Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза (сборник) - Елена Арсеньева

Все это рассказал Алекс Вернер. И хотя имя шубенбаховского шофера не имело, конечно, никакого значения, сведения насчет его пристрастия к сигаретам помогли вчера составить верный план действий. А впрочем, будет план верным или совсем наоборот, покажет время… причем очень недолгое. Все решится в течение ближайших пятнадцати минут.

Файхен посмотрел на часы. На его физиономии появилось некое недоумение. И Лиза знала почему: по гауптману фон Шубенбаху можно было часы проверять — ему следовало выйти из подворотни две минуты назад, однако его не было. Лизе была известна причина задержки: Шубенбаха остановил на пороге внезапный звонок по телефону. Разумеется, Лиза была также в курсе того, кто и почему позвонил гауптману. Это был Алекс Вернер, которому вдруг именно сейчас, с утра пораньше, взбрело в голову сообщить другу Вальтеру о своем ночном телефонном звонке в Берлин и о беседе с отцом. Алекс рассказал отцу о честолюбивых надеждах Шубенбаха занять место главного военного следователя Восточного фронта, и герр Вернер-старший обещал всеми силами поддержать надежды молодого человека, делающего карьеру.

Разумеется, Шубенбах несколько опешил от такой расторопности Алекса. Может быть, даже не слишком поверил в его готовность помочь и счел, что тот просто пытается расположить бывшего приятеля, ставшего теперь очень опасным, в свою пользу. Впрочем, гауптман мог бы сам убедиться в том, что сообщение о ночной беседе — правда, справившись у телефонистов на станции. Алекс и в самом деле звонил в Берлин и, не называя никаких фамилий, говорил с отцом о помощи, которая может понадобиться его доброму знакомому, даже, можно сказать, лучшему другу. Ну а если тот сумбурный разговор заставил герра Вернера-старшего усомниться в здравости рассудка сына, то это уж осталось сугубо между ними двумя. Алекс рассчитывал, что даже если Шубенбах почует неладное и все же позвонит на станцию, то содержание разговора уточнять не будет: во-первых, ему нужно спешить на службу, во-вторых, телефонист, дежуривший ночью, сменился. Впрочем, можно было уповать на то, что обойдется без проверки: Шубенбах будет воодушевлен тем, что высокомерный насмешник, «трикотажный принц», теперь заискивает перед ним. И, натешив свою гордыню, гауптман поспешит к автомобилю, изумляясь, как это он, известный своей пунктуальностью, мог настолько опоздать! На целых четверть часа!

А за четверть часа возле подворотни произошло следующее.

Мимо Ганса Файхена, который уже начал слегка беспокоиться, прошла красивая высокая девушка — по виду, из тех русских, которые отлично уживались с новым порядком. О последствии можно было судить по ее нарядной одежде, веселой улыбке и французской сигарете, зажатой в напомаженных губах. Девушка шла, безуспешно щелкая зажигалкой, наконец отбросила ее и повернулась к машине.

— Не дадите ли прикурить, господин ефрейтор? — спросила она, улыбаясь еще веселей.

Ну, и Ганс, конечно, полез за своей зажигалкой, мечтая о том, чтобы такая красотка сделала ему некие авансы, а в крайнем случае — предложила закурить свой «Голуаз» (эти сигареты частенько доставал из портсигара обер-лейтенант Вернер, приятель господина гауптмана фон Шубенбаха, и Ганс, заядлый курильщик, запомнил их восхитительный аромат, совершенно отличный от вони обычного эрзаца, входившего в солдатский паек). И его мечты немедленно начали сбываться! Чтобы прикурить, красотка нагнулась так низко, что Ганс смог разглядеть нежные холмики грудей меж розовым кружевом дорогого белья.

Ах, майн либер готт, подумал Ганс Файхен, до чего хорошо быть русской шлюхой! Вот у его жены, милой и добропорядочной Марихен, ничего подобного бюстгальтеру красотки и в помине нет. А впрочем, Марихен настолько добропорядочна, что ничего подобного и не наденет на свою плоскую грудь. Да и вообще, такие штучки не для жен, а для шлюх, причем дорогих. Вот эта девка явно не по карману бедному ефрейтору, она из разряда тех, содержать которых мог бы позволить себе, скажем, герр гауптман, и то с большим напряжением для кошелька. Гансу показалось, будто он уже видел где-то красотку. Но тут же мысли вылетели у него из головы, потому что девушка вновь заговорила с ним на очень недурном немецком:

— Спасибо, господин ефрейтор, вы необычайно любезны. А не хотите ли и вы закурить? Сигареты очень недурны. Попробуйте!

И она, расстегнув плоскую сумку, напоминающую планшет (Ганс, конечно, был против новой военизированной моды, которая, словно поветрие, охватывала женщин, но что он мог сделать?!), достала портсигар и раскрыла его. Там лежали всего две сигареты, однако Ганс не задумываясь цапнул их обе. Девушка улыбнулась так весело, словно он не оставил ее без курева, а, наоборот, предложил целую пачку того же самого «Голуаза».

