Савва Морозов - Анна Федорец

Мария Федоровна была умна и начитанна, знала несколько иностранных языков, в том числе очень хорошо — немецкий, французский, а когда понадобилось, быстро выучила итальянский и английский (впоследствии, живя на Капри и не имея возможности выступать на сцене, Андреева будет зарабатывать на жизнь переводами). О ее удивительных способностях писал уже упоминавшийся революционер H. Е. Буренин. В 1906 году, будучи в Финляндии, на одном из вечеров Андреева прочла революционное стихотворение на финском языке. «Мария Федоровна выучила незнакомый ей текст на одном из труднейших языков, хотя получила его всего за несколько часов до выступления. Кроме исключительных лингвистических способностей, которыми она была щедро одарена, этому способствовало горячее желание тронуть сердца зрителей».

С детства полюбив книги, актриса не расставалась с ними всю жизнь, используя их при подготовке ролей. Н. И. Комаровская, описывая квартиру Желябужских, отмечала: «Жила она в прекрасной квартире. Много комнат, множество прислуги. Но от парадного убранства комнат веяло холодом. И каким же контрастом являлся маленький кабинет Марии Федоровны, с большим письменным столом и обилием книг на столах, на полках, в шкафах. Книги были самые разнообразные: художественная литература на разных языках, масса книг по вопросам искусства и большая полка книг по философии: Кант, Маркс, Гегель… «Бери книги, какие тебе нужны для работы, — разрешила мне Мария Федоровна, — моя библиотека в твоем распоряжении».[508]

Андреева была очень трудолюбива, требовательна к себе и, в значительной мере, к окружающим. Это особенно проявлялось в ее работе над образами. Н. И. Комаровская, которая на протяжении двух лет тесно общалась с Марией Федоровной, да и потом не порвала с ней отношений, писала в воспоминаниях: «К своему искусству Мария Федоровна относилась требовательно и сурово. Часто она говорила, что не нашла себя на сцене. Возможно, что в исполняемых ею ролях она не находила полного удовлетворения, но всегда вызывала сочувствие к судьбе своих героинь».

Трудолюбие и добросовестное отношение к служебным обязанностям признавали за Андреевой и руководители театра. Так, когда режиссер А. А. Санин устроил Марии Федоровне скандал, незаслуженно выгнав ее с репетиции «Снегурочки» (1900), не кто иной, как Немирович-Данченко заступился за Андрееву и просил вернуть ее на сцену. Владимир Иванович писал: «В М. Ф. Андреевой мы имеем артистку, не только талантливую и с честью несущую первый репертуар, но и безупречно добросовестную ко всему, что только поручалось ей Дирекцией за время существования нашего театра. Так же, как и другие артисты, она никогда не ставила препятствий к достижению намеченных нами задач, так же, как и другие, никогда не отказывалась ни от какой, хотя бы совершенно демократической работы, какая ей поручалась. Достаточно, если я напомню Вам, что в течение целого сезона она без малейшего противоречия участвовала в «Чайке», исполняя обязанность закулисной певицы, обязанность, от которой во всяком другом театре отказалась бы артистка, занимающая амплуа… Ее добросовестность равна добросовестности наших других артистов и стоит на высоте достоинства нашего театра».[509] В этом письме Владимир Иванович прямо называет Андрееву «талантливой и добросовестной артисткой».

М. Ф. Андреева обладала стальной, поистине непреклонной волей. Если у нее что-то было на уме, она доводила задуманное до конца невзирая ни на какие преграды. Доказательством этого служила вся ее нелегкая жизнь. Характеризуя С. Т. Морозова, Андреева отмечала: он «легко поддавался влиянию людей, награжденных большой волей». Между строк нетрудно прочесть: одним из людей, этой самой большой волей награжденных, являлась сама Мария Федоровна. Современники говорили о ней как о человеке смелом, наделенном кипучей энергией и мужской хваткой.

По словам Станиславского, главной чертой характера Андреевой являлась экспансивность, то есть «преувеличенное отношение ко всем случаям и явлениям жизни». Это подтверждают слова приемного сына актрисы А. Л. Желябужского, подчеркивавшего ее «беспокойную, мятущуюся натуру, живой, деятельный темперамент».[510] Мария Федоровна обладала неудержимой, подчас взрывной эмоциональностью. Вкупе с присущей актрисе язвительностью это качество становилось причиной ее конфликтов с окружающими. Станиславский в письме Немировичу-Данченко в августе 1897 года сообщал: М. Л. Роксанова «…высказывала мне, между прочим, свои опасения о том положении, которое она займет в Обществе в качестве платной артистки. Я понял, что она более всего боится Желябужской, о характере которой, вероятно, она что-нибудь слышала».[511] Константин Сергеевич описывал, как он в 1890-х годах боролся с честолюбивыми устремлениями Марии Федоровны. И судя по всему; его усилия принесли плоды — в 1904/05 году, когда Мария Федоровна играла в рижской труппе, ее коллега по сцене, актер В. И. Лихачев отмечал, что она стала «…для нас, артистов, ярким примером. Мы учились у нее той правде на сцене, которой она владела в совершенстве. У нее мы учились скромности, учились не выдвигать себя «на первый план», какое бы положение мы ни занимали в театре».[512] То же качество выделял в Андреевой революционер-подпольщик П. С. Заславский: «Она была очень скромным человеком».

Иными словами, в характере Марии Федоровны, безусловно, присутствовали хорошие качества. Однако наиболее яркими были качества негативные.

Так, Мария Федоровна хорошо сознавала, что она красива — и умело этим пользовалась. Само по себе это, возможно, было бы не так уж плохо — если бы цели, в которых она пользовалась своей красотой, не были разрушительны. По-видимому, Андреева в совершенстве владела искусством обольщения. В XIX веке это искусство было распространено достаточно широко. Владевшая им женщина обладала целым арсеналом средств, позволявших ей добиваться заранее намеченного результата. В их число входили не только одежда и косметика, но и парфюмерия (запахи, которые притягивают — и которые отталкивают), мимика, язык поз и жестов, а также слова: Андреева хорошо сознавала, когда, что и каким тоном ей следует сказать, чтобы добиться желаемого. Ремесло артистки ей в этом оказывало большую помощь: она в совершенстве владела своим телом, голосом, мускулами лица. А. Н. Серебров описывал эпизод, когда в гости к Андреевой пришел увлекшийся ею Горький. «В комнату вошла Андреева; мне ее пока не было видно. Но вот она появилась у рояля, в закрытом черном платье, тоненькая золотая цепочка треугольником сходится на груди, на медальоне с бриллиантовой звездочкой. Завитки волос на затылке кудрявятся — только что из ванны, — свежая, привлекательная, в тонком аромате парижских духов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});