Солдат великой войны - Марк Хелприн

Священники жужжали как мухи в летний день. Перед тем как отойти, сказали каждому: «Христос пребудет с тобой». Эту фразу они произносили много раз, но всегда с чувством.

Заняв позицию, солдаты расстрельной команды не снимали винтовки с плеча до получения приказа. Ждали, вытянувшись в струнку, пока офицеры совещаются над бумагами. Один зажег спичку, и они вновь всмотрелись в документы.

— Здесь так и написано, — сказал офицер, который пришел последним.

Они пересекли двор, подходили к каждому из приговоренных, называли его фамилию. Когда дошли до Алессандро, назвали его фамилию дважды, а потом еще и переспросили: «Ты Алессандро Джулиани?»

— Да.

— Рим смягчил тебе приговор.

— Рядом со мной человек, у которого двое детей, — без запинки сказал Алессандро. — Я их видел. Совсем еще крошки. Очаровательные крошки. Он не должен умереть. Вы этого не понимаете, но им необходим отец. Пожалуйста, дайте ему мое имя, а я возьму его. Никто не узнает.

Прежде чем ответить, старший офицер, майор, задумался.

— Такое возможно на севере. На фронте каждый может делать все, что вздумается, но не в «Звезде морей». «Звезда морей» слишком близко от Рима. Мы такие же бесправные, как ты. — И он приказал одному из охранников отвести Алессандро.

Алессандро отказывался уходить. Со скованными за спиной руками стоял, как скала.

— Врежь ему как следует, — приказал офицер, словно постоянно сталкивался с такой ситуацией.

Солдат перехватил винтовку и врезал Алессандро по затылку. Тот упал лицом в землю. Два охранника подхватили его, оттащили за спину расстрельной команды и бросили, точно куль с картошкой.

Священники подошли вновь. Алессандро не мог ни двигаться, ни говорить, но все видел. Ему хотелось прокричать речным гвардейцам, что он будет помнить все до конца своих дней, но удар по затылку лишил его дара речи. Он слышал, как молятся священники: «О Звезда над Зыбью, Матерь Бога Слова, ты во веки Дева, дверь небес Благая…»[65] — и наблюдал, как они отходят.

— Снять винтовки, — приказал один из офицеров. — Заряжай. Целься.

Алессандро сокрушил грохот передергиваемых затворов, но потом все затихло, и в тишине, предшествующей выстрелам, он услышал голос Гварильи:

— Бог позаботится о моих детях.

Глава 7

Солдат на передовой

Тысяча солдат копошилась в белой чаше карьера в Апеннинах, вырубая мраморные плиты для надгробий. В начале войны несколько сотен военных заключенных отправили сюда, чтобы они трудились под началом кадровых рабочих каменоломен, но время и череда сражений значительно увеличили их число. Когда светового дня перестало хватать для удовлетворения нужд мертвых, работающих разделили на группы и смены, и они продолжали работу при свете факелов, прожекторов, ярких электрических лампочек. Двигатели никогда не замолкали. Если один останавливался, другие занимали его место, поставляя электрический ток, тягу, вращающий момент, обеспечивая бесперебойную работу механизмов, необходимых, чтобы вырубать, придать форму, а потом полировать надгробные плиты, пока они не станут белее костей, чью память им будет суждено увековечить. Когда механики выключали один генератор и подключали другой, на какие-то мгновения лампы и прожектора прибавляли яркости, получая энергию от двух источников, а потом все приходило в норму.

Несколько бухгалтеров и счетоводов, которые затесались среди революционно настроенных фабричных рабочих и апатичных крестьян, могли бы провести нехитрые расчеты, показывающие следующее: если бы один человек каждый день выдавал одно надгробие — такого, естественно, не получалось, поскольку каждый камень приходилось вырубать из вертикальной стены, доставлять вниз, обтесывать, делать фаски, полировать и перевозить на склад, — им пришлось бы работать много лет, чтобы поставить такие надгробия на могилы всех погибших на этой войне.

Учитывая масштабы предприятия — люди, как муравьи, ползали по строительным лесам, подвешенным над пропастью, бригады вырубали, резали, выравнивали, поезда, сновавшие взад-вперед, возили глыбы, напоминающие куски сахара, — казалось невероятным, хотя на самом деле так и было, что камень добывали по всей Италии.

Алессандро привезли глубокой ночью. Две сержанта, вооруженных револьверами, встретили его на маленькой станции в нескольких километрах от каменоломни.

— Ты один? — спросили его.

— Да, — подтвердил он.

— Мы думали, пришлют целый взвод.

— У вас сложилось неправильное впечатление.

Поскольку отнесся он к ним без должного уважения, они погнали его быстрым шагом по освещенной луной дороге, вьющейся между скалистых холмов, не позволяя отдыхать после подъемов. И только когда поднялись на гребень, с которого открывался вид на каменоломню, они остановились, но не по доброте душевной, а чтобы произвести на него впечатление размахом работ.

