На свои круги (СИ) - Турлякова Александра Николаевна

Сколько ещё он просидел так – в несколько дней не вберёшь, когда вот так же вечером охранник, звонко лязгнув запором, распахнул дверь и вошёл, подсвечивая факелом.

- Поднимайся! Вставай! Давай-давай!

Воткнул чадящий факел в уключину в углу и вышел, не закрывая дверь. Эрвин поднялся с соломенного матраса. Ну что там ещё? Только угрелся, приготовился спать, рука болеть перестала, позволила настроиться на сон.

В камеру вошёл барон, на плечах длинный дорожный плащ, а на ногах – высокие сапоги с блеснувшими в полумраке шпорами. Видать, только с дороги, с седла... И сюда? Ничего себе, чем это Эрвин заслужил такое внимание?

Долго молчал, рассматривая, не начинал разговора, и Эрвин первым заговорил:

- С приездом, что ли?..

Молодой барон усмехнулся, дёрнув подбородком.

- Мы разбили ваши войска, граф отступил к самому Гаварду...

- И?- Эрвин ждал продолжения и спросил.

- Пока заключили перемирие, обменялись заложниками, у графа Мард остались земли по берегу Ислы, остальные земли пришлось вернуть. Граф Гаварда всё оплатил из своей казны...

Последнее услышав, Эрвин скрипнул зубами от досады. Это была его казна и это были его земли. Как мог дядя Вольф так глупо распоряжаться тем, что не его? Какое имеет право?

- Вы проиграли.

- А барон Элвуд? Он жив?

- Да что с ним, со старым, сделается? Конечно, жив! Ещё в детстве, помню, старая цыганка нагадала ему, что в бою его не убьют, что помрёт в своей постели. Он ещё долго будет небо коптить, вот увидишь!

Эрвин молчал. Радоваться ему или огорчаться от таких новостей? Интересно, барон хоть знает, что Эрвин жив? Сообщил ли ему его сын об этом? Зачем он вообще сюда пришёл? Тоже мне, вестник!

- И что теперь?- спросил первым, не скрывая раздражения.- Что вы собираетесь делать со мной?

- Я написал письмо отцу, предложил отдать за небольшой выкуп, он долго не отвечал, а потом прислал человека с сообщением на словах.- Усмехнулся, тряхнув тёмными волосами.- Он никогда писать не любил, это точно... Ты ему не нужен даже даром. Что так? Я слышал, ты – его оруженосец, в любимчиках ходил... Что случилось? Что так?- повторил.

- Что было, то прошло. Зачем ворошить прошлое?

- А если поворошить?

На этот раз усмехнулся Эрвин.

- Вы хотите говорить об этом здесь? Нет уж! Я в вашей власти, хотите, казните, хотите, прогоните вон! Решайте только быстрее, я устал и хочу спать.- Эрвин демонстративно завернулся в плащ и ушёл вглубь камеры, сел на свой матрас, и всё под пристальным взглядом барона.

Что он ещё от него хочет? Зачем это всё? Он – его пленный и этим всё сказано. Что ещё надо?

И барон ушёл. Громко стукнула дверь, и лязгнул засов, только долго ещё метался по стенам свет выгорающего факела, оставленного Эрвину. Забыли ли его случайно или оставили специально – неведомо.

Эрвин же долго лежал и думал о том, что узнал. Вспоминал свои земли, тот проигрышный поход, что затеял граф Гаварда. Понятное дело, что граф Мард тщательно всё спланировал и приготовил: и время, и место, и силы собрал, у них целый год был для этого. Они отыгрались за своё поражение под Ритбергом, и отыгрались с лихвой, получили земли и деньги. И это перемирие. Насколько оно затянется?

Да и что ждёт теперь Эрвина? Что сделает этот барон, когда знает сейчас, что он и гроша ломанного не стоит?

* * * * *

Слуга подбросил дров в камин, и весёлый трескучий огонь создавал уют и тепло. После долгой дороги, стольких дней верхом, так здорово было оказаться дома, у тёплого камина, никуда не спешить, не торопясь поужинать и побыть в тишине, посидеть у огня с кубком разбавленного вина.

До весны граф Мард распустил всех своих баронов по домам, перемирие вступило в силу. Кому-то из особенно приближённых к сеньору достались заложники. Орвилу – нет, да и слава Богу! Подальше бы от этой войны, от всех этих забот, выспаться, отдохнуть от всего и заняться своими домашними делами, столько всего накопилось.