— Берите, берите! — сказала она радушно. — А теперь позвольте, я сама дам вам прикурить.

Девушка нагнулась так же низко, как в первый раз, и Ганс даже слюну сглотнул, глядя на белые нежные холмики в розовых облаках кружев, и забыл обо всем на свете, в первую очередь о милой и добропорядочной фрау Файхен, и затянулся так глубоко, что едва не поперхнулся. А в следующее мгновение в голове его помутилось — и он лишился сознания. Изо рта его полезла пена, тело скрутили судороги.

Девушка успела придержать его за плечо, прежде чем он начал валиться на рулевое колесо, и тревожно оглянулась. В ту же минуту из подворотни быстрым шагом вышел темноволосый и темноглазый молодой человек с белой повязкой полицая на рукаве пиджака.

Он бесцеремонно распахнул дверцу и сел за руль, небрежно подвинув водителя, который завалился бы на сиденье пассажира, когда бы там уже не оказалась та самая красотка, которая угостила Ганса Файхена такими странными сигаретами. Полицай включил зажигание, дал газ — и автомобиль сдал несколько метров назад, встав так, что заклинил узкую подворотню, сделавшись вовсе невидным с улицы. За эти несколько мгновений девушка, лицо которой было мертвенно-бледно, но сосредоточенно, буквально вытряхнула мертвого водителя из форменной куртки и содрала с него фуражку. Как только автомобиль остановился, полицай снял свой пиджак и надел куртку и фуражку Ганса (причем куртка тщедушного водителя треснула на широких плечах молодого человека, но в подворотне было полутемно, разошедшихся швов не разглядеть, так же как и того, что волосы у нового шофера темные, а Ганс был белобрыс). Девушка выскочила из машины, тело Ганса было вытащено вон и с помощью невесть откуда взявшегося тщедушного старичка оттащено к стене подворотни, в самый темный ее угол, где его было не видно. Бывший полицай, облаченный в куртку и фуражку Ганса, повел вокруг внимательным взглядом — не заметил ли кто случившегося. Однако двор был пуст, так же как и улица. Все обошлось.

Да, все обошлось, хотя риск был страшный. Но они успели закончить подмену буквально за минуту до появления фон Шубенбаха из арки.

Гауптман приблизился к машине, явно недоумевая, почему шофер не выскакивает, чтобы приветствовать его и открыть перед ним дверцу. Резко окликнул:

— Файхен!

Имя денщика-шофера стало последним словом, которое суждено было ему произнести в жизни. Что-то уткнулось ему в левый бок, и фон Шубенбах с изумлением понял: не что-то, а пистолетное дуло. Держал пистолет тщедушный старичок, имевший весьма благообразный вид… в то же мгновение он дважды выстрелил, фон Шубенбах повалился наземь, а выскочивший из автомобиля полицай добил его двумя выстрелами в голову.

Затем куртка и фуражка водителя были брошены на сиденье автомобиля, а полицай, девушка и старичок исчезли в неизвестном направлении, оставив в подворотне два трупа: застреленного помощника военного следователя гауптмана Вальтера фон Шубенбаха и его шофера, а также по совместительству денщика ефрейтора Ганса Файхена, отравленного цианистым калием.

* * *

Что-то про сормовский районный музей Алёна слышала, причем совсем недавно. Буквально сегодня! Но что? И где? Она принялась перетряхивать в памяти день, рассеянно вскрывая упаковку с творожком, смешанным с черносливом. Вообще-то время уже после шести, а наша героиня, следившая за своей фигурой, давно решила, что после шести вечера она не станет есть ни крошечки… Но что делать? Сегодня был довольно стрессовый день, надо хоть чуточку восстановить силы. К тому же после таких вкусных творожков гораздо лучше соображается, а ей обязательно надо сейчас вспомнить, где и в какой связи она сегодня слышала про музей. Ну же, музей, музей…

Творожок помог, честное слово! Потому что Алёна вспомнила: про музей Сормова упоминала Марина, редактриса «Карьериста», когда рассказывала, куда поехали пропавшие журналистки. Именно в музей они и поехали, а потом пропали.

Какая странная получается картина… Девчонки направляются в музей, но редакционная машина вдруг ломается, и они садятся в серый «Ниссан». Перед этим Катя видит Алёну и во время поездки говорит о ней похитителям. Тем же вечером один из них является к Алёне и получает то, что получает. И на другой же день, после того, как перепуганные похитители отпускают девушек, уборщица и бывшая хранительница музея тащит в клювике заявление в милицию на писательницу Дмитриеву. А оная писательница, во-первых, выстрелила в ночного гостя; во-вторых, именно после ее звонка Муравьеву план похищения дал глубокую трещину и затем вовсе рухнул. То есть похитителям есть за что ей мстить. И соседка ее Рая стала орудием их мести.