Вернадский - Геннадий Аксенов

Да, первый, великий… Все это бренные оценки. В том мире, который перед ним открывается, нет великого и малого, там мерки другие. Личности — не сравнимы.

Уже летом 1917 года злоба дня отодвинулась. И в самый разгар круговерти, в штабе Деникина, он остро почувствовал свою отдельность и безграничную уверенность в себе, будто он среди бури сидит на прочной скале.

Как тысячи искренних и живущих внутренней жизнью людей до него, углубляясь в себя, он вдруг встретился со всеми сразу, перешел в другое измерение. Он понимает теперь, что одиночество его кончилось. Он больше не отделен. Уже не сам он говорит, а, как вдохновенный пророк, чувствует, что какая-то сила, демон говорит через него. Он стал частью великой могучей силы. Кончились все сомнения, страхи и неуверенность, так ясно видные в поведении окружающих. Чувство безграничной уверенности и правоты держит его. Все, что с ним происходило ранее, правильно, только он не знал этого. И отныне будет правильно, только теперь он будет знать о правде. Его несет присоединившая к себе сила.

Знания и опыт, черты характера и все особенности личности — не пустые для науки вещи, она приобретает сначала личностный вид. Он как ключ. Все его выступы и извивы совпали с выемками и извивами замка, и дверь открылась. Истина открылась. Он сам стал явлением природы.

Где находится эта присоединившая его сила? В прошлом ли, как добытое всеми поколениями ученых общее научное сознание человечества? Или в будущем? Поймут ли, что он хочет сказать? Вряд ли это произойдет при жизни. Да и подходят ли временные ориентиры для нее? — Прошлое, будущее. Она — сила вечная, мировой разум и во времени не проходит, а обнимает сразу все времена.

* * *

Однако что же ему привиделось? В двух направлениях работал его мозг: в религиозно-философской области и будущей судьбы.

Недаром в своем таком давнем, казавшемся проходившим на другой планете споре с Львом Толстым Вернадский отстаивал бессмертие личного духа и иллюзию внешней Вселенной. По сравнению с тем, что содержится или способно содержаться в нашей бездонной душе, внешняя реальность ничтожна и в некотором смысле действительно иллюзорна. Нам не освободиться от самих себя, и потому наш внутренний образ есть подлинная реальность, она больше реальности внешней.

Теперь, во время тифа, он уяснил, что истина, даже научная, логическая истина, не дается человеку как последовательный вывод из ряда научных умозаключений. Она приходит внелогическим путем. Истина не «думается», она переживается всем существом, всей душой, всем мучительством личной жизни.

Познавая, наш разум не наблюдает, он формирует действительность по правилам самого человека, из его восприятий и ощущений. Он забывает о себе и начинает «действовать», моделировать параллельный мир. Но без параллельного мира окружающей обычной реальности не состояться, она оставалась бы инстинктивной, темной. Для познания истины нужны не только умственные способности, но все чувства, мораль, нравственная ответственность, как это и происходит в реальной действительности. И выходит, что в основе любых чисто научных проблем лежит нравственное содержание, что они не могут быть решены иначе, чем материалом самой человеческой жизни.

Нравственный опыт и есть подлинно религиозное чувство.

Болезнь и «видение» вернули его к мыслям о религии. Еще в юности он написал небольшое эссе под названием «Этика», где пытался доказать, что возможно построение этической системы на чисто рациональных основаниях. Можно заменить в будущем, думал он, религиозные основы нравственности и поведения на более «правильные», научно обоснованные.

Произведение свое он тогда не закончил. Не потому, что остыл к нему, а потому, что задачу поставил нереальную. Прошло не так уж много лет, и в работах по истории науки он уловил более тонкое соотношение науки и религии. Понял, что религия — полноценная форма сознания по отношению к здравому смыслу и к науке. Она играет роль не только утешителя перед лицом страданий человеческой жизни, не только регулятора межличностных отношений, но и более сложную положительную, организующую роль.

В работе по истории научного мировоззрения, осмысливая период Великих географических открытий, он нашел их истинные мотивы. Всем известна ставшая хрестоматийной фигура Христофора Колумба, но все обычно затрудняются ответить на вопрос, что же двигало мореплавателем в его предприятии. Обычно указывают на его заблуждение: плыл в Азию, но попал в Новый Свет.

И действительно, Колумб умер, так и не узнав об открытии нового материка. Но что придавало ему силы и энергию для неимоверно трудного дела? Каковы мотивы его стремления в Индию?

Вспомним всю обстановку того времени, пишет Вернадский. Только что объединившаяся Испания теснила мавров и заканчивала освобождение Пиренейского полуострова. Как раз в год открытия Америки пал последний оплот мавров — Гренада. Вековая борьба с неверными воспринималась как продолжение Крестовых походов, как борьба за освобождение Гроба Господня.

Колумб — христианин и, более того, очень глубоко верующий человек. Он слышал легенды о существовании в Азии земли пресвитера Иоанна, где томились в магометанском рабстве христиане. И у него созрело решение идти для окончательной победы над магометанами не на восток, а на запад, окружить их, и тогда повсюду воссияет свет истинной веры и наступит Царство Божие на земле.

Это решение зиждилось не только на религиозном горении. Колумб — не фанатик, он широко образованный человек. Ему известно учение итальянского космографа Тосканелли о шарообразности Земли. И он решил достичь Индии, плывя на запад.

Так соединились религиозное воодушевление и точное научное знание. Колумб взрастил в себе убеждение, что мысль отправиться в Индию новым путем внушена ему свыше, потому что он хороший мореплаватель. Его способности даны Богом для осуществления миссии. Он ощущал себя орудием осуществления библейского пророчества. Воодушевление помогло ему добиться средств у королевы Изабеллы на экспедицию и затем преодолеть небывалые препятствия в пути.

Таким образом, открытие Америки явилось как бы побочным результатом религиозного чувства и призвания Христофора Колумба. Как и в десятках, сотнях других открытий, подобные, как бы привходящие обстоятельства забываются или игнорируются как «несерьезные», как заблуждения, приведшие случайно к правильным результатам. И как мотив выставляют наживу. Шли, мол, за пряностями.

На самом деле все гораздо проще и сложнее. Истину нельзя открыть на кончике пера. Ее нужно доказать жизнью, тем более великую истину. И для достижения цели требуется огромная внутренняя сосредоточенность, накопление нервной энергии для преодоления всех препятствий. В Европе многие, наверное, знали об учении Тосканелли. Но для них оно было абстрактной, посторонней, логической истиной. И лишь один претворил ее в свою жизнь, облек в живую плоть своих надежд, страданий и преодолений.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});