Тут ещё и этот... в тюрьме...

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Что прикажете с ним делать? Отцу он не нужен, видимо, впал в немилость, и что теперь? Ведёт он себя вызывающе, да и вёл себя всегда только так. На турнире – ничего путнего не скажешь, практически и не общались, только на пиру тогда зачем-то влез и завязал ненужный разговор. Да потом ещё встречались, когда он сопровождал Анию в Берд, тоже огрызался на предупреждения и конём толкнул нарочно.

Но держать его в тюрьме и дальше – какой смысл? Сгноить его в тюрьме? Кто пожалеет о нём? Он – никто! Кто знает, кто его отец? Кто его воспитывал? Да и воспитывал ли? У него ни земель, ни титула, он без роду и без племени, как говорят в таком случае. Может быть, младший сын своего отца? Понятно, что он как минимум рыцарь, ведь он умеет держаться в седле, обращаться с оружием. Он блеснул на турнире, дойдя почти до финала, а как сумел организовать оборону оставленных обозов, в момент собрал всех мальчишек-пажей и слуг. Да, об этом ему рассказал один из пленных пажей, взятых там, сейчас его уже вернули своему милорду за небольшой выкуп.

Это этот Эрвин сумел так быстро включиться и попробовал отбить атаку теми силами, что у него были. Благодаря этому погибли люди, товарищи Орвила, но в уважении ему не откажешь. Не всякий сумеет так быстро включиться и что-то сделать.

У самого Орвила к нему не было обид. Да, он был оруженосцем отца, и отец ценил его и приблизил к себе, да, он победил в турнирном поединке, но это был честный поединок, да, и всё это время он был рядом с ней, он мог общаться с ней. Он сопровождал её до Берда, и в этом Орвил завидовал ему, потому что хотел бы оказаться на его месте.

Но сейчас он сидел в тюрьме, это раз, тут ему не позавидуешь. Баронесса Айрин из Одерна из сострадания подарила ему коня и доспехи, она дала ему свой герб – белого голубя, и в чужих глазах на турнире он всегда был только «голубем», «птенцом» баронессы из Одерна. Никто не знает, кто он и откуда, да и имени его не вспомнят, он всего лишь птенец безымянный, словно только что вылупившийся из яйца. Никто не помнит его имени, на слуху только баронесса Айрин и её милосердие. И это два. Такому уж точно завидовать не будешь.

Ну, и три! Отец приблизил его, сделав оруженосцем, скорее всего, за то только, что он победил в турнире, только за победу над опальным сыном, поэтому он обратил внимание на этого безямынного выскочку. И сейчас, когда он оказался в плену, барон показал, что он на самом деле стоит в его глазах. Ничего! Ни-че-го... На предложение выкупить своего оруженосца барон Элвуд передал на словах: «Делай с ним, что хочешь...» Вот так! Вот тебе и оруженосец.

О, Орвил мог бы многое рассказать о характере своего отца, он не понаслышке знал, как он умеет отравлять жизнь. Что же такого сделал этот оруженосец, что потерял ценность в глазах своего сеньора? Чем он так не угодил своему милорду?

В этом у них была какая-то общность, они были похожи, они оба пострадали от барона Элвуда. И Орвилу хотелось знать, что такого натворил отцу этот сквайр?

А для этого надо хотя бы пообщаться, поговорить, что ли. Не в тюрьме же это делать?

Орвил и сам однажды провёл неделю в подземном заточении у своего отца, в Дарнте. Ему было тогда двенадцать лет. Барон Элвуд вернулся из очередного похода и потащил сына на охоту на дикого кабана. Когда свирепый вепрь порвал охотничью собаку, барон приказал дать сыну заряженный арбалет, чтобы он сам добил раненого пса. Но собака только что лизала ему руки, когда Орвил пытался утешать умирающего любимца, и он не смог выполнить приказ отца. Один из слуг вырвал арбалет из дрожащих ладоней баронского сына и сам добил раненую собаку, за что получил впоследствии от барона. А Орвила на неделю закрыли в камере подземной тюрьмы, держали на воде и хлебе. Барон Элвуд, конечно, громко ругался и осыпал сына такими насмешками и презрительными взглядами за трусость и малодушие, что забыть этот случай Орвил, как ни пытался, так и не смог.