Вернадский - Геннадий Аксенов

Перед ним мелькали открытия новых явлений, углублявших понятия о живом веществе. Он мог вспомнить только обрывки этих идей и некоторые продиктовал.

Затраты на строительство института быстро окупились различными приложениями открытий (удобрения, новые средства от болезней, источники редких элементов). «Но я не все запомнил, и лишь кое-что записал через Наташу. Но работа сделана, и забытое, вероятно, выплывет позже в сознании моем. Как есть мысли, догадки, достижения интуиции, которые промелькнут, и если не будут зафиксированы, исчезнут навсегда? Весьма возможно, так как область познания и созерцания бесконечна».

Ему привиделось еще, что возникла у него любовная страсть. В него влюбилась богатая американская женщина, у них родился сын. Под влиянием чувства к нему у этой сильной духом и умом женщины возник поэтический талант. Но после тяжких испытаний и переживаний они расстались. Наталия Егоровна все поняла и простила.

Так в непрерывной работе прошло 20 лет. Он стал во главе института, когда ему было 61–63 года, и оставался директором до восьмидесяти лет, после чего удалился от дел и поселился недалеко.

«Здесь я всецело ушел в разработку того сочинения, которое должно было выйти после моей смерти, где я в форме отдельных отрывков (maximes) пытался высказать и свои заветные мысли по поводу пережитого, передуманного и перечитанного, и свои философские и религиозные размышления. <…> Ярко пробегали в моей голове во время болезни некоторые из этих мыслей, которые казались мне очень важными и обычно фиксировались в моем сознании краткими сентенциями и какими-то невыраженными словами, но прочувствованными моим внутренним чувством, моим “я” и очень мне тогда ясными впечатлениями. Сейчас я почти ничего из этого не помню, и мне как-то не хочется делать усилий для того, чтобы заставить себя вспомнить. К некоторым из этих закрытых мне теперь, но бывших, а может быть, и сейчас бессознательно для меня живущих мыслей у меня какое-то внутреннее не то стыдливое, не то священное чувство уважения, и мне не хочется их касаться, а хочется их ждать, ждать того нового порыва вдохновения, когда они появятся все целиком и когда они будут понемногу выявляться в моей жизни. Такие состояния в гораздо меньшей ясности мне приходилось переживать и раньше. Я помню, однако, что некоторые из этих мыслей имели характер гимнов (которых я никогда не пробовал раньше писать), и в одной из мыслей я касался, в переживаниях, мне думалось очень глубоко, выяснения жизни и связанного с ней творчества, как слияния с Вечным Духом, в котором сливаются, или который слагается из таких стремящихся к исканию истины человеческих сознаний, в том числе и моего. <…>

Сейчас вспомнил об одной мысли, которая ярко выливалась во мне во время болезни, но к которой я подходил еще в Киеве, во время моей работы над первой главой своей книги о живом веществе. <…> Это мысль о возможности прекращения смерти, ее случайности, почти что бессмертия личности и будущего человечества. Меня интересовали последствия этого с геохимической точки зрения. Сейчас, во время болезни, целый рой идей, с этим связанных, прошел через мое сознание»14.

Одна из записей рукой Наталии Егоровны говорит об автотрофности человечества, то есть о готовящемся в течение всех предшествующих миллионов лет перевороте в эволюции живого мира планеты путем создания автотрофного позвоночного, то есть человека, больше не питающегося другими организмами. С помощью науки и техники он выйдет на новую ступень минерального питания — прямого усвоения солнечной энергии. Такое существо, записано здесь, не будет давать трупов.

Итак, он писал свою книгу по-русски и одновременно готовил английский перевод. И очень заботился о том, чтобы доход от издания книги, которой дал название «Размышления перед смертью», пошел на благотворительные цели. Их должен осуществлять особый комитет из подобранных им доверенных лиц. Они должны находить людей, которые нуждались в помощи, заслуживали ее, и помогать им сугубо избирательно и лично. Таково условие. Далеко не случайное, свидетельствующее об иерархии ценностей. Любовь и милосердие выше всего.

«Через всю мою жизнь проходит этот элемент и в том чувстве дружбы и братства, которое так красит жизнь и, я бы сказал, дает большую, чем что бы то ни было, возможность развернуться человеческой личности. И странным образом эта способность дружбы, создания новых дружественных связей — глубоких и крепких — не исчезла у меня теперь в старости, так как в Киеве зародились у меня глубокие дружественные связи с Василенко, Тимошенко, Личковым. Это все разные проявления эроса и эроса настоящего, связанного не с абстрактным человеком рационалистов, а с живой человеческой личностью. В связи с религиозными аспектами этого явления я много понял в общении с Нюточкой, и ее идея христианской помощи — как помощи индивидуальной и личной — в отличие от государственной и социальной — целиком отразилась в этом моем потенциальном предсмертном распоряжении»15.

Теперь стало ясно до конца, что заставило его уйти от событий дня, от поддержки товарищей, выйти из ЦК партии (в Киеве осенью 1918 года). Во всей русской общественной борьбе, в революции сказалась великая фальшь. И она обернулась великой кровью. Эта фальшь — любовь к народу.

С проповеди любви начался социализм, которым заражена русская интеллигенция, а закончился волной ненависти, повсюду захлестнувшей страну. Почему? Да потому, что чувство любви приложено неправильно.

Он неправильно понимал любовь к человечеству, когда студентом готовился принять «постриг» в ученые-монахи. Излечила его любовь к Наташе и к друзьям по братству. Нельзя любить все человечество, нужно любить отдельных людей — вот что он понял, когда писал такие слова невесте.

Но многими политиками и соратниками по партии двигали неправильно понятая любовь к народу, самоотверженность и альтруизм — ложные идеалы, возникшие от перенесения чувства в политическую, в государственную жизнь. А ложь всегда кончается крахом. И его общественный опыт, и жизненная философия таких людей, как милая Нюта, подсказывали, что любовь не может быть общей, безликой, но только избирательной, именной. В социальной сфере, если она будет, то должна остаться благотворительностью — личными адресными усилиями милосердия. Но в государственной жизни не должно быть места эмоциям, все должно строиться на науке и праве. Иначе — беда.

Наталия Егоровна, как всегда, помогала ему в работе над его последней книгой земной мудрости.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});