Из каменоломни лучи света поднимались под острыми углами, словно минеральные кристаллы, а дно карьера купалось в ярком сиянии. Иногда лучи смещались, выискивая новые цели среди звезд. Сотни людей работали внизу, и окружавшая их яркость создавала ощущение, что это кусок луны, перенесенный на землю. Казалось, они добывали не камень, а белый свет, и когда белая глыба плыла в пространстве, подвешенная на невидимых цепях, выглядело это так, будто они работают со светом, уплотняют его, нарезают на куски и транспортируют из глубоких пещер в магических утесах.

Огромные бесформенные глыбы белого мрамора плыли друг мимо друга словно по невидимым дорожкам, внезапно появляясь из сумрака, попадали под ослепительные лучи прожекторов, вновь уходили в сумрак, опять освещались, пока не добирались до стальных рам, где их распиливали уже при ярком свете.

Грохот молотов, ударяющих по камню и стали, не прекращался ни на минуту. Сверху казалось, что внизу бьют тысячи часов, которые избавили от необходимости показывать время и научили говорить. И разговоры они теперь вели страшно оживленные, выбивая слова из мраморных стен.

Колеса вращались, гипнотизируя, между спицами мелькали блики, в открытый огонь, кузнечные горны, топки подбрасывался уголь или дрова, горение усиливалось мехами. Ряды машин, окруженные механиками и смазчиками, тянули удивительную сеть кабелей. Шкивы стояли на всех возвышениях, да и на ровной поверхности тоже. Из шлангов цвета глины десятки людей поливали пилы, которые медленно врезались в мрамор. На широкой площадке на дне каменоломни снимали фаски и полировали мраморные плиты. Работали четко и уверенно, прямо как на военном предприятии. В рядах палаток, которые стояли чуть дальше, никто не спал, потому что Алессандро прибыл перед началом смены, и в проходах между палатками мужчины натягивали на себя одежду. На полевых кухнях дымились котлы с бульоном и макаронами. До Алессандро долетали запахи кофе, чая, только что испеченного хлеба. Рабочая смена ела перед тем, как лечь спать. Смена, которая спала, ела перед тем, как начать работу.

— Здесь все едят много, — сказал один из сержантов. — У нас не посидишь на заду, как бывает на фронте. Ты работаешь. Каждый человек — это чертов двигатель, а двигателям нужно топливо.

Алессандро не знал, что и сказать, но есть хотелось.

— Разве у тебя нет вещей? — спросил разговорчивый сержант. Хотя ему не нравилось, что Алессандро старается его игнорировать, молчать он не мог.

— Каких вещей?

— Миски, ложки, одеяла. У тебя же ничего нет, так?

— Нет, — ответил Алессандро, когда его повели вниз по тропинке, срезающей путь в отличие от дороги, где ездили автомобили. — У меня забрали все перед расстрелом и ничего не вернули.

— Не повезло. А почему тебя не расстреляли?

— Не знаю, — признался Алессандро.

— Не переживай. За два месяца здесь ты изготовишь могильные камни для всех, кто собирался тебя расстрелять. Нам нужны люди, которые будут махать молотом. Ты, похоже, был достаточно силен, пока не расслабился в «Звезде морей», а за пару недель станешь еще сильнее. Таким сильным ты еще никогда не бывал. Будешь махать десятикилограммовым молотом по шестнадцать часов в день, и это чистая правда. Полных шестнадцать часов, и не сможешь украсть у нас даже минуту.

Они спустились на дно каменоломни, в свет и шум.

* * *

Солдаты, работавшие в каменоломне, бурчали, стонали и что-то напевали себе под нос, пока ели хлеб и суп. Половина оставались голыми по пояс, несмотря на холодный ночной ветер. Под кожей вздувались мышцы, казалось, крепкие как сталь. Венам и артериям не оставалось места между жесткими мышцами и эластичной кожей, и они напоминали вьюны, оплетающие дуб.

Алессандро впервые видел людей, которые выглядели так странно. Он не жаловался на недостаток сил, особенно когда лазал по горам, но эти мужчины были в три или четыре раза сильнее силачей, выступавших в цирке. По сравнению с ними те, кто поднимал тяжести на манеже, казались толстыми женщинами. Тягаться с ними могли разве что древние, которые позировали для натуралистических рисунков и статуй. Сотни родившихся обыкновенными людьми, некоторые небольшого росточка, официанты, портные и прочие слабаки, стали такими же сильными, как рабы на галерах. Процесс, превративший их мышцы в камень, заморозил им языки и наделил невероятным аппетитом. Черноволосый здоровяк, который сидел рядом с Алессандро, ел горячий суп, пока не начал потеть на холодном ветру, а потом на глазах Алессандро отправил в рот четыре ломтя хлеба.