Солги обо мне (СИ) - Субботина Айя

— И я не знаю, зачем я это сказала, - продолжаю разговаривать сама с собой. Это нервное. У меня так уже бывало - когда от переизбытка эмоций рот отключался от головы и речевой аппарат начинал работать сам по себе, и с этим невозможно было что-то сделать. А рядом с Меркурием у меня все идет наперекосяк. - Просто… кажется, сказала, чтобы сказать.

— Я знаю, Планетка, - немного резковато останавливает он и задумчиво скользит ладонью обратно вниз, обхватывает и разминает пятку.

Моя стопа тридцать пятого размера кажется еще более крохотной в его крупной ладони. Или все дело в дурацких пушистых носках? Олег наверняка бы сказал, что я снова нарядилась в ребенка, хоть в целом пару раз его подобные вещи как будто даже подталкивали к действиям определенного сексуального характера. Но я привыкла - он же и так все время зовет меня «своей девочкой». А Меркурий?

Я стыдливо поджимаю пальцы и пытаюсь высвободить ногу, но он в ответ лишь крепче сжимает пальцы.

— Больно? - только теперь поднимает голову и, когда наши взгляды пересекаются, я чувствую, как диванчик подо мной начинает куда-то уплывать.

— Нет, носки дурацкие, - еле слышно бормочу я, уже напрочь забыв, что собиралась вернуть себе каждую конечность.

— Отличные носки, Планетка, очень в твоем стиле. - Он усмехается и продолжает мягко разминать стопу.

И в тот момент, когда подключает вторую ладонь и проводит пальцами в ложбинке на пятке, я все-таки издаю долгий негромкий стон. Первую секунду даже не понимаю, что этот звук родился и вырос во мне, а потом со стыдом и паникой закрываю рот ладонью и мотаю головой.

— Все в порядке? - Меркурий слегка наклоняет голову к правому плечу и, конечно, прищур его глаз красноречиво довольный.

— У тебя хорошо получается, - бормочу это «так себе оправдание». - А у меня всю неделю были жесткие прогоны и… В общем, пятки в данный момент моя эрогенная зона.

Что я несу?

Откровенно признаюсь, что движения его пальцев меня возбуждают?

Или что за все последнее время (или вообще за всегда?) это вообще единственное, что будоражит во мне все эти эмоции и запускает в голове карусель неприличных картинок с нашим участием?

Меркурий хмурится и собирается что-то сказать, но я лезу вперед, чтобы не дать ему окончательно разрушить мое самоуважение.

— Это не то, о чем ты подумал. Я просо устала и мое чувство юмора сейчас стремится к нулю. Я… То есть ты и Олег… Я хотела сказать, что…

— Может ты лучше помолчишь? - встречным предложением перебивает он. - Где Олег? Спит?

Я только беспомощно киваю.

Мы снова молча смотрим друг на друга. Это какой-то немой разговор: ты уверена, что он спал? Ты уверена, что он спит достаточно крепко? Ты уверена, что нам не нужно оттолкнуться друг от друга и разлететься в разные части вселенной, пока мы не сделали что-то такое, о чем будем горько сожалеть?

— Эта тёлка для меня ни хуя не значит, Планетка, - говорит он, снова опуская голову. Но совсем немного, если только это не плод моего возбужденного воображения, подается вперед. Так, чтобы между ним и моими коленями практически не осталось свободного пространства. - Это просто…

Он запинается, и я заканчиваю за него:

— Для здоровья?

— И откуда все это в твоей розовой голове, - вздыхает Меркурий, но, конечно, это звучит как согласие с моими словами.

— У меня двое старших братьев - я еще и не такое знаю про ваши мужские отмазки.

— Предлагаю свернуть тему, пока мне не пришлось тебе объяснять, чем «мужские отмазки» отличаются от мер профилактики ряда мужских болезней.

— Простатит - он такой, - серьезно говорю я, вспоминая целую историю на эту тему, которой поделилась Ольча. - Моя сестра работает в медицинском центре, делает разный массаж. И вот приходит к ней как-то пожилой мужик лет сорока…

— Пожилой? - Меркурий прикрывает глаза и издает какую-то жутко сексуальную смесь смеха и стона. - И тут я почувствовал весь груз своих тридцати трех лет.

