«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа - Феликс Кузнецов

Это была та жизнь, которую Шолохов знал. И — любил. А потому уже в своих ранних рассказах он старался писать правду. И мучился, когда это у него не получалось. Даже яркий, самобытный талант, печатью которого с самого начала были отмечены его лучшие рассказы, далеко не всегда помогал ему преодолевать цензурные препоны. Ради того, чтобы пробиться в литературу, просто быть напечатанным, ему приходилось отбирать порой для своих рассказов, посвященных жизни донского казачества, сюжеты, которые не встречали бы противодействия со стороны тех, для кого само слово «казак» было ненавистным. Большею частью эти рассказы повествуют о той борьбе с бандами, которая велась на Дону в 1921—1922 годах, и лишь немногие касались восстания верхнедонцов в 1919 году. Некоторые рассказы страдали прямолинейностью, как того требовали ультрареволюционные догмы молодых пролетарских писателей, группировавшихся вокруг «Молодой гвардии» и «Октября». В условиях столь жесткого догматического давления Шолохову приходилось поступаться подчас и художественными решениями.

Но «классовый подход» к литературе, который властвовал в ту эпоху, не испытывал к автору никакой жалости. Вот почему Шолохову в самом начале его творческого пути приходилось порой идти на уступки жестким цензурным требованиям. Он был вынужден идти на них еще и из-за ужасающего безденежья. Оба письма М. Колосову — от 24 мая и 5 июня 1924 года — крик души о безденежье: «деньги нужны до зарезу»: не получив гонорара за рассказ, Шолохов не может даже выехать в Москву.

Чтобы не быть «белой вороной» в среде «молодогвардейцев», Шолохов в 1924 году предпринимает попытку вступить в комсомол. Это было ему необходимо для того, чтобы получить образование, пойти тем путем, которым шел его молодой рязанский друг Василий Кудашев: поступить на рабфак, а потом — в Университет.

Казалось бы, эта попытка была успешной. Однако, не тут-то было. 10 ноября 1924 года Шолохов пишет жене:

«Часа полтора назад приехали в Миллерово. Слезли на постоялом и я прямо пыхнул в Окр[ужной] Ком[итет] РЛКСМ. Тут сюрприз — оказывается, меня вышибли из Союза, в Миллерово есть по сему случаю извещение, которое (между прочим) не произвело на меня ни малейшего впечатления. Аттестат не стали свидетельствовать, ссылаясь на то, что гр-нам не членам Союза таких штук комсомол не должен выдавать, а могут такую “историю” выдать только в том случае, если это затребует учреждение. Посоветовали действовать через Московский Ком[итет] РЛКСМ, если это понадобится. Аттестат с резолюцией пересылают в Каргин. Ну, да и черт с ними, с сволочами! Обойдемся и без него, как и раньше обходились».

Сын Шолохова Михаил Михайлович так комментирует это письмо отца:

«Собираясь в Москве поступить на Рабфак, куда в то время некомсомольцев не принимали, отец то ли вступил в члены РЛКСМ, то ли успел лишь подать заявление об этом, не знаю, поскольку с отцом я на эту тему не разговаривал, а мать точно вспомнить не могла. При этом, как она рассказывала, одному из своих друзей он откровенно признался, с какой целью это делает. Тут же все стало известно местному комсомольскому “начальству”, и оно поспешило известить Окружком РЛКСМ, что Шолохов М. А. членом РЛКСМ не является»56.

Три года спустя, в 1927 году, уже будучи автором двух книг рассказов и работая над первой книгой «Тихого Дона», писатель предпринимает еще одну попытку — и вновь безуспешную — вступить в комсомол. Вот как рассказывает об этом земляк писателя Андрей Андреевич Каргин, который жил по соседству с Шолоховым, а позже стал секретарем Вёшенского райкома комсомола:

«Я расстался с Михаилом Шолоховым весной 1922 года: он после курсов налоговых инспекторов уехал в Букановскую станицу, а я — в Климовку.

В конце 1924 года меня направили в Вёшенскую, где с 1926-го по декабрь 1927-го работал секретарем райкома комсомола.

Летом, в двадцать седьмом, посетил райком, уже будучи писателем, Михаил Александрович Шолохов. Он просил принять его в комсомол, но в то время по постановлению “О регулировании роста комсомола” разрешалось принимать только рабочих, батраков и бедняков.

За несколько месяцев (июнь, июль) Шолохов много раз посетил райком. Вместе с членами бюро Дмитрием Телицыным и Валентиной Лапченковой читал нам в рукописи первые главы романа “Тихий Дон”»57.

