Лекарь. Ученик Авиценны - Ной Гордон

Некий Фахр-и-Айн, пастух, сознался, что два года тому назад он принудил к содомскому греху, а затем убил своего товарища-пастуха, именем Кифти аль-Улла, труп жертвы закопал же в неглубокой могиле за стенами города. Преступник был осужден и вскоре казнен четвертованием.

Прошло несколько дней, Роб и Мирдин явились к своему наставнику, и Джалал сообщил им, что сегодня останки жертвы будут извлечены из временной могилы и похоронены на кладбище. Молитвы добрых мусульман могут теперь сделать так что его душа попадет в рай.

— Идемте, — позвал учеников Джалал. — Такая возможность предоставляется нечасто. Сегодня мы поработаем гробокопателями.

Он не сказал им, кого именно сумел подкупить, но вскоре и оба ученика, и сам лекарь, ведя в поводу груженого мула, сопровождаемые муллой и стражником калантара, подошли к уединенному холму — на него указал властям ныне покойный Фахр-и-Айн.

— Осторожно! — предупредил Джалал, когда ученики взялись за заступы.

Наконец, они дошли до костей руки, а вскоре открыли и весь скелет, разложив кости Кифти аль-Уллы на приготовленном одеяле.

— Пора нам перекусить, — объявил Джалал и повел осла в тень подальше от могилы. В мешке, который вез ослик, обнаружились жареная птица, обильная порция плова, крупные финики из пустыни, медовые лепешки и кувшин шербета. Стражник и мулла жадно набросились на угощение, Джалал же с учениками предоставили им возможность сытно пообедать, а потом, разумеется, вздремнуть.

Втроем они поспешили назад к скелету. Земля сделала свое дело: кости очистились от плоти, разве что осталось пятно засохшей крови в том месте на грудине, куда вошел кинжал Фах-ра. Они все встали на колени, склонились над костями, что-то бормоча и уже не сознавая, что эти останки были когда-то человеком по имени Кифти.

— Обратите внимание на бедро, — сказал им Джалал. — Это самые крупные и самые крепкие кости во всем теле. Разве теперь не очевидно, отчего так нелегко вылечить перелом, если он происходит в костях бедра?

Посчитайте ребра, их двенадцать пар. Видите, они образуют клетку? И она защищает сердце и легкие, разве не удивительно?

«Изучать кости человека — совсем не то же, что изучать овечьи», — подумал Роб. Но этим вопрос не исчерпывался.

— А приходилось вам видеть сердце и легкие человека? — спросил он Джалала.

— Нет. Но Гален утверждает, что они очень похожи на свиные. А свиные мы все видели.

— А вдруг они не так похожи?

— Похожи, похожи, — сердито отозвался Джалал. — Давайте не будем упускать такую замечательную возможность поучиться, ибо скоро те двое возвратятся. Заметили, как верхние семь пар ребер прикрепляются к грудине гибким соединительным материалом?

Три следующие соединены общей тканью, а две нижние пары вообще не соединяются с передней частью тела. Ну, разве Аллах (велика его мощь!) не самый премудрый изобретатель, а, зимми? Разве не чудесна та основа, на которой соорудил Он тело созданных им людей?

Так, сидя на корточках под палящими лучами солнца, они устроили пир знаний, проходя урок анатомии на останках убитого человека.

* * *

Позднее Роб с Мирдином долго отмокали в банях медресе, смывая с себя память о кладбище и разминая мышцы, затекшие от непривычного труда могильщиков. Здесь-то и отыскал их Карим, и Роб по лицу друга сразу догадался, что что-то стряслось.

— Меня должны подвергнуть повторному испытанию.

— Но ведь ты сам об этом мечтал!

Карим бросил взгляд на двух преподавателей, которые беседовали в дальнем конце бани, и понизил голос.

— Я просто боюсь. Я уж почти потерял надежду на повторные испытания. Ведь для меня это уже в третий раз, и если я снова провалюсь — все, тогда конец всему. — Он хмуро посмотрел на друзей. — А так я хоть лекарским помощником работаю.

— Это испытание ты пройдешь играючи, — подбодрил его Мирдин.

Карим молча отмахнулся от его легкомысленного тона.

— Вопросов по медицине я не боюсь, меня беспокоят вопросы по философии и праву.

— А когда испытание? — поинтересовался Роб.

— Через шесть недель.

— Значит, у нас есть еще время в запасе.

— Я займусь с тобой философией, — ненавязчиво поддержал Мирдин. — А правом займешься с Иессеем.

