Черное сердце - Эрик Ластбадер

Он тщательно сполоснул руки. Потом встал и осторожно перенес ногу через край ванны. И в этот самый момент — когда нога еще была на весу — в холле погас свет. Он даже не слышал щелчка выключателя, за дверью была только темнота, а в ванной света явно не хватало.

Он замер, прислушиваясь, но в ушах лишь громко пульсировала кровь. Теплая вода уже стекла, и по спине его побежали мурашки. Он поежился. Положение более чем невыгодное, точнее — уязвимое. Эта мысль придала ему решимости. Он сделал широкий шаг, пытаясь дотянуться до аптечки.

Влажные пальцы соскочили с гладкой зеркальной поверхности: он на дюйм не дотянулся до ручки. Он выпрямился и кончиками пальцев потянул за край дверцы. С грохотом пистолетного выстрела дверь в ванную распахнулась.

* * *

Трейси стоял совершенно неподвижно и отчетливо слышал многократно усиленные удары своего сердца — сейчас оно было таким огромным, что могло бы вместить в себя весь мир. На пороге между жизнью и смертью это вполне естественно.

— Надо еще придумать, как тебя убить, — произнес голос.

Дуло пистолета 38-го калибра, громадное, словно гаубица, снова прижалось к его пояснице.

— Можно, конечно, быстро и чисто, но сейчас я не в настроении. Ты сумел спуститься, а это значит, что на пятом этаже три трупа. Поэтому на легкую смерть можешь не рассчитывать. Первый выстрел в тазобедренный сустав доставит тебе массу удовольствия, сумеешь почувствовать все прелести жизни, доступные только калекам.

Визгливый кантонский диалект звучал странно, в нем явно было что-то не то. Ладно, пусть этим занимается тело, отвергающее саму мысль о смерти. Это голос врага — прекрасно! Пусть он станет для тебя совершенно невыносимым, вот так.

Он овладел собой и сосредоточился на тоне голоса, что голос говорит — неважно. Это единственная возможность спастись.

Болтуны всего мира одинаковы. Дайте любому из них оружие, например, пистолет, и в голосе его тотчас появятся нотки высокомерия.

Словесный понос. Трейси сталкивался с этим явлением даже в непроходимых джунглях Камбоджи. Непреодолимое желание продлить упоение собственной властью над другим человеческим существом — вот суть этого распространенного заболевания.

— А потом займемся другими суставами: кости, локти, плечи, колени и — да, верно, к тому времени надо будет подумать и о пуле в шейный позвонок, — китаец говорил так, словно все это не имело для него никакого значения. — От этой раны ты умрешь, а, может, и нет. Значит, будешь просто истекать кровью, пока не подохнешь.

Трейси прислушивался и оценивал ситуацию. Он говорит медленно... словно нехотя, спокойно, взвешивая каждое слово. Что может быть опасно: не исключено, что это означает ясное, рациональное мышление и умело подавляемые чувства. А в данный момент Трейси нужен был эмоциональный всплеск противника.

— Три трупа. Не представляю, как тебе это удалось, но следует признать, что тот, кто меня нанял, был дальновиден. Учитывая, что там был мой старший брат, я считал коридор идеально прикрытым. Потому, что он толстый, его постоянно недооценивают, а, между тем, это одно из его достоинств. Да, он великий боец.

Вот он ключ, понял Трейси, и мгновенно воспользовался им.

— Не такой уж и великий, — возразил он на кантонском диалекте, — я легко справился с ним, несмотря на свои раны.

— Клянусь богами, ты лжешь! Все куаилолжецы!

— За правдой отправляйся на пятый этаж, — спокойно сказал Трейси. — Пойди, взгляни на его жирный труп. Пусть он взорвется от гнева.

— Не может двигаться, возможно, но мертв — ни за что не поверю.

Но тон голоса изменился, и Трейси заметил это. Китаец уже не цедил слова, атмосфера эйфории была нарушена, в голосе появились высокие раздраженные нотки. Противник был выведен из равновесия: Трейси знал что-то, чего не мог знать он, а именно — о судьбе его брата. Надо повернуть гайку еще на один виток.

— Я одним ударом раздробил ему шейные позвонки, — теперь резко изменить тон, пусть он будет грубым и наглым. — Он сдох, как кретин!

— Ты лжешь! — завопил китаец.

Клапан выброса эмоций открывался слишком быстро. Противник теперь вынужден принимать решения в условиях действия двух факторов, психологического стресса и нехватки времени. От ледяного спокойствия не осталось и следа.

— Будьте вы прокляты, куаило!

