Воспоминания. Том 3 - Сергей Витте

О нем я достаточно говорил ранее.

Какие пружины им руководили, мы увидим далее.

Работа эта с Высочайшего соизволения поручается государственному секретарю (благонамеренному либералу) и его товарищу (умному чиновнику pour tout faire). Компилятивная из всяких конституций работа этих чиновников попадает в руки образованнейшего, благодушно-либерального, талантливого иepapxa русской петербургской аристократо-бюрократии (учился в лицее, а затем всю жизнь работал в Государственном Совете, как же не аристократ чиновник?), а затем под его штемпелем приходит ко мне, главе правительства, в то революционное время. И если бы эти основные законы я пропустил, то оказалось бы, что Государь вторично после 17 октября добровольно, или вернее, бессознательно ограничил свою власть не только до степени несравненно ниже власти Микадо нашумевшей в последние десятилетия Японской Империи, но ниже власти французского, а в некотором отношении даже швейцарского президента республики. С такими основными законами Государство и Его правительство было бы политически кастрировано, находясь под ударами таких сдвинувшихся из равновесия людей, какими являлись в значительном числе депутаты первых Государственных Дум. И конечно, в конце концов, кто бы оказался виновным в беззубых основных законах; которые бы еще усилили смуту. Конечно, никто иной, как Витте...

20-го марта я представил Государю проект основных законов так, как они были изменены советом.

Наступили Светлые Праздники и Его Величество для рассмотрения этого дела собрал совещание под своим председательством после праздников, в конце марта или начали апреля. В совещании присутствовали: министерство, значительное число членов Государственного Совета, в том числе граф Пален (бывший при Александр II министром юстиции), Горемыкин, граф Игнатьев - все по приглашению 264 Его Величества, затем Великие Князья Владимир Александрович, Николай Николаевич и Михаил Александрович со своим не то воспитателем, не то советником, генералом Потоцким.

При обсуждении были некоторые характеристичные прения. Главнокомандующий войсками гвардии Великий Князь Николай Николаевич по поводу статьи о новобранцах выражал мнение, что было бы желательно, чтобы количество призываемых ежегодно новобранцев определялось в порядке Верховного управления помимо законодательных собраний. Ему возражал Великий Князь Владимир Александрович что количество призываемых новобранцев весьма затрагивает весь быт населения и что поэтому раз решили организовать Думу и Государственный Совет, то нельзя помимо их издавать указы, очевидно, имеющие характер не повеления, а закона, что одно из двух, или не верить, или верить в будущую Думу, если не верить в патриотичность русских людей, то нечего и созывать Думу, а если верить, то нельзя такой важный закон, как определяющий число новобранцев, проводить без Думы. В заключение Великий Князь Владимир Александрович сказал: "я с своей стороны верю в Россию, в русских людей, верю, что дума будет патриотична, потому что она будет состоять из русских людей, а потому отношусь к будущему без опасения". В результате предложение Великого Князя Николая Николаевича не было принято Государем.

Затем прения вызвали разногласие между членами совета министров о несменяемости судебных деятелей. За сменяемость говорили министр юстиции Акимов и я.

Мои соображения заключались в том, что принцип несменяемости судей у нас был принят при самодержавном и неограниченном Императоре и касался не Государя, а министра юстиции и вообще высшей юстиции и администрации, что после 17 октября является новое положение вещей, при котором атрибут неограниченности Монарха отпадает, а потому является вопрос, который должен быть решен ныне основными законами, будет ли Государь иметь право в случае, если он признает нужным, сменить судью или нет. Мне кажется, что если это право будет принадлежать Государю, но не подчиненным Ему лицам и учреждениям, то оно скорее будет служить обеспечению независимости и беспристрастности судей.

Граф Пален горячо возражал против сменяемости, упустив вероятно, из виду, что он сам, будучи министром юстиции, 265 вследствие принципа несменяемости уничтожил назначение судебных следователей, как лиц затем несменяемых, и всюду ввел исправляющих должность судебных следователей, дабы они были сменяемы. И теперь у нас почти все судебные следователи исполняющее должность. Затем Горемыкин также настаивал на несменяемости.

Государь согласился с меньшинством.

Во что же ныне обратилась эта несменяемость при режиме Столыпина-Щегловитова?..

Как предлагало большинство членов совета, сменяемость допускалась в виде исключения по усмотрению Государя, а теперь несмотря на несменяемость господин Щегловитов сменяет кого вздумает, и судебное ведомство впало в маразм угодничества министру юстиции, от которого зависит благосостояние судебного персонала.

По поводу статьи 35 о неприкосновенности частной собственности произошел между мною и Горемыкиным обмен мнений, который, как я тогда не думал, будет затем иметь важное значение.

Рассуждая об этой статье, которая осталась в редакции, установленной советом, Горемыкин между прочим высказал, что предстоящую Думу, а срок открытия ее уже приближался, вообще не следует допускать говорить о принудительном, хотя бы возмездном отчуждении, а в случае, если она не подчинится этому требованию, то правительство должно будет Думу разогнать.

Это решительное мнение, по-видимому, понравилось многим присутствовавшим и кажется Государю, Я с своей стороны заметил, что не могу согласиться с таким заключением и советом. Можно не разделять мнения о принудительности отчуждения, но из этого не следует, чтобы Думе воспрещать обсуждать эту меру и проектировать по этому предмету законы. Это именно такой вопрос, который должен составить предмет преимущественных суждений Думы и, если эти обсуждения будут корректны по форм, то я решительно не вижу причины, за то, что она захочет сосредоточиться на крестьянском вопросе, Думу разогнать. Если она решит что либо несоответствующее, то для этого и проектирована вторая палата - Государственный совет, чтобы недомыслия или увлечения Думы не пропускать. Этот обмен мыслей, так и кончился. А затем, как это будет видно далее, это разногласие во мнениях послужило одним из мотивов моего прошения об отставке.

Оно послужило Горемыкину лестницею, чтобы при помощи Трепова занять после меня пост председателя, а 266 затем, по крестьянскому вопросу, и разогнать первую Думу. Мысли, им тогда выраженный, как бы служили представлением его программы, а когда он был назначен, то и должен был эту программу выполнить.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});