Роб про себя заворчал, он вовсе не считал себя знатоком законов. Но ведь они с Каримом вместе прошли через эпидемию чумы, да и в детстве пережили схожие трагедии. Значит, надо помочь.

— Сегодня вечером и начнем, — сказал Роб и потянулся за полотенцем.

— Я никогда не слыхивал, чтобы тот, кто проучился целых семь лет, получил потом звание лекаря, — честно признался Карим, не скрывая от друзей охватившего его страха. Это была уже новая ступень взаимного доверия.

— Ты пройдешь испытание успешно, — твердо сказал Мирдин, а Роб согласно кивнул.

— У меня нет другого выхода, — откликнулся Карим.

46

Загадка

Вот уже две недели подряд Ибн Сина приглашал Роба к обеду.

— Ух ты, у нашего Учителя появился любимчик! — поддевал Роба Мирдин, однако в его улыбке сквозила не зависть, а гордость.

— Хорошо, что он проявляет такой интерес к Робу, — рассудил Карим. — Аль-Джузджани пользовался покровительством Ибн Сины с той поры, когда они оба были еще молоды, и аль-Джузджани стал великим врачевателем.

Роб хмурился — ему даже с товарищами не хотелось делиться тем, что он испытывал. Невозможно было описать словами, что значит в продолжение целого вечера быть единственным слушателем мудреца Ибн Сины. Однажды они посвятили вечер беседе о небесных телах — собственно, говорил Ибн Сина, а Роб слушал. В другой вечер Ибн Сина много часов подряд рассуждал об идеях греческих философов. Он знал очень много и излагал мысли без малейшего усилия!

Робу, в противоположность Ибн Сине, приходилось старательно готовиться к каждому занятию с Каримом. Он уже решил, что эти шесть недель не станет посещать никаких иных лекций, кроме законоведения, а в Доме мудрости взял несколько книг по праву и судопроизводству. Натаскивать Карима в области права отнюдь не значило совершать бескорыстное благодеяние со стороны Роба, он ведь и сам до сих пор этой областью наук пренебрегал. И, помогая Кариму, он сам готовился к тому дню, когда наступит его черед мучиться на испытаниях.

В исламе существуют две ветви права: фикх, или теория права, и гиариат[161], то есть божественные законы, открытые человеку Аллахом. Если добавить к этому еще и сунну[162] — истину и справедливость, явленные на примере жизни и изречений Пророка Мухаммеда, — то в результате получалась многогранная и исключительно разветвленная система знаний, перед которой может опустить руки любой адепт науки.

Карим честно пытался все это постичь, однако видно было, чего ему стоят эти попытки.

— Здесь слишком много всего, — жаловался он. Его напряжение очень бросалось в глаза. Впервые за семь лет (исключая только то время, когда они в Ширазе боролись с эпидемией чумы) он не ходил в маристан каждый день, а без ежедневного ухода за больными, как он сам признавался Робу, Карим чувствовал себя не в своей тарелке.

Каждое утро, прежде чем заниматься правом с Робом, а потом философией с Мирдином, Карим, едва небо начинало сереть, отправлялся на пробежки. Однажды Роб попытался составить ему компанию, но быстро отстал: Карим мчался вперед так, словно пытался убежать от собственных страхов. Несколько раз Роб настигал его, оседлав своего гнедого мерина. Карим проносился по просыпающемуся городу, мимо усмехающихся часовых у главных ворот, затем по мосту через Реку Жизни, а дальше бежал по полям и лугам. Робу казалось, что он вообще бежит, не разбирая дороги, ничего не соображая. Только мелькали пятки да ритмично поднимались и опускались ноги, что не требовало напряжения мысли, убаюкивало, успокаивало Карима, словно настой хюинг, сонной травы, — его давали в маристане безнадежным больным, которых мучили сильные боли. Роба тревожило, что его друг ежедневно расходует так много сил.

— Эти пробежки отнимают у Карима уйму сил, — жаловался он Мирдину, — а ему надо сохранить энергию для учебы.

— Ты не прав, — сказал на это умница Мирдин, сморщив нос и потрогав свою лошадиную челюсть. — Если он не будет бегать, то, я думаю, не сможет справиться с большими нагрузками на разум. — Робу хватило мудрости не спорить, потому что он не сомневался: здравый смысл Мирдина ничуть не уступает его учености.

* * *

Однажды утром Роба позвали к Ибн Сине. Верхом на гнедом он ехал по улице Тысячи Садов, пока не добрался до пыльного переулка, ведшего к роскошному особняку Учителя. Привратник принял повод коня, а когда Роб дошел до каменной двери. Ибн Сина уже ждал его.