Трейси чувствовал дуло: как только эмоциональный всплеск нарушил рациональное течение мыслей, давление пистолета на копчик ослабло, противник сгорал от желания отомстить, нанести ответный удар.

Давление пистолета исчезло совсем, и в тот момент, когда Трейси приготовился нанести удар, на шею его легла рука. Резкий толчок в нервный центр, и в глазах у него потемнело. Мир вернулся в виде светло-зеленых и серо-голубых пятен. Они двигались, и он попытался следовать за ними. Наконец, зрение сфокусировалось. За окном раскачивались ветки деревьев. Громадное, необъятное небо. Качается и подпрыгивает. Сквозняк.

Они ловко связали меня, подумал Трейси. Стальная проволока врезалась в запястья и невыносимо жгла лодыжки даже через носки. Сквозь ресницы он пытался наблюдать за происходящим. Рядом с ним на заднем сиденье находился молодой китаец, впереди еще двое.

— Он очнулся, — быстрый и резкий кантонский диалект.

Рядом сидел тот самый, который подкараулил его на лестнице. Дуло его пистолета было направлено прямо в голову Трейси. Видно было, что он лишь ждет повода, чтобы нажать курок. Значит, сейчас самое главное — не дать ему этого повода. Брат его остался на пятом этаже в больнице Королевы Елизаветы. И сейчас ему больше всего хочется мстить, и мстить страшно.

Тощий китаец на пассажирском сидении впереди обернулся. На нем была фетровая шляпа, но даже из-под нее было видно, что его голова выбрита до зеркального блеска. Он протянул руку, и Трейси увидел на тыльной стороне запястья татуировку: дракон, сжимающий в когтистых лапах меч.

Ладонь его раскрылась, словно бутон, в полумраке машины тускло блеснуло лезвие ножа, и в одно мгновение исчезло. Он демонстрировал Трейси быстроту своей реакции. Отмечено.

— Я не позволил Кау убить тебя, — ноздри его раздувались. — Это было нелегко. Он ненавидит тебя за то, что ты сделал с его братом, — он взмахнул ножом перед глазами Трейси. — Ты должен исчезнуть бесследно, так нам было приказано, — он засмеялся. — Можешь воспользоваться своим искусством и убивать рыб на дне залива Ист-Ламма. — Нож его совершил свое положение для данной каты движения, и лысый удовлетворенно ухмыльнулся. — Споешь свою последнюю колыбельную акулам.

Следующей задачей Трейси было определить, где именно он находится. Это позволит ему достаточно точно вычислить, каким временем он располагает.

Он пошевелился. Достаточно резко для того, чтобы привлечь внимание Кау, но при этом не возбуждая у него подозрений. Несколько раз ему удалось скосить глаза в окошко.

Он приказал мышцам тела полностью расслабиться и отдался на волю дорожных ухабов и рытвин, которые бросали его из стороны в сторону. В действительности же он полуразвернулся к Кау, одновременно сползая по сиденью таким образом, чтобы его связанные запястья оказались около ручки двери. Его перевозили в четырехдверном «мерседесе».

Двери, конечно же, были закрыты на предохранители, но это его не смущало. Он украдкой поглядел в окно: машина мчалась под сто километров в час. Со связанными руками и ногами шанс выжить на такой скорости не превышал пяти процентов. Значит, этот вариант не годится.

Вместо этого он занялся путами на руках. Один конец проволоки слегка торчал из узла, и он начал изгибать его, используя в качестве рычага дверную ручку. Дело шло очень медленно, главным образом из-за подозрительности Кау. Хотя и без него ему вряд ли удалось бы достаточно ослабить провод, разве что конечной остановкой их был бы Абердин.

И он стал тайком наблюдать за своими тремя провожатыми. Трейси приходилось встречать людей типа Кау: фанатично озабоченные своим телом и его мышечными реакциями. И тем не менее он пользовался пистолетом. В общем-то, не удивительно: неважно, сколь хорошо тренировано тело, но после длительного общения с огнестрельным оружием человек начинает полагаться исключительно на его действительно отменные качества, что неминуемо ведет к уменьшению скорости реакции. Это неизбежный процесс, не имеющий ничего общего с физическими данными индивидуума, психология в чистом виде, желание всегда и во всем полагаться на механическое приспособление.

Из них троих основное внимание, конечно же, следовало уделять Кау. Он был возбужден до такой степени, что вполне мог выстрелить. Двое других пока не представляли опасности. Пока. Один вел машину и вынужден был сосредоточиться на дороге: двухтонный «мерседес» на скорости свыше ста километров в час требовал внимания. Второго отделяла от Трейси спинка сидения.