Приведенное выше письмо писателя жене от 10 ноября 1924 года, впервые опубликованное М. М. Шолоховым в 1995 году, опровергает слова Г. Сивоволова: «Утверждение некоторых авторов, что Шолохов поехал в Москву затем, чтобы поступить учиться на рабфак, не находит своего подтверждения. Такого намерения у Шолохова не было»58.

Как видим, такое подтверждение имеется, причем прямое.

Шолохов уезжал в Москву, чтобы получить образование. Свидетельство тому — и его наивная аллегория «Трое», посвященная «Рабфаку имени Покровского» и опубликованная в 1923 году в газете «Юношеская правда». Это была вторая в жизни начинающего писателя публикация, и она пронизана чувством затаенной зависти к «вихрастому, с упрямым лбом и веселыми глазами» рабфаковцу, которого Шолохов писал, скорей всего, с Василия Кудашева, сумевшего поступить на рабфак.

Без рабфака Шолохову, который в силу обстоятельств военных лет не смог закончить гимназию, поступить в вуз было невозможно. Ему оставалось «усиленно заниматься самообразованием», как писал он в «Автобиографии». Благо для этого были необходимые возможности: в их доме была богатая библиотека. А. А. Каргин свидетельствовал: «В доме Шолоховых я бывал часто...

Александр Михайлович был образованный, интеллигентный человек. У него была большая библиотека, и я у Шолоховых впервые брал и читал некоторые произведения Л. Н. Толстого, И. А. Гончарова, М. Горького»59.

Самообразованием Шолохов занимался всю жизнь. Ему помогала в этом его уникальная память, о которой говорили все, кто хорошо знал его. Сын писателя отмечал, что «отец обладал редкостной памятью», знал «большое количество стихов самых разных поэтов» и мог «приводить по памяти огромные отрывки из прозы»60.

Уроженец Дона, маршал авиации А. А. Ефимов в воспоминаниях «Мои встречи с М. А. Шолоховым» рассказывает, как Шолохов по памяти читал Тютчева:

«В пору печали и раздумий люблю его больше всех других поэтов», — говорил Шолохов. «Как он читал! Весь преображался, глаза начинали сиять каким-то необыкновенным светом. Он не просто декламировал стихи, он передавал всю картину событий, все богатство мыслей и в то же время наслаждался напевом, показывал свое отношение к поэту... Я, честно скажу, как бы заново открыл для себя Тютчева после этой встречи»61.

По свидетельству многих близко знавших его людей, Шолохов был образованнейшим человеком своего времени, отмеченным высочайшей духовной и душевной, нравственной культурой. И эти качества закладывались с детства, закладывались, что характерно для большинства русских интеллигентов той поры, прежде всего и главным образом неуемным, беспредельным чтением.

Мария Петровна Шолохова вспоминала:

«Читать он любил всегда, с самого детства. Со слов Михаила Александровича, из рассказов его отца знаю, что они с отцом были как друзья-ровесники. “Минька слишком резвый был!” — объяснял отец... Двенадцати-тринадцати лет читал уже совершенно все книги, какие мог достать.

Был у них в станице поп, и библиотека у него замечательная. Михаил Александрович ходил к нему — брал книги. Так этот священник специально оставлял его на час-другой — только поговорить!»62.

Существует искаженное, обедненное представление о том круге станичной интеллигенции, в котором рос будущий писатель, к этому кругу принадлежал его отец и его окружение.

В письмах писателя к жене всеобъемлюще воссоздана атмосфера, в которой он воспитывался, что убедительно опровергает представления «антишолоховедов» о Шолохове как узколобом комсомольце, который и помыслить не мог о трагедии казачества. Факты свидетельствуют, что молодой Шолохов был так далек от той мифической фигуры «комиссара», «чоновца» и «продотрядника», правоверного комсомольца 20-х годов типа Авербаха, каким его пытаются представить «антишолоховеды». Его переписка той поры, равно как и воспоминания близко знавших его людей не дают никаких оснований для такой характеристики. Слова Шолохова из письма жене от 10 ноября 1924 года о том, что извещение об исключении его из комсомола (или непринятии в него) «не произвело... ни малейшего впечатления», не были пустой фразой. Это подтверждает и свидетельство сына писателя, что Шолохов не скрывал, «с какой целью» он стремился вступить в комсомол — ради поступления на рабфак. Думается, что если бы молодые писатели из «Молодой гвардии» услышали подобные слова или узнали, что менее чем за год до этого, в январе 1924 года, Шолохов венчался в церкви со своей невестой, они бы немедленно исключили его из своего «прихода».