело хорошо, особенно с чужой бабой. Радость господину Эдуарду Арсеньевичу, а ты скулишь. Проверь лучше свое хозяйство, может сдвинулось с полшестого. Журналы, то смотришь, какие я тебе давал? – вновь захохотал Иван Васильевич.

–Сразу выкинул, скверну проклятую. Подсунул мне, когда я пьяный был, разврат немыслимый, еще смеется – ответил Ироним Евстратиевич.

– Не верю я тебе, прячешь журнальчики.

– Тьфу, на тебя, греховодник поганый – грозно и акцентированно проговорил Ироним Евстратиевич.

– Так что ты Евстратиевич предлагаешь, насчет противления сатанинским силам. У меня есть множество лопат с вилами, с десяток охотничьих ружей.

Иван Васильевич жадно обгладывал кусок жареной курицы. Заросшее волосом лицо, лукаво улыбалось, а пожелтевшие зубы здорово дополняли картинку.

– Тьфу, на тебя еще раз – произнес Ироним Евстратиевич, вскочил с посадочного места, и только шаги по деревянной лестнице, застучали в ушах Ивана Васильевича.

…Эдуард Арсеньевич, хорошо откушав, еще лучше выпив, немного понервничав, после слов Рыжей бороды, завалился спать в гостевой комнате. Проспал он, наверное, час, может полтора, но проснулся от непривычного ощущения, что щедро отпускала ему незнакомая кровать. Через открытое окно в комнату проникали продукты горения в виде незримого для глаз дыма. Эдуард Арсеньевич подошел к окну, напротив него дымили две трубы из красного кирпича, выходящие из двух аккуратно, очень добротно сложенных банек.

…Запах дыма. Просветлевшая с помощью сна голова, вместе с ней половой прибор, как-то быстро сумели поднять упавший дух Эдуарда Арсеньевича: ‘’Черт с этим всем, еще есть время. Может и с размером обойдется. Товарищ Репейс до этого был добр ко мне. Так что нужно думать о хорошем’’ – размышлял Эдуард Арсеньевич, когда в дверь раздался стук.

– Эдя ты со мной в баню пойдешь или как? – бесцеремонно спросила Карина Карловна, которая успела переодеться в легкий летний сарафан светлого тона.

– Само собой, с тобой – не стал долго размышлять Эдуард Арсеньевич.

– Пойдем на двор, и переоденься во что-нибудь.

– Было бы во что.

– Попроси у хозяев. Я попросила, мне быстро нашли и совсем недурно – Карина Карловна не скрывала хорошего настроения.

Рыжая борода сидел с опухшим лицом. У него сильно болела голова. Во рту все пересохло и терпкий самодельный квас, не улучшал его самочувствия.

– Тяжко – спросил Рыжую бороду, появившийся Иннокентий Иванович.

– Еще, как тяжко, мутит что-то – простонал Рыжая борода.

– Не нужно было глотать без меры, тем более с дороги – сочувственно произнёс профессор.

– Вам хорошо говорить.

– Правильно, я выпил две маленькие стопочки для приличия – пояснил Иннокентий Иванович.

– Да, не в этом дело. Нервы у меня на пределе, здесь не знаешь, что тебя завтра ждет. Вы профессор не убегали от товарищей, как я. Страшно было, хорошо, что закончилось удачно и вот опять. Я ничего незаконного не сделал, как тут не напиться.

Рыжая борода жадно выпил целый стакан кваса, вытер тыльной стороной ладони, заросший жестким рыжим волосом рот.

– Бояться – это совершенно нормально. Положение действительно странное. Только мне кажется, что вы уважаемый Андрей Павлович имели, как бы говоря, честь направить внимание товарищей на себя. Зачем вам понадобилось искать вашу корову? Согласитесь, что вполне резонно, было бы просто купить себе новую корову. Начать, как говориться, с нуля. Что было бы в этом плохого, напротив хорошо. Можно даже сказать – символично, а так вышло наоборот. Нужно понимать, что любая власть не очень любит подобных претензий, особенно, когда они исходят от граждан, как бы сказать, низкого социального статуса.

– Вы профессор слишком сложно говорите. Я же соображаю проще. Власть, которую товарищи ранее имели – сгинула. Значит нужно восстановить права ущемленных. Тем более я слышал об этом в телевизионных передачах. Много говорят всего; все умное и правильное. На деле наоборот выходит – пробурчал Рыжая борода.

– Правильно все выходит. Если каждый будет искать свою корову, то получится черт знает что – жестко подвел итог профессор.

Рыжая борода хотел еще что-то высказать, но появился все тот же мужичонка в фартуке.

– Винца красного не желаете испить, господа – произнес он, держа в руках большую бутылку, не имеющую этикетки.

– Давай сюда, скорее – выкрикнул Рыжая борода, схватив пустой стакан из под кваса.

…– Ты Эдя, что такой стеснительный – засмеялась Карина Карловна.

– Да ничего я не стесняюсь, просто задумался кое о чем.

– О чем, расскажи? – сказала Карина Карловна, уже сняв взятый напрокат сарафан.

Эдуард Арсеньевич запутался в собственных брюках, чуть не упал их снимая, оперся о лавочку в предбаннике, над которой висел целый ряд ароматных веников. Карина Карловна открыла дверь, осмотрела содержимое самой бани.

Одета она была в одни трусики черного цвета. Отвисшая с возрастом большая грудь, опускалась довольно низко. Огромные коричневатые соски растянулись по всей окружности грудей, мгновенно возбудили Эдю, и его прибор поднялся, не дожидаясь пока он снимет трусы.

– Ну, как там? – спросил Эдуард Арсеньевич, усевшись на лавочку, чтобы снять носки.

– Кажется хорошо, может жарковато – ответила Карина Карловна будничным голосом и начала, стоя напротив Эди, спокойно снимать свои трусики.

Эдуард не вставая с лавочки, затаив дыхание, наблюдал столь сексуальную картину. Когда Карина Карловна положила трусики поверх сарафана, который она не