— Прости. - Мне жутко неловко. Еще и потому, что Олегу - тридцать пять, но я как-то ни разу не думала о нем как о старике. - Понятия не имею, почему так сказала. Ты отлично выглядишь, как для… ранней старости.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но на этот раз я уже действительно шучу, и мы оба это знаем, поэтому, когда Меркурий в шутку легонько шлепает меня по икре, я делаю вид, что почти готова упасть в обморок.

Мне кажется, эти пять минут - лучшее, что случалось со мной за последнее время.

Нет. Это просто самое лучшее.

Пять минут абсолютного блаженства, за которые я ни разу не вспоминаю о тех его жестоких словах. Может, потому что и он сейчас какой-то другой?

Глава шестьдесят вторая: Меркурий

Глава шестьдесят вторая: Меркурий

Если бы мне было лет двадцать, я бы еще нашел какое-то оправдание идиотской щекотке в груди, которая накатывает волнами каждый раз, когда Планетка просто открывает рот. Даже если она несет какую-то фигню - сначала про простатит (что, блять?!), а потом - про сорокалетнего «старика». Мой вставший на нее член возмущенно дергается в штанах и остается только верить, что поза, в которой я сижу, определенным образом скрывает этот «видимый факт моего глубокого интереса».

Старик, блять.

Я младше твоего мужа, Планетка!

— Так вот! - Она говорит громким шепотом, и в полной тишине огромной кухни ее голос отбивается от стен забавным тонким эхо. - Приходит тот клиент к Ольче и говорит: «У меня вот такие и такие проблемы, я почитал в интернете и понял, что мне нужен массаж простаты - вы не могли бы…»

— Планетка, остановись. - Хочу ржать в голосину от разнообразия мимики на ее лице. Мне кажется, даже если бы я ни хрена не слышал, одного ее личика было бы достаточно, чтобы превратить меня из черствого долбоёба - в Капитошку. - Сорян, но я не готов обсуждать с малолеткой проблемы мужского здоровья, в особенности того, которое лечится через задницу.

Самое забавное во всей этой ситуации - я даже не представляю, что мог бы обсуждать что-то подобное с любой из своих баб. Вообще любой, даже с той, что работала хирургом. А с этой мелочью - запросто. Даже если это чисто поржать.

— Я могу рассказать еще забавную историю про гея, - быстро предлагает она.

Мы пересматриваемся и, кажется, абсолютно одновременно кривим губы, как бы говоря: «Это точно не самая удачная альтернатива».

Но ее пятка до сих пор в моих руках, и я готов променять год жизни еще хотя бы на минуту вот этого - просто сидеть рядом, просто шутить, просто иметь возможность дотрагиваться до нее. Даже если совесть уже откровенно тычет в глаза третьим пунктом моего Личного Кодекса: женщины друзей - табу.

А еще наш разговор расслабил Планетку - и она вряд ли осознает, что уже не цепляется в дурацкий плед, и его края расходятся в стороны, обнажая сначала ее круглые колени. Потом - мускулистые бедра и выше, до того места, где короткие пижамные шорты (бля, они тоже с котятами!) присобрались в районе промежности.

У нее реально пиздатые ноги.

Длинные, достаточно крепкие, подкачаные - я хорошо вижу каждую вылепленную тренировками мышцу и точно знаю, сколько усилий она потратила, чтобы выглядеть вот так. Это не тонкие «палки» одинаковой толщины у бедра и щиколотки, и не здоровенные ляжки бабищи, которая на каждом шагу кричит, что штанга и силовые тренировки - это все фу и уродует женщину.

Если бы Вика, как утверждает, дышала спортом и жить не могла без спортзала - ее ноги были бы хотя бы в половину такими же крутыми. Но у нее, конечно, все и близко не так.

— Как твои успехи с укрощением большой железной палки? - спрашиваю я, цепляясь взглядом за крупный синяк на внутренней стороне бедра. Только это удерживает меня от желание развести ей ноги и попробовать, какая она там - в том месте, где эти безобразно короткие шорты собрались в складки.

— Я очень стараюсь, - послушно отвечает она. - Еще мало что получается, но я научилась делать пару связок и даже почти перестала спотыкаться